Никто не уйдет живым

Эмбер отыскала глазами дверь, ведущую в гараж. Та была закрыта. В гараже не должно быть ничего, кроме ее «Лексуса» и пустого морозильника, который она еще не заполнила припасами на грядущую зиму. Еще там были новая швабра с ведром, неоткрытые моющие средства, неиспользованные садовые инструменты, и больше ничего.

Гаражная пристройка была новым добавлением к дому и спроектирована по специальному заказу. Кто бы туда сейчас ни вошел, выбраться ему не удастся, если он не откроет выход с помощью панели управления рядом с рулонными воротами. А она услышит мотор из кухни, если автоматические ворота включатся.

Эмбер прокралась в кухню, не спуская взгляда с двери, ведущей в гараж. Прислушалась.

Ничего не услышала.

Сначала.

Пока за дверью кто-то не заговорил. Люди. Как минимум двое разговаривали в гараже тихими голосами. Слова были слишком неразборчивы, чтобы их понять. Но в ее гараже был не Джош. К Джошу это не имело никакого отношения. И взлома тоже не было. Происходило что-то совершенно иное.

Комната наполнилась запахом духов «Анаис Анаис».

«Прости мой нехороший английский».

Эмбер развернулась на месте, отчаянно ища взглядом источник запаха. В своем воображении она видела красивое лицо Маргариты: губы обведены карандашом, помада блестит, волосы, водопадом захлестывающие белые плечи, и латексное платье с вырезом на спине.

«Прекрасно выглядишь, дорогуша. Ошеломительно, типа».

В кухне вместе с ней никого не было. Так как могли оказаться здесь Райан и Маргарита? И так сильно всколыхнулись в ней ярость, отчаяние, самообман, что это не могло повториться еще раз, здесь, что Эмбер распахнула дверь, отделявшую кухню от гаража.

И уставилась в ледяную тьму. Пустоту, куда не проникал свет с кухни. Пространство, невозможно лишенное света, хотя не тихое и не спокойное.

Гараж должен был быть маленьким, таким, чтобы хватило места для машины и морозильника, и не более того. Но теперь она поразилась размерам тьмы за открытой дверью.

Воздух был холодным, давление его – неправильным для закрытого пространства; это было словно выйти на палубу корабля ночью и, оставив позади тесноту маленькой каюты, увидеть бескрайнее небо над океаном. Небо, не усыпанное звездами и не освещенное луной; вечную ночь, в которой она не могла разглядеть ничего. И в голову к Эмбер закралась новая мысль: что она может быть всего лишь пылинкой материи, стоящей в маленьком прямоугольнике желтого света посреди бесконечной тьмы, бессветного космоса, такого огромного, что она боялась, будто не понимает, где верх, а где низ. Головокружение холодком прошлось по мыслям и укололо в затылок, а потом на Эмбер нахлынуло ощущение, что из этой темноты за ней наблюдают.

Неуловимое нечто там, в глубине, имело форму, но не очертания. Ей мерещилась нарастающая плотность; масса, которая медленно и почти текуче двигалась теперь к свету и, возможно, вытягивала вперед голову.

Присутствие в пустоте за дверью заставило ее кожу покрыться мурашками, а губы – задвигаться, не говоря. Ее разум был поражен шоком и страхом настолько великим, что он ощущался сокрушительным ударом по голове.

Незримая сущность уже выскальзывала из черной комнаты. Тяжелая волна приблизилась к ногам Эмбер, как будто та стояла на мокром песке: прилив, а затем отлив невидимого присутствия, утопившего ее шок в смятении; недоумение и непонимание той черноты, что затопила ее разум. И в холодном потоке мириады мыслей казались не более чем импульсами на магнитной пленке, которую быстро перематывали и, кажется, стирали, потому что воспоминания вспыхивали и исчезали в течение мгновений, слишком коротких, чтобы зафиксировать их…

…она была испугана размерами залитого солнцем океана… и вспомнила о желании спрыгнуть с борта корабля в глубину, такую вихрящуюся, зеленую, голубую… оживающую пузырьками, которые поднимались и превращались в слой пены…

…ночное небо, увиденное со смотровой площадки… купол тьмы, такой безбрежной и испещренной осколками света… и вот ее воображение преодолевало скудное понимание того, что существует за пределами земной атмосферы… любопытство растворилось прежде, чем ее разум погас, как свечное пламя…

