Никто не уйдет живым

Всех известных жертв Гарольда объявили пропавшими без вести между 1965 и 1981 годами.

Помимо тех, чьи личности были установлены, в стенной полости на втором этаже, бывшей некогда сушильным шкафом, обнаружили беззубые трупы двух девятнадцатилетних девушек; считалось, что Беннет убил их с промежутком в несколько дней. Также предполагалось, что они были иностранками – возможно, студентками по обмену, туристками или даже автостопщицами.

Эмбер в своем старом блокноте называла одну из сущностей «женщиной, которая ходит». После обнаружения этих двух неопознанных тел она начала думать, что подвижная сущность, с которой она сталкивалась, могла на самом деле быть двумя отдельными призраками: тем, что забирался к ней в постель, и тем, что копался в ее сумках. Хотя сущность, ставшая ей хладной соседкой по кровати, говорила по-английски и не была иностранкой.

Оставалось еще так много неизвестного, а одержимость Питера Сент-Джона отцом и сыном отвлекала внимание от жертв. Это казалось до омерзения несправедливым, потому что в доме № 82 по Эджхилл-роуд убивать всегда было проще, чем умирать.

Беннеты не были религиозны. У них не было связей с чем-либо, имевшим отношение к вере или оккультизму, по крайней мере, таких, что обнаружили бы полицейские или Питер Сент-Джон. Насколько было известно полиции и СМИ, пороки жестокого, буйного выпивохи-отца передались сыну с задержкой в развитии, который унаследовал хищную и агрессивную сексуальность родителя. Но это не было адекватным объяснением того, что следующее поколение кровожадных сутенеров и убийц переняло отвратительные традиции дома. Эмбер всегда считала Беннетов и Фергала всего лишь орудиями, человекоубийственными орудиями, поддающимися влиянию сосудами для чего-то, нашедшего их полезными, сущности, понуждавшей других убивать для нее: ей «нужна была компания», как однажды сказал Фергал Донегал Драчу в присутствии Эмбер. Но только ли в компании было дело? Возможно, смерть увеличивала силу и область влияния того, чему служили в том доме. Смерть шла ей на пользу. А если так, то станет Эмбер орудием или жертвой? От чудовищности этой мысли у нее перехватило дыхание.

– Господи Иисусе.

Каждую женщину, умершую в доме, задушили, что намекало на ритуальный аспект убийств. Официальное заключение следствия назвало близкую связь между modus operandi Гарольда Беннета и того, кто убил первых четырех женщин в 1920-х, задушив их бельевой веревкой, «убийствами в подражание».

Гарольд Беннет использовал для удушения жертв садовый шпагат, прежде чем укрыть их трупы в каминах, стенных пустотах или под половицами. Артур Беннет попросту закопал обеих жертв в саду, в неглубоких могилах, но задушил их тем же шпагатом, который его отец использовал во всех своих известных убийствах. Фергал расправился со своей единственной жертвой-женщиной, Маргаритой Толкой, используя все тот же шпагат. Полиция нашла несколько катушек в квартире на первом этаже.

Схожие элементы в убийствах каждой женщины на протяжении сотни лет – использование петли и присваивание трофея – демонстрировали Эмбер, что целая грань кровавой истории все еще оставалась необъясненной. Убийцы менялись; методы и цели оставались теми же.

Значит, их должна была направлять она: Черная Мэгги.

«Но как она может быть здесь?»

Эмбер вышла из кабинета и направилась в свою комнату. Разделась и села на кровать, откинулась на подушки из гусиных перьев, согретая простынями из лучшего хлопка и одеялом из шелка тутового шелкопряда. Мелочи жизни, призванные целиком преобразить Эмбер и увести от нищеты, ее пыли и грязи, дешевых съемных комнат и хозяев трущоб, подонков-преступников, унижений, безнадежности существования на дне без гроша в кармане. И все же – вот она, в своем личном дворце, чувствует, что до сих пор зажата в грязной руке истории.

Часы показывали два сорок пять. Она почти не спала прошлой ночью, а день был полон езды и покупок, и паники, и чужих мужчин в ее доме, искавших по комнатам то, от чего она сбежала три года назад. Размышления о Беннетах довели ее до головной боли и нервозности. Еще она была напугана, но испуг был окрашен началом безбрежной и раскаленной ярости; огнеопасной и мстительной ярости, которую она чувствовала корнями зубов.

Эмбер проскользнула под одеяло. Она готова была впасть в кому от переутомления, той доходящей до костного мозга усталости, что приходит, когда отступает прилив ужаса.

