Никто не уйдет живым

Эмбер так и не поняла, что случилось первым, потому что все было так неожиданно и, казалось, происходило одновременно.

Она стояла, подставив лицо горячему водопаду, чтобы смыть цементную пыль и пот с кожи и волос. И только оказавшись под рьяными плетьми горячей воды, заметила, как ненадолго померк белый электрический свет в душевой. Сначала она подумала, что в комнате с гранитными стенами моргнули светильники.

Быстрый взгляд, брошенный за плечо, убедил Эмбер, что с потолочными лампочками все было в порядке, потому что они были достаточно яркими, чтобы ненадолго высветить силуэт того, кто вошел в душевую.

За тем, кто, не издав ни звука, вошел в комнату, тянулся пар, закручиваясь, как хвост огромной змеи. Значит, затемнение было вызвано вторжением призрака или человека в душевую; стремительным движением, пресекшим свет, падавший сюда из ванной. И от осознания, что она больше не одна в тесноте комнаты, у Эмбер чуть не остановилось сердце.

Темные стены душевой едва проглядывали сквозь облака пара; дальняя стена за лейкой душа, скрывавшая большой унитаз из черного мрамора, была вовсе не видна. Та часть сознания Эмбер, что осталась свободна от паники, заполнилась образом завернутых в пленку почти невесомых костей несчастной Келли Хьюз, осторожно извлекаемых из мрака под полом ванной дома на Эджхилл-роуд.

Эмбер развернулась и скрестила руки над грудями. Горячая вода продолжала лупить ее по голове и плечам, а теперь еще и распыляла воду над лицом. Она подумала, а потом уверилась, а потом испытала облегчение из-за того, что ошиблась, а потом – снова кошмарную уверенность, что видит в клубах и завитках пара, наполнявших тесное пространство, силуэт. Он стоял не более чем в четырех футах от нее, перед дверью, куда она должна была выбежать.

– Джош, – прошептала Эмбер. Она надеялась, что это Джош, несмотря на ужасное неудобство, которое создало бы его присутствие в том маловероятном случае, если бы он вломился к ней в душ.

Фигура исчезла, словно растаяла в потоках пара, а затем из них вновь проступил контур облезлой головы. Блеснуло что-то, видевшееся ей – или казавшееся – парой очков. И даже в этом месте чистоты, свежей воды, месте, полном ароматов гелей, лосьонов и шампуней, она была поражена жарким запахом твари, которая пришла в душевую, которая не была Джошем.

Помрачение света, возможное появление мужчины в темной, заполненной паром комнате, и далекий звук ее имени внизу – она лишь позже поняла, что это Джош взывал к ее вниманию с первого этажа – все это произошло за несколько секунд.

А потом Эмбер закашлялась, очищая носовые пазухи от грибного запаха нечистой мужской плоти, отравлявшего пар и ударявшего ей в лицо. Как будто разлагающиеся обноски давно не мывшегося бродяги срезали с бледного тела в жаркой, непроветренной комнате: скотская гормональная сыпь, свиная серная вонь, кислятина рвоты, а потом сквозь первую волну прорезался острый укус галитоза от почерневших десен. От такого оскорбления чувств желудок Эмбер скрутило, и она согнулась пополам, извергая кислую пивную пену и в то же время ковыляя к выходу.

В себя она пришла, лежа на спине.

Плитки холодили ей плечи и ягодицы, вода из душа обдавала лицо и слепила ее. Потребовалось мгновение, чтобы сфокусировать взгляд. Из-за удара в висок казалось, будто ее глаза вышибло из головы, и они остались висеть в воздухе, когда тело рухнуло на мокрый пол.

Туман расступился и пошел волнами, когда что-то рванулось через пар. Ее бедро стиснула рука, и хватка была так холодна, что Эмбер вскрикнула. Она попыталась откатиться, но второе прикосновение, холодное настолько, что кожа на ее колене поверила, будто пылает, удержало ее на месте и раздвинуло ей ноги.

Она закричала. Закричала и ударила по воздуху над собой. Прорезала ногтями теплый пар, заставила туман и воздух кружить, и волноваться, и танцевать вокруг ее обезумевших рук, которые атаковали пустоту над расставленными бедрами.

– Эмбер!

Джош ворвался в ванную. Его обутые в ботинки ноги стучали и скользили по плитке. Она увидела над собой, в густом белом флере, как его силуэт возник в двери душевой, а потом нырнул внутрь, в пар.

– Господи, Эмбер. Давай помогу подняться.