…а теперь появилась больничная койка… Эмбер сидела за столом в белой комнате… новая одежда лежала на кровати в хостеле, блузка была приколота к куску картона в пакете… «Мне она не нравится»… «Тебе придется это носить, потому что у тебя нет денег»…

…ей помогала пройти к дому полицейская в простой одежде… зеленые пластиковые ширмы закрывали фасад дома… ее бледное лицо, сфотографированное через прореху…

…«Он там, на кровати. В розовой комнате»…

…кружка водянистого чая, с виду похожего на куриный бульон… «они даже не пытаются»… ее барристер кричит на детектива, бьет по лакированной столешнице изящной рукой с накрашенными ногтями…

…лампы дневного света над ее рабочим местом на складе, где она потеряла сознание из-за гриппа…

…ее отец в солнечном свете, рядом с домиком-прицепом, одетый в шорты и смеющийся при виде своих белых ног, потому что она тоже смеялась над ними…

…игрушечная лиса с перепачканной мордочкой, которую она обожала в детстве, но о которой не вспоминала до этого момента… одноклассница в розовом платье держит кисточку: щетинки слиплись от серой краски, похожи на лепестки тюльпана… молочные бутылочки в пластиковом ящике, из-под серебристой фольги крышек сочатся желтые сливки…

…брошенное в поле автомобильное кресло, вонявшее кошачьей мочой… детский бассейн, полный скошенной травы, налипшей на маленькие ножки в саду, который делил пополам пропитанный креозотом забор… домашние сосиски в тесте лежат в банке из-под конфет «Кволити Стрит»…

…ее мать в парике, сквозь лицо проглядывает череп, кожа тонкая, как рисовая бумага, далекие глаза, глаза незнакомки…

…четверо сидели за столом, со слезами на лицах, вскидывая руки в воздух…

…пыль на непокрытых ковром половицах под старой кроватью… полиэтилен, испачканный черным изнутри… кирпичи, земля, штукатурка, доски, забрызганные малярной краской… скатанный коврик, пахнувший гаражом… ржавые гвозди… яблоня, отяжелевшая от плодов… завитки черной пыли… дикие цветы, джунгли сорняков… что-то похожее на старую газету в отверстии в полу, вскоре оказавшееся рукой мертвой девушки… черно-белые фотографии лиц, улыбки… загорелые ноги Маргариты поднимаются по лестнице… блондинка с сигаретой… слюнявая пасть собаки… черные руки… кожаный барабан… зуб на лестнице, его корень влажен… высохшие глаза под толстыми линзами очков… розовое покрывало… трубка на замотанном скотчем лице…

Эмбер согнуло пополам тошнотой, вызванной неожиданным наплывом воспоминаний и цветов, самой скоростью вращения, кульбитов и волнений ее сознания – вперед и назад, и кругом, и кругом. Желудок вывернулся наизнанку. Опустошил себя, как перевернутый пакет, который взяли за нижние уголки и встряхнули. Она услышала, как рвота плещет о пол кухни, но не могла ничего разглядеть через миллиарды искорок, умиравших в черной, круглой пустоте, заменившей ей поле зрения.

Она села, а потом упала на холодную плитку кухонного пола. Черный овал слепого пятна и его ужасающая глубина уменьшились и исчезли, позволив ей видеть.

Она не могла понять, пришла ли бомбардировка ее разума изнутри или извне, но была слишком слаба, чтобы беспокоиться об этом, и, лежа на полу и отплевываясь от горечи, просто радовалась, что все закончилось.

Черная Мэгги перелистала ее, словно потрепанные страницы старой книжки, и отбросила в сторону.

«Почему? Хочешь меня узнать, сука?»

– Сука. Ты сука.

Но внимание, которое вышибло воздух из ее легких, исчезло. Рассеялось. Больше не было на ней сосредоточено.


Она так устала, что не верила, будто сможет подняться; ей казалось, что она только что выполнила сотню приседаний на гладком полу спортзала.

Эмбер оглядела свое тело, и между ступнями увидела заднее крыло стоявшего в гараже черного «Лексуса», один из углов морозильника, новые красные кирпичи внутренней стены гаража, медную трубу в тканевой обмотке. Почувствовала запахи цемента, штукатурки и масла.

