Убить одним словом

– Ну! – Он надул щеки, выдохнул, а потом сделал глубокий вдох. – Можете не ждать, что я там найду себе девушку.

Я нахмурился. Честно говоря, я не ждал, что кто-либо из нас там познакомится с девушкой. Может быть, Джон. Но мы и так там много кого не знали. А Элтона это просто не волновало…

– Я… Ты что…

– Я хотел пригласить вас, ребята, – сказал он. – Для меня это важно. И потом. Вам это реально нужно. Но это означает, что теперь я с вами поделюсь тем, к чему… не был еще готов.

– Ты – гей! – сказал я. И все стало понятно. Пазл внезапно сложился.

– Не может быть. – Джон сделал шаг назад, нервно смеясь. Его мысли отчетливо читались на его лице. Рок Хадсон[18] умер от СПИДа несколько месяцев назад. Газеты были переполнены сообщениями о «гейской чуме». В нашей школе никто ни за что не совершил бы каминг-аут. Это было социальным самоубийством. Это просто не могло произойти. Никогда.

Саймон выглядел заскучавшим, как будто мы разговаривали о погоде.

– Мне нужно было признаться, – сказал Элтон. – Вот и все дела. – Он немного ссутулился, но его подбородок не опустился, глаза не потускнели. – Я собирался сказать это. Димус просто помог мне, вот и все. – Бумажка так и оставалась зажатой в его кулаке, как будто он поклялся ее не отпускать.

– Меня это не напрягает, – сказал я. – Конечно же, тебе не нужно было спрашивать у меня разрешения, – поспешно добавил я, вспоминая, какими болезненными были даже его несерьезные удары. В Мэйлерт шуточки в стиле «да ты гей» были отточены до блеска. Возможно, так было во всех школах для мальчиков, бесконечный парад протеста, все за всеми надзирают, все бесконечно кружатся в бессердечном танце взаимообвинения. Признаюсь, что тоже принимал в этом участие, хотя, несмотря на все сотни непринужденных оскорблений и обвинений, которыми я разбрасывался, я никогда не был уверен в том, что хотя бы один из тех, кому они предназначались, был геем на самом деле. Это была просто часть нашего едкого и колючего обмена любезностями. У меня возникло рефлекторное желание сделать ответный выпад и заявить, что это на самом деле хорошо, потому что нам, настоящим мужчинам, достанется больше женщин, но я подавил его, ибо знал, что это мелочно и низко. К тому же я осознал, со вздохом облегчения, что настолько глупая шутка, скорее всего, свела бы на нет все шансы, которые у меня были на то, чтобы завоевать расположение Миа, смотревшей на меня с непривычным вниманием.

– Это… хм… должно быть, было трудно сказать. Спасибо за доверие.

– Э… ага, – кивнул Джон. Он явно сдерживался, чтобы тоже не ляпнуть какую-нибудь глупость, которой научила нас школьная жизнь. – Ты же не… – Он посмотрел на меня и Саймона. – Ты знаешь.

Элтон вздохнул, а Миа закатила глаза:

– Ты красавчик, Джон, но ты совершенно не в моем вкусе.

Между нами снова воцарилась тишина. Элтон ее пресек:

– Вопросы?

После еще одной паузы Саймон прокашлялся.

– У меня есть вопрос. – Он внимательно оглядел Элтона с ног до головы. – Как мы вообще проникнем в эту лабораторию? У них же там сирены, и сторожевые собаки, и все такое? Я не дружу с собаками.





16




На мою последнюю сессию химиотерапии я поехал на такси. Ну, точнее, это была последняя сессия курса. Врачи сказали, что дадут мне немного времени для восстановления, а потом вкатят мне еще один курс. Я ощущал себя старым деревом во время шторма поздней осенью. Задачей химиотерапии было содрать с меня листья и унести их подальше. Моей задачей было не дать шторму меня вырвать с корнем.

Мать позволила мне поехать одному, но пообещала навестить меня, несмотря на то, что я сказал ей, что это необязательно. Я даже на ночь не оставался. Врачи уже достаточно насмотрелись на то, как меня рвет, чтобы позволить мне поехать домой через час после того, как они накачают мои вены токсичными отходами.

