Оттенки моего безумия

И зачем я это все сейчас говорю? Она меня все равно не слышит. Хейли бесстыдно начинает лапать меня под майкой. Ее руки исследуют мое тело от пупка до грудной клетки.

– Господи, какой же ты сладенький мишка, – говорит она и, приподняв мою одежду, приближается губами к прессу и оставляет на нем поцелуй.

Если бы не темнота и дым, мы бы наверняка собрали вокруг зрителей.

Я хватаю ее за запястье, заставляя посмотреть на меня.

– Не распускай свои руки и губы, будь так добра. Я не в том состоянии, чтобы себя контролировать. – И, если она продолжит в том же духе, я потащу ее в туалет и лишу девственности прямо там, ни о чем не жалея и ни о чем не заботясь.

Хейли улыбается, видимо, не догадываясь о серьезности ситуации. Она не улавливает, что я говорю на полном серьезе, так как не спешит останавливаться.

Схватив девушку за запястье, я вытягиваю ее с танцпола и, подведя к столику, сажаю рядом с собой. За время, что мы находимся в клубе, Хейли научили курить кальян, и сейчас она без проблем затягивает.

Я ведь поклялся ее матери, что позабочусь о Хейли. Но ведь она расслабляется рядом со мной, а значит, я не нарушил слово, да? Почему я вообще так парюсь, мне ведь плевать, чем занимается ее дочь. Пусть за этим следит Дез, по его взгляду сразу понятно, что Хейли интересует его куда больше. Вместо того чтобы нянчиться с ней, я мог бы найти себе девчонку на одну ночь и забыть все то, что случилось со мной за несколько дней и в какой дурдом превратилась моя жизнь.

Однако я продолжаю присматривать за Хейли. Просто не могу оставить ее. Словно мое обещание будет стоить мне жизни, если я его не выполню. Наверное, не зря Хейли просила меня не ждать ее, а сразу поехать домой. Видимо, она знала, что ее мама из тех женщин, которые любят досконально изучать друга своей дочери.

Сейчас, наблюдая за тем, как Хейли курит кальян, я начинаю думать, что все это неправильно, что не стоило везти ее в клуб и спаивать. Она не предназначена для этого, но я не могу сказать, что Хейли выглядит инородно в этой обстановке. Она не кажется здесь чужой, даже этот сладко пахнущий дымок придает ей определенный шарм. Он красиво окутывает ее маленькое личико. Я слежу за тем, как приоткрываются ее пухлые губы, выпуская струйку дыма на свободу. Ей определенно