Вытерла губы тыльной стороной ладони и закрыла глаза.





Семьдесят восемь




– Что такое? Собралась куда-то? – спросил Джош из дверей кухни. Он увидел в холле ее сумки, аккуратно сложенные у входной двери. Когда он вошел в кухню, Эмбер уклонилась от его взгляда. Она потыкала яйца-пашот вилкой.

– Всего на несколько дней. Двух яиц хватит?

– Вполне. Пахнет вкусно.

Она подавила дрожь в голосе.

– Все местное. И бекон, и сосиски. Даже хлеб. Кофе в кофейнике. Только что сварила.

– Спасибо.

Краем глаза она увидела, как Джош подошел к мусорному ведру и бросил в него серый комок. Снова пыль, которую он не хотел ей показывать. Он занял стул у барной стойки.

– Рано поднялась?

– Со мной это часто бывает. – Распространяться она не стала, но почувствовала, что Джош за ней наблюдает, а на лице у него, как она полагала, было знакомое выражение озадаченности ее привычками и озабоченности ее душевным здоровьем. – Решила съездить в Корнуолл на пару деньков.

– Хорошо. Рад слышать.

Эмбер поставила на стойку две курящиеся паром тарелки.

– Соусы и прочие штуки все здесь. – Она мотнула головой в сторону приправ.

– Ммм. – Джош одобрительно закивал над тарелкой, уже набив рот. – Ты спать вообще ложилась?

– Голова слишком многим забита.

– Малыш, ты свалишься, если не будешь осторожнее. Прошлой ночью, наверное, тоже не спала? Тебе за руль-то садиться стоит?

– Ты поразишься, сколько всего я могу перенести.

Ее резкий ответ и тон застигли Джоша врасплох. Он не стал расспрашивать, почему она уезжает из дома всего через неделю; из дома, в котором только что завершился девятимесячный ремонт, отнявший триста тысяч фунтов за одну только реконструкцию и установку охранных систем.

Они ели в молчании.

– Звякни мне, когда вернешься. Просто чтобы я знал, что все в порядке, – сказал он наконец, прежде чем осушить чашку с кофе. – Надо мне ехать. Хорошо, что ты поднялась – ворота откроешь.

Он вытер рот салфеткой:

– Это было здорово. Спасибо за завтрак.

Перед самым выходом Джош остановился.

– Я хочу, чтобы ты выслушала еще чуток моих проклятых советов, Эмбер. Не живи здесь одна. Послушай того, кто сделал такую же ошибку. Подробности не обсуждаются. Но не живи одна с тем, что у тебя вот там – Джош ткнул пальцем в потолок, в сторону кабинета. – И с тем, что у тебя вот здесь.

Он постучал по своему виску.

– И я не о кошке говорю. Есть у тебя подружка, которая хотела бы провести долгий отпуск в Девоне?

Подружка: сама идея заставила ее неприятно рассмеяться. Самым близким подобием друзей для нее были люди, которым она платила, чтобы они помогали ей с делами: Джош, Виктория – ее барристер, Пенелопа – ее агент, Питер – ее сборщик материалов. Старые подружки из Стока – Бекка, Джони и Филиппа – все продали информацию газетчикам, когда история взлетела выше новостной стратосферы и весь мир превратился в толпу зевак. Ее относительно будничная юность, омраченная сумасшедшей мачехой и смертью отца, отличавшаяся несколькими экспериментами с легкими наркотиками да парой идиотов-бойфрендов, была перелопачена желтой прессой так же тщательно, как черная каменистая почва за домом 82 по Эджхилл-роуд, которую детективы из убойного отдела изучали, стоя на четвереньках; и все это благодаря ее подружкам.

Она оставила «подружек» в той части своей биографии, куда не имела ни малейшего желания заглядывать вновь. Она никак не могла забыть, что никто из ее старых приятельниц не предложил помочь, когда друзья ей были нужнее всего. На ее зов ответил только Райан.

«И погляди, что с ним случилось».

Эмбер проглотила комок, возникший в горле, когда она вспомнила о своем погибшем бывшем парне. Яркая странность его появления в ее снах, и в ее доме, породили краткую волну паники.

– Кто, например?