Когда я приехал, я обнаружил, что на ступенях крыльца меня ждал Димус. У него в руке была сигарета.

– Уверен, что ты – это я? Никогда не думал, что так поглупею, что начну курить. – Я присел рядом с ним так, чтобы не дышать дымом. Разумеется, ветер немедленно изменил направление, и Димус начал дымить в мою сторону.

– Просто пробую что-то новое, Ник, – сказал он и затянулся. – Ничего особенного, на самом деле раздули непонятно что из такой ерунды… Интересно, а из «дутого»?[19]

– Что?

– Интересно, из «дутого» тоже раздули сенсацию?

– Что за «дутый»?

– Не обращай внимания. – Он отмахнулся от вопроса. – Ну что, они согласны совершить небольшое ограбление?

– Думаю, да. Джону это несильно понравилось. Как и Элтону. Но они это сделают.

– Хорошо. Нацеливайтесь на воскресенье. Ночь воскресенья или очень раннее утро. – Он открыл лежавший у его ног большой пакет из супермаркета и достал оттуда один из своих ободков. – Микрочип вставляется сюда. Я использую только системную шину и некоторые функции ядра. А еще я написал небольшое руководство по использованию. Нарушь, пожалуйста, то, что станет всеобщей привычкой, и прочитай его. – Он выловил из пакета скрепленную степлером брошюрку, положил ее обратно и сделал еще одну затяжку. – Не хочу сказать, что это ужасно, я просто ожидал от табака гораздо большего, чем он способен дать… Пусть это будет для тебя уроком.

– Да вот только я никаких уроков не запомню, – сказал я. – Потому что, как ты говоришь, вскоре я сотру себе все воспоминания о прошлой неделе. Если уж на то пошло, если я сотру себе память, то как же ты вспомнил, где меня искать сегодня или во сколько я был у Джона позавчера?

Димус засмеялся.

– Я не помню сами события, но я же помню, естественно, место и день недели, когда у меня был назначен последний сеанс химиотерапии. И ребята потом годами будут вспоминать урок танцев дома у Джона в тот день, когда Димус предсказал крушение «Челленджера».

Я хмыкнул в знак признания того, что он прав.

– Даже если так, я забуду урок насчет курения. Ты точно забыл.


– Ну да. Как видишь, – кивнул Димус. Он ткнул в пакет ногой. – Инструкции по удалению памяти тоже в руководстве. Это довольно простой процесс, основанный на применении мощных магнитных полей. Никакой чуши в стиле «ЛвЧ».

– Эл вэ че?

– Ну как же, «Люди в черном»! Уилл Смит! Что ты думал, что ты видел, ты не видел[20]… – Он осекся. – Извини… Ошибся десятилетием. Ну, в общем, магнитные поля. Стирание времени. Тебе, кстати, придется это изобрести в ближайшую четверть века.

– Мне? Я не занимаюсь мозгами! Я математик…

– Ты занимаешься мозгами. Поверь мне. Я набросал азы на задней стороне обложки, чтобы тебе было проще начать. Да и кое-что про путешествия во времени.

– Это звучит как жульничество… Как попытка обмануть вселенную!

Димус пожал плечами:

– Да ну! Как вселенная вообще возникла? Как ты думаешь? Она вытянула сама себя из пустоты за собственные шнурки. Ничего необычного. Думай об этом, как о небольшой расплате. – Он выпрямил ногу и поморщился. – Подозреваю, что самоопыление, которым мы тут занимаемся, ускорит развитие науки в нескольких смежных областях. Вполне возможно, что тот 2011 год, из которого я вернулся, несколько более технологически развит, чем мог бы, если бы я не возвращался.

– То есть мы буквально меняем ход истории?

Димус пожал плечами.

– Из-за девушки?

– А что, есть причина получше? – Он погасил свою сигарету, и его лицо медленно расплылось в улыбке. Я обнаружил, что копирую ее.