Он застыл, заметив ее блестящую наготу.

– О, боже, – пробормотал он. – Прости. Не знал. Поскользнулась, малыш?

Эмбер не могла говорить, и пусть даже в душевой было жарче, чем в тропической оранжерее, мышцы ее ног и рук тряслись и подергивались, как будто она оказалась в холодильной камере.

Встав на ноги, выйдя из душевой в ванную и укрывшись полотенцем, она рухнула на Джоша и разрыдалась в его рубашку.

Из-за неловкости, шока или просто понимания, что она не в состоянии объяснить, почему лежала на полу, кричала и размахивала руками в воздухе, раскинув ноги, Джош ничего не говорил, пока ее всхлипы не унялись.

– Там был он. – Она сглотнула. – Беннет. Там.

Она показала на душевую, отлепилась от промокшего Джоша, поправила полотенце и отошла к двери ванной.

– Он здесь. Эта свинья. Эта вонючая свинья. Этот насильник!

Она закричала так громко, что Джош вздрогнул и поморщился, прежде чем быстро подойти к ней. Он поймал ее запястья и вывел Эмбер из ванной за напряженные руки.

– Эмбер! Эмбер! Малыш! Послушай меня.

– Эта свинья! Эта сука!

– Эмбер! Я кое-что нашел.

– Этот ублюдок…

– Я нашел кое-что. Кажется, это наш парень.

Эмбер уставилась туда, где, по ее мнению, находились глаза Джоша; его очки запотели от пара. Она сглотнула и больным горлом прошептала:

– Здесь?

Джош кивнул и повернул голову, чтобы посмотреть на курящийся паром вход в ванную.

– Нам нужна будет лопата.






Девяносто один




– Это все, что у тебя есть? – Джош уставился на орудие, которое протянула ему Эмбер. С ручки все еще свисал ценник. – Садовая лопатка?

– Я же, блин, не подозревала, что буду здесь не только цветочки сажать.

– Нам придется дождаться завтрашнего дня. Добыть нужные инструменты, чтобы справиться с этой землей. Может, полицию привлечь.

– Нет. Сейчас. Надо сделать это сейчас. Мы так близко. – Эмбер снова обратила свое внимание к медной трубе, стоявшей в одном из углов земляного пола; в той его части, которую Джош рыхлил и копал обрезком доски, пока она мылась в душе.

Если они найдут там его; если они найдут там хоть что-то, связанное с домом в Бирмингеме, она сожжет это сама. Она не позволит подобным артефактам проклясть или осквернить еще одно место или продолжить влиять на нее. Этим Эмбер рисковать не могла. Что бы они ни откопали, оно будет сразу же уничтожено, согласен Джош на это или нет. Полицейских это не касалось. Они упустили свой шанс.

Всю поверхность земляного пола испещряли шрамы от недавних изысканий Джоша. Он перемещался систематично, на один квадратный фут за раз, и втыкал полую медную трубу так глубоко в почву, как мог, до того, как земля становилась слишком плотной, или кончик трубы упирался в широкий камень или твердый предмет в глубине. После каждого проникновения в землю он вынимал трубку, подносил влажный кончик к носу и нюхал. Он показал ей, как это делалось – как полицейские прежде искали закопанные тела на пустырях, в лесах и травянистых полях. Он сказал ей, что так находили детей в болотах.

Еще Джош рассказал Эмбер, что, хоть он сначала не придавал значения ее словам, будто Фергал похоронен под гаражом, однако видел, что сама она верит в свою теорию, и достаточно страстно, чтобы отдать четыре тысячи паре строителей, которые разнесли пол гаража в тот же самый день. Джош признался себе, что его версии относительно Фергала тоже мало что объясняют. Поэтому ему пришло в голову: если кто-то хочет зарыть что-то под землей на неохраняемом месте стройки ночью, пока нет рабочих, ему придется прятать улики незадолго до того, как зальют бетон, иначе строители заметят посторонний предмет в фундаменте, когда придут на работу. Такую закладку надо также делать довольно глубоко под землей, и умело к тому же, чтобы не привлекать внимания к перекопанной почве.

Он знал, что Фергал был в Девоне, и скорее всего вторгся на стройку до приезда Эмбер: проник в дом, о связи которого с будущей хозяйкой знали лишь четверо, включая его. Так же сильно, как и все остальное, признался Джош, он хотел узнать, что «этот ублюдок тут делал».