Она решила закончить свой внутренний спор, вернувшись к логике Джоша: «Фергал не может знать, что ты здесь… это практически невозможно… он, скорее всего, мертв… никаких следов за три года… он исчез, потому что его заставили исчезнуть другие преступники… они все социопаты и не доверяют друг другу… крысы и хорьки… ты открыла папки с документами по пьяни и тебя накрыло рецидивом… вот и все… слишком большое совпадение, чтобы быть чем-то кроме… документы, сны… просто пыль… старое здание… вот и все…»

Она не оставит свой новый дом. Только не прошлому. Только не им. Никогда.

«Постарайся дотянуть до утра.

Не заходи в кабинет, хоть какое-то время. Не спеши.

Отдохни несколько дней. Съезди в Корнуолл. Посмотри на море. Почитай книжки. Ешь, пей, гуляй. Проводи время на улице…

Не возвращайся до выходных. Приедет Питер. Он останется на выходные… ты не будешь одна…»

То ли почувствовав себя в чуть большей безопасности, то ли слишком утомившись, чтобы думать, Эмбер уснула в своей ярко освещенной спальне.





* * *


– Неплохо. Но видал я и лучше. Посмотрела бы ты, какое местечко я отгрохал на Ибице.

Эмбер пыталась ответить Драчу, который нагло расхаживал по черной комнате и осматривал стены. Его большие выцветшие глаза были широко раскрыты в хорошо знакомом ей предвкушении; глаза горели намерением унижать и ранить, критиковать и мучить.

Она отчаянно хотела выплюнуть свою злость в его костлявое лицо. Но она не могла говорить, а ее ноги и руки отнялись. Во рту у нее торчало что-то отдающее резиной. С подбородка капала слюна. Голова заполнялась запахом горячих пустых грелок, подводных масок, натянутых на сухое лицо.

Драч ходил вокруг нее, туда и обратно.

– Думаю, што буду здесь очень щаслив. Думаю, это будет моя комната. – За парой новых красных кроссовок на его вышагивающих ногах волочились шнурки и бумажные ценники.

Комната была черна как деготь. Стены и пол покрывали толстые слои маслянистой краски. Мерцание четырех свечей отражалось от нее, как лунный свет от ночного океана. Запах подсохшей сырости, пыли и застоявшегося, отдающего деревом воздуха, какой собирается под половицами, мешал Эмбер думать, заставлял ее забывать и, казалось, увеличивал ее беспомощность, как газ-анестетик.

– У нас был договор. Соглашение. Ты думаешь, што мы о нем забыли? Думаешь, мы такие долбоебы, что спустим тебе твои обещания?

Она попыталась непокорно выкрикнуть: «Нет!» – но у нее во рту был кляп. Все силы и воля Эмбер были исчерпаны попытками остаться на полу. Ее тело было таким бесплотным и слабым, что ноги на несколько дюймов оторвались от поверхности.

А над ней, на потолке, что-то было, и тянуло ее к себе непреодолимым магнетизмом. Неотступное желание заполучить ее заставило все сопротивление и всю ярость Эмбер раствориться в отчаянии. Она больше не понимала, что сковывало ее сильнее и надежнее: крепкая зеленая веревка, что связывала ноги в лодыжках и коленях и прижимала руки к телу, или жгучее чувство бессилия из-за невозможности позвать на помощь.

Эта реакция радовала то, что неустанно тянуло Эмбер все выше и выше к потолку, прочь от пола. Ее сознание вскрыли и копались в нем, как в украденной в толпе сумочке. Она чувствовала веселое довольство существа и его детальную осведомленность о ее чувствах. Им недостаточно было того, что она беспомощна и связана; они все еще и были у нее в голове, шептались, как мерзкие детишки, с которыми ее закрыли в одном шкафу.

– А если думаешь тут оставаться, так давай, выкладывай бабло, типа. Тебе еще все счета оплачивать. Совет с меня не слезает. Газ, свет, вода. И за все дерут. Так што давай-ка, зарабатывай все, што нам задолжала, ага?

– Ага. Ты слышала, чего он говорит, – добавил стоявший в дверях Фергал. – Можешь начать с нашего гостя. Он на тя запал, а ты знаешь, что хочешь этого.

Запах лосьона Драча и вонючей одежды Фергала сменился облаком зловонного дыхания позади нее. Она попыталась обернуться, чтобы увидеть, кто прижался к ее ягодицам и теперь дышит ей в затылок. Но короткие пухлые пальцы у нее в волосах заставляли смотреть прямо. Небритый подбородок оцарапал ей шею. Маленькая жирная рука начала выправлять рубашку из-под пояса ее джинсов.


