Никто не уйдет живым

«Я так не уйду».

Бесстрастно и нехарактерно для себя, словно какая-то темная и хитроумная рептилия свернулась у нее в голове и нашептывала советы, Стефани решила, что лучше быть убитой после того, как нанесешь ужасную рану своему убийце. А если она умрет злой и мстящей, то, возможно, такой и останется, а не жертвой, влачащей жалкое и вечное существование в этих ужасных стенах.

«Осталось недолго».

Первый посетитель, вошедший в ее комнату, был неожиданным.





Шестьдесят один




Стефани услышала, как шаги двух человек медленно приближаются к двери. Одному из них приходилось тащиться по коридору. Второй шел следом, терпеливо и молча.

Пока дверь отпирали, Стефани слышала, как кто-то тяжело дышит от натуги, поворачивая ключ и ручку.

Дверь приоткрылась, но никто не вошел. Не сразу, по крайней мере. Вместо этого послышались голоса.

– Чтобы все было сделано, когда я спущусь, ясно? – Это был Фергал, но тот, к кому он обращался, не ответил, что его разъярило. – Ясно? Ты, блядь, не только тупой, но и глухой, что ли?

– Лады, лады, – ответил Драч; было слышно, что говорить ему трудно.

– Это из-за нее я тя взъебал, так что разберись с ней, или я разберусь с тобой.

– Я сказал «лады», ага?

– Если она не сдохнет к тому времени, как я разберусь со второй щелкой, значит, можешь отрезать кусок пленки под свой размер. Понял? Пять минут – и все.

– Ага, – тихо ответил Драч.

– Покажи.

Шуршание куртки из «гортекса».

– А другая штука где?

Стефани услышала, как в коридоре снаружи шелестит пакет.

– Хорошо, – сказал Фергал. – Смотри, узнаю, что ты врешь – выбью те последние зубы. И не снимай цепь, пока она не остынет.

Сказав это, Фергал пошел обратно к лестнице, видимо, чтобы заняться Светланой.

Подтекст их разговора и то, что их не заботило, слышит ли она, подвел Стефани к грани обморока. На мгновение она перестала чувствовать ноги и руки и так испугалась, что у нее все поплыло перед глазами.

А потом Драч прошаркал в комнату, чтобы убить ее.





Шестьдесят два




– Давай-ка сделаем это по-быстрому, типа.

Драч не смотрел на нее ни когда говорил, ни когда, морщась, прохромал внутрь. Он закрыл за собой дверь, словно хотел обеспечить уединение для того, что собирался сделать.

– Ты знаешь, што будет, так давай без кипеша. Не надо, ага?

Стефани разинула рот и тяжело задышала из-за чего-то, похожего на изжогу. Должно быть, она выглядела так, словно впадала в шок. Может, так оно и было. Потом она ощутила тошноту, но смогла плотнее сжать в пальцах зеркальный нож. «Смогу ли я его вообще поднять?»

Лицо Драча было так чудовищно изуродовано, что потрясение выбило ее из оков ужаса. Один глаз не открывался, веко было фиолетово-сине-черным и гротескно выпячивалось, словно у него на лице выросла слива. Нос увеличился вдвое, переносица была рассечена горизонтально пополам. Широкая полоса черной крови показывала, где над хрящом лопнула кожа. Второй глаз отличался краснотой вокруг синей радужки. Нижняя губа напоминала дирижабль.

Драч с трудом сгибал правую ногу, и Стефани видела сквозь джинсы, как распухло его колено. Похоже, он не мог пользоваться одной рукой, безвольно свисавшей вдоль бока. Или, возможно, у него были сломаны ребра, и он прикрывал их. В пальцах болтавшейся руки был пузырек с кислотой.

Он заметил, как Стефани смотрит на пузырек.


– Не думал, што к этому придет, типа. Извини и все такое, ага? Но ничего уже не переиграешь, типа. Ты знаешь, как оно бывает.

Он поднял другую руку. В ней был зажат синий пакет; такие были ей знакомы по магазинчику сикха, торговавшего в конце Эджхилл-роуд. Драч сглотнул, облизнул верхнюю губу.

– Ты знаешь, что к чему, девочка.

Несколько секунд она недоумевала, зачем ему пакет, а потом догадалась: Драч собирался задушить ее, надев пакет ей на голову и сжав вокруг шеи.

– Ага? Знаешь? – спросил он, потому что понимание в глазах Стефани, должно быть, выдало неожиданное осознание того, как ей предстояло умереть.