Немного помолчав, он продолжил:

– Как бы то ни было, мы скорее изменяем твое будущее, чем мою историю. Моя история фиксирована и неизменна. – Димус вновь ткнул пакет ногой. – Эти устройства для памяти вызывают почти столько же вопросов, как и путешествия во времени, знаешь ли. – Он отдал пакет мне. Тот был гораздо тяжелее, чем я ожидал, так что я его чуть не уронил. – Я не помню последний сеанс химиотерапии. Через месяц ты тоже не будешь его помнить. Так имеет ли значение тот Ник, который с муками прошел через этот сеанс? Давай возьмем логическую крайность. Если бы я предложил тебе миллион фунтов в обмен на то, что ты переживешь ночь ужасающих, но не калечащих пыток, зная, что завтра у тебя исчезнут все воспоминания об этом… тогда завтрашний Ник будет всецело за это. Он будет богаче на миллион фунтов и совершенно счастлив. А Ник, который подвергся ужасным пыткам… Куда он пропал? Воспоминания – это лишь электрохимические паттерны, которые были удалены. Боль – это лишь нервные импульсы, которые прекратились. А Ник, который орал и умолял прекратить? Имеет ли это значение? Имеет ли его агония значение? И если ты скажешь «да», то повтори вопрос, но вместо целой ночи сократи пытки до часа, потом до минуты, потом до секунды, потом до доли секунды. Изменится ли твое мнение?

– Не знаю. – Я схватил пакет. Уже по его значительному весу казалось, что там что-то важное. Как будто уже сам его вес мне о чем-то говорил.

– Вот и я не знаю, парень. – Димус встал, чтобы уйти.

– Постой. – У меня все еще было слишком много вопросов, и я не знал, с какого начать, поэтому я начал с того, что меня пугало больше всего, и это был не рак. – Этот психопат Раст. Если ты так хочешь защитить Миа, то не следует ли тебе сделать что-то с ним? Я почему-то не думаю, что он от нее отцепится.

Димус поморщился, словно только упоминание этого имени причинило ему боль.

– Как только ты раздобудешь микрочип, проблема с Растом решится сама собой.

Я моргнул.

– Ты и его память сотрешь?

Полуулыбка.

– Просто поверь. – Он положил мне руку на плечо. – Береги себя. И помни, что мы очень ограничены во времени, чтобы провернуть план с чипом.

– Правда? – Я покачал головой. – Нам нужно время, чтобы спланировать рейд. Разведать места. Понаблюдать за охраной. Все такое. Мы же не эксперты в этом. Нет необходимости торопиться.

Димус глубоко вздохнул от моей тупости.

– Я помню, что, когда я был тобой, черная «BMW» затормозила передо мной и Миа сразу после того, как ее мама порезала Раста на пороге квартиры в «Миллер-блокс». Следующее, что я помню, – что я сижу на скамейке в парке почти две недели спустя.

– А, – до меня дошло, – нам нужен чип как можно скорее, чтобы я смог забыть все – от «BMW» и до парка. – Мне очень не хотелось забывать танцы с Миа, равно как и предстоящую вечеринку. – Нельзя ли просто удалить эти же дни, но через несколько лет?

Он покачал головой.

– Это нужно сделать вскоре после того, как воспоминания сформировались, или же ты рискуешь забыть важные вещи, вроде того, как есть или как ходить. У тебя максимум четыре дня. Извини уж за это. У меня не было возможности выбрать, когда именно появиться в этом времени.

Он заковылял прочь.

– Погоди! Когда я тебя увижу в следующий раз?

– Через двадцать пять лет, конечно. Просто посмотришь в зеркало, и вот он я. – Он помахал через плечо.

– Ты сваливаешь? Серьезно?

– Я не знаю, Ник. – Он повернулся и повысил голос, чтобы его было слышно из-за увеличившегося расстояния между нами. – Я не помню.

– Тебе следует пойти с нами, помочь нам войти и найти микрочип!

– Я не думаю, что все произойдет именно так. – Он улыбнулся, хотя вид у него был печальный. – И у меня есть другие дела.

Я смотрел на то, как он уходил, и меня грызло ощущение того, что я забыл спросить нечто важное.