– А он хочет посмотреть, типа – сказал Фергал из дверей и ухмыльнулся тому, что держал в своих грязных пальцах.

Подхваченная за мокрые волосы на макушке, ее взгляду представилась голова Райана. Его лоб, казалось, выкрасили красным, виден был только один глаз; второй был закрыт синей опухолью размером с картофелину. Нижняя челюсть косо выпирала, что-то свисало из уголка рта.

Эмбер закрыла глаза, чтобы не смотреть на тело, болтавшееся в запятнанной лапе Фергала. И тихо, отчаянно, со всей оставленной ей небольшой подвижностью забилась в объятиях вонючей твари, которая теперь терлась о ее спину. Это только мешало ее попыткам оставаться рядом с полом, добавить массы своей все возрастающей невесомости, и она начала подниматься сквозь тьму вместе с маслянистым, жирным мужчиной, цеплявшимся за ее тело. Дыхание его стало быстрее, шумнее, почти астматическим из-за возбуждения. Он обхватил своими короткими ногами ее талию. Вцепившись в волосы у нее на макушке, он рванул ее голову назад, чтобы показать ей существо, притаившееся на потолке.

Эмбер отказывалась смотреть на него, но что бы ни сидело там, наверху, оно проскользнуло в ее сознание.

«Я приду к тебе. Ибо я положила там провести зиму».

Теперь она извивалась на линолеуме старой кухни, посреди обломков стекла, дерева и керамики. Безмысленно обращалась к поглощающей темноте с холодного пола:

– Их кровь за мою кровь. Ты думаешь, эти крысы достойны тебя беречь? Ты заслуживаешь лучшей компании.

Эмбер подскочила с матраса и сжала одеяло между двумя стиснутыми кулаками. От животного звука, поднимавшегося из глубин ее живота, у нее вибрировали кости лица.

– Нет. Нет. Я не делала этого. Я никогда не… – Она говорила и задыхалась одновременно, пока реальный мир не восстановился вокруг нее. Ее глазам открылась спальня: сливочный ковер, мебель «Сельва», длинные льняные занавески, светильники «Зенза Филиски», стенной шкаф с кучей полок, уставленных ее дизайнерской обувью – «Занотти», «Вествуд», «Гайгер», «Чу» – ни в одной паре ей было от этого не уйти.

Они собрались у нее в голове: Драч, Фергал, Беннет; это она помнила. Они пришли к ней в голову, и к ней в дом, и захватили его, и изменили его, и сделали ее пленницей и проституткой. Эмбер всхлипнула. А то, что медленно передвигалось по потолку, управляло ими, как марионетками.

Эмбер обхватила лицо руками и закачалась взад-вперед, изгоняя задержавшиеся у нее в голове образы этих лиц: забрызганные слюной рты, тонкие губы, сломанные носы, бегающие глазки, выглядывающие удобный момент, хитрые мозги, где измышлялись новые хитрости, трюки, неискренние предложения, требования-ловушки, обвинения.

Она глубоко вдохнула воздух своей комнаты. И была рада обнаружить, что спальня до сих пор могла похвастаться благоуханием изящества и новой роскоши. Зловоние черной комнаты и ее обитателей ушло. Она сделала еще один глубокий вдох, чтобы полностью очистить ноздри от миазмов прошлого, достаточно сильных, чтобы выбросить ее из сна. И ее нос учуял другой запах, появившийся только этой ночью, но немедленно узнаваемый. Аромат, разбудивший ее и наполнивший тяжелыми воспоминаниями, печалью столь огромной, что ее сердце разбилось.

Она учуяла дезодорант «Линкс» и гель с запахом чайного дерева, и жасминовый стиральный порошок, который использовала в старой стиральной машине, когда жила вместе с Райаном. А под этими ароматами она чувствовала сильный мужской запах его рубашек, который никогда не был неприятен; интимный запах, в котором она когда-то с радостью лежала после того, как они занимались любовью на кровати со сломанной ножкой и треснутыми перекладинами в их ужасной квартире в Стоке.

Запах Райана повис густым облаком вокруг ее кровати, всего на несколько мгновений, прежде чем исчезнуть.

Эмбер выбралась из-под одеяла, втягивая носом воздух, пытаясь взять след.

Следов не осталось. Райан исчез.

Но кто-то стоял снаружи ее спальни.

За дверью зашаркали, словно некто отступал после того, как его застали подслушивающим за Эмбер. Приглушенные шаги простучали по коридору второго этажа – неравномерные, ковыляющие, словно идущий был хром.