Он вытянул пакет перед собой и потряс им, чтобы точно завладеть ее вниманием.

– Лучше поспешить, типа. Не то штобы другие тут это оценили, но я работу сделаю, ага? И будет быстрее, если ты мне поможешь с этой штукой. Ты ничего не почувствуешь. Обещаю.

Прежний брехун, лжец, снова выглянул на поверхность, чтобы убедить ее, что она должна позволить себя убить и умереть без всякой возни.

– Лучше сама надень, ага? Это как заснуть. – Он сказал это, словно сам так делал сотню раз. Но под синяками его лицо лишилось цвета и стало бледнее, чем она когда-либо видела. Он согнулся пополам. Сплюнул кровью на ковер, а затем его вырвало.

– А, сука. А, сука. А, сука, – пробормотал он, прежде чем выпрямить спину. – Бляха-муха.

Он шмыгнул и снова посмотрел на нее своим красным глазом.

Стефани бросила взгляд на дверь и задалась вопросом, не стоит ли за ней, подслушивая, долговязый бабуин; Фергал мог двигаться бесшумно, если хотел. Поэтому она заговорила очень тихо и быстро:

– Кислота. Плесни ему в лицо. Я скажу полиции, что ты тоже был пленником. Клянусь. У тебя не будет неприятностей. Обещаю. Обещаю.

Драч сглотнул.

– Не. Не сработает, Стеф.

– Отпусти меня. Нас двое. Мы справимся. Он и тебя убьет. Ты это знаешь.

Ее искушала мысль вытащить зеркальный нож и сказать: «Вот что у меня есть», – но другой, более глубокий инстинкт не дал ей раскрыть этот козырь.

Драч покачал головой.

– Надо делать так, как я объяснил. Или возьмусь за пузырек.

Скривившись, он приподнял руку с кислотой.

– Часики тикают. Надень пакет на лицо, типа. Ну, знаешь, как капюшон. Или я тебя оболью, девочка. Если б я был тобой, я знаю, что бы выбрал.

Стефани сглотнула. Стиснула рукой осколок зеркала.

– Ладно. Сделай это сейчас. Пока он не вернулся. Я готова.

Драч выглядел удивленным, но ему так хотелось разделаться с работой, пока не вернулся Фергал и не вышиб ему зубы, что он подковылял к ней немедленно. Потом протянул руку с пакетом.

– Вот. Просто надень на голову, типа. Потом я возьмусь сзади. Мигом управимся. Никаких дырок нет, штобы дышать. Я проверял. Мучиться не будешь, типа. Мамой клянусь.

«Если у тебя на голове будет пакет, ты не увидишь, куда бить. Действуй, когда он подойдет».

Она взяла пакет.

Красный глаз Драча следил, как она забирает его, но сам он стоял чуть поодаль, чтобы она не могла дотянуться; ему и так было больно, и он не хотел рисковать.

Она встряхнула пакет рукой, которая была как чужая, и неуверенно положила на голову так, что он сидел как бумажная шапка из рождественской хлопушки.

– До конца, типа. Иначе не сработает. До самого подбородка, – добавил он деловым тоном, как будто проводил инструктаж по надеванию мотоциклетного шлема. – Обе руки используй, типа.

У нее не было выбора; она должна была натянуть пакет на голову, потому что Драч подошел бы только чтобы стянуть ручки у нее на шее и задушить ее. И когда он будет так близко, она нанесет удар.

Она сдвинула пакет ниже, на лоб, при помощи одной руки. Если бы она воспользовалась обеими, ей пришлось бы отложить зеркало, а она могла его не нащупать, когда пакет окажется у нее на голове.

«Может быть, он все равно использует кислоту, просто не хочет смотреть тебе в глаза, когда будет лить ее на твою голову».

Но другого способа приманить его ближе не было. Стефани попробовала надеть пакет одной рукой, потом протолкнула нож вокруг ягодиц и прижала бедром, чтобы Драч не заметил острия.

Она нервно натянула пакет на лицо, а потом на затылок. Он шуршал у Стефани перед глазами, и ее окутал запах полиэтилена. Она огляделась и увидела пол и собственное тело через верхушку пакета, открывавшуюся рядом с ее шей.

А потом Драч оказался сзади, очень быстро, тяжело дыша.

Он был нетерпелив. Помня о времени и угрозах Фергала, он, должно быть, торопился задушить ее. Пакет сомкнулся вокруг ее горла. Свет померк.

«Слишком поздно!»