– Не буду просить тебя понюхать кончик этой трубы, малыш. Но поверь мне, там, внизу, что-то дохлое, – сказал Джош и кивнул в угол, который раскопал, как собака в поисках кости. – Я соскреб с маленького куска столько грязи, сколько смог, и нашел полиэтилен. Что-то, завернутое в пленку. Что-то сгнившее. И слишком большое, чтобы оказаться кошкой.

После прерванного душа Эмбер призвала здравый смысл и хладнокровие, чтобы переодеться, в то время как Джош стоял за дверью ее спальни. Пока он не видел, она уткнулась лицом в полотенце и задушила догнавшие ее всхлипы и слезы; последствия сексуального нападения мертвеца, пришедшего за ней в Девон из Бирмингема: Артура Беннета. «Старый извращенец» до сих пор не появлялся в ее доме, и она терялась в догадках, почему. Но теперь Беннет был здесь. Возможно, он поджидал особого случая. Возможно, из земли и тьмы призвали императорскую гвардию теперь, когда она приближалась к источнику: Старушке Черной Мэг. Черной Мэгги. Что бы здесь ни поселилось, сила и активность его возрастала день за днем, накапливалась и демонстрировала все больше своих черных козырей. Посланники являлись к Эмбер. Она чувствовала, как жаждут ее капитуляции.

– Не знаю, стоит ли тебе оставаться, Джош.

Он посмотрел на нее, удивленный и, похоже, разочарованный ее репликой.

– Э?

– Мне кажется, то, что там лежит, не относится к области твоей ответственности. Не входит в обязанности, и все такое прочее. Наверное, это смешно, когда я такое говорю, но не думаю, что могу гарантировать твою безопасность, если ты останешься.

Джош подавил улыбку и попытался разрядить атмосферу в полуразрушенном гараже, где они стояли. Он похлопал по карману своей куртки.

– Со мной твой маленький друг.

– Не слишком поможет в этой ситуации. И я немного беспокоюсь, что ты можешь стать для меня опасным, если поддашься тому, что может лежать под землей.

Джош перестал улыбаться.

– Я тебя не оставлю. Только не так, малыш. Не здесь. Так что, хочешь поработать с этой штукой в первую смену? – он кивнул на лопатку. – Или, может, нам обоим проще будет вооружиться ложками, чтобы убрать эту грязищу. Но давай приступим. Кажется мне, это будет долгая ночь.

Эмбер согласно кивнула:

– Но сначала скажи, ты умеешь сливать бензин?





Девяносто два




Джош нарушил молчание первым.

– Какого хера?

Он задавал вопрос себе в той же степени, в какой адресовал его Эмбер.

Они стояли вместе, в нескольких футах от края неказистого кратера, вырытого ими в земляном полу гаража; стояли бок о бок, едва соприкасаясь плечами, на месте, куда отошли после того, как Джош использовал метлу, чтобы сбить и смести последние комья и камешки с откопанного ими бесформенного свертка пленки.

Им понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к виду такого количества червей, пока они копали. Часть червей кровоточила, когда их разрубала лопатка. Толстые, сворачивающиеся кольцами, извивающиеся, мясистые черви; некоторые были длиной с небольших змей и, казалось, всасывались обратно в ходы, обнаженные во время раскопок.

– Ты когда-нибудь видела столько проклятых червей? – спросил ее Джош. В тот момент Эмбер решила не объяснять, откуда, как ей кажется, они взялись в таком количестве.

Почти два часа прошло, прежде чем они вырыли достаточно глубокую яму, чтобы полностью открыть то, что скрывала пленка; они работали лопаткой, пока не натерли мозоли на руках, и граблями из сада, и доской, чтобы разбивать, копать, царапать, разбрасывать, и явить свету лежавшее под землей. К тому времени, как Эмбер и Джош закончили рыть, они были все в грязи, джинсы покрылись красно-бурыми пятнами глины, руки почернели и покрылись коркой из-за того, что вытаскивали куски земли и горстями вычерпывали влажную почву.

Потолочные лампы заливали беспорядок желтым светом; в гараже пахло мокрой грязью, бетоном, деревом, прохладным вечерним воздухом, который окутал обнаженную землю, словно пришел вернуть себе то, что не было больше скрыто.

Все тело Эмбер болело, голова раскалывалась. Она чувствовала себя обмякшей с головы до ног и так вымоталась, что готова была лечь и вырубиться. Единственным, что сдерживало ее усталость, было потрясение и ужас открытия – возможно, последнего открытия, после которого невозможное казалось не таким уж немыслимым, и может быть не таким нелепым даже для Джоша.