Джош? Она могла его разбудить. Может, она кричала во сне, вопила, билась, чтобы вырваться из кошмара. Но почему у Джоша трудности с ходьбой?

Снаружи, в коридоре, закрылась дверь.

Может, это дверь в ванную? Джош поднялся, чтобы сходить в туалет, и прислушался возле ее двери, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Может, он полусонный, потому и неловок и плохо держит равновесие.

Эмбер нужно было рассказать ему, кто только что стоял рядом с ее кроватью. Потому что сейчас никто не мог ее убедить, что Райана не было в доме. Он вернулся к ней. И ей нужно было рассказать Джошу о сне, разбудившем ее тошнотой и ужасом. Эмбер подбежала к двери спальни и отперла ее. Открыла и увидела темный коридор.

Она посмотрела вправо и влево, свет из ее спальни озарял проход: тканая ковровая дорожка, кремовые половицы и серебристые светильники, закрытые двери, чьи сделанные под старину бронзовые ручки отражали падавший сбоку свет. Дверь в комнату Джоша была закрыта. В ванную – тоже, и свет в помещении за ней не горел. Но она точно слышала, как закрывалась дверь. Сквозняков тут не было – дом очень хорошо изолировали – и все окна были закрыты. Может, Джош открыл окно и оттуда подул ветерок?

Справа от нее возобновились шаги. Отчетливый звук на лестнице: кто-то спускался вниз. Не стоило торопиться с выводами: скорее всего, Джош захотел выпить воды или планировал выехать пораньше. Может быть, он вышел из ванной и закрыл за собой дверь, прежде чем спуститься на первый этаж. Знание, что он в доме, придало Эмбер духу, чтобы пройти по коридору к лестнице. Она шлепнула по выключателю.

На лестнице никого не было.

Старое дерево все еще сияло от недавней обработки и лакировки – профессионально созданный блеск, который делал присутствие новых комков грязи неуместным и нежеланным. Толстые клубки волос и пыли, формой напоминавшие кучевые облака, лежали неподвижно, неприятно похожие на маленьких мохнатых животных. С вершины лестницы она видела каждый комок покоящимся на отдельной ступеньке, и отвращение от них было, как от грязных чужих следов в ее прекрасном новом доме.

– Джош, – тихо позвала Эмбер. – Джош? Ты проснулся?

Нет ответа.

Зачем Джошу ходить в темноте? Он может, сомнений нет – он должен быть в этом хорош; обучен двигаться без помощи света. Может, он ее не услышал.

– Джош? – Эмбер начала спускаться по лестнице. – Джош?

Никто не ответил снизу, из темноты. Но тишину первого этажа нарушили шаги; далекие ноги зашаркали по плитке кухни, неосторожных шагов было не больше трех. Возможно это был не Джош. «Райан?»

Эмбер спустилась в холл, на цыпочках обходя пыль, чтобы та не коснулась ее голых ног. Включила свет в холле и перешла в кухню. Дверь была открыта, комната за ней окутана темнотой. Эмбер остановилась и поежилась от ночного холода и прикосновения остывшего дерева к ее ногам.

– Джош, – громко повторила она.

В кухне закрылась дверь. Эмбер прикрыла рот, чтобы заглушить неожиданный резкий вдох. Это, должно быть, дверь, которая вела в гараж. Но Джошу ничего не могло понадобиться в гараже; у него не было причин туда заходить.

Сенсорные фонари в саду не зажигались. Если бы рядом с домом двигался человек, в саду было бы светло почти как днем. И она заметила бы яркие, как солнце, фонари через кухонные окна. Значит, в дом никто не вломился.

В ее сознании окрепла решимость последовать за звуками, узнать, кто ходит по ее жилищу. Потому что теперь Эмбер была зла. Она этого не потерпит; не потерпит странных запахов и шагов в своем доме. У них нет права здесь быть, заходить внутрь и будить ее, и пугать ее.

На мгновение она замерла в страхе, что пережитое в доме на Эджхилл-роуд открыло в ее голове окно, которое заставляет ее воспринимать потаенную жизнь любого здания, особенно ночью, как будто она была теперь заражена на каком-то неразличимом мозговом уровне. Если это было правдой, ей никогда не найти покоя в любом месте, где окончилась жизнь, куда вернулась душа. «Их должно быть так много».

Затаив дыхание, готовая разразиться воплем, она подошла к порогу кухни и потянулась сквозь темноту к выключателю на стене. Нажала на него. Шкафы из массива дуба, стулья от «Архаус», плита с двумя духовками «Саб-Зиро энд Вулф», вытяжка из нержавеющей стали, встроенный холодильник, шиферная плитка на полу, стальные светильники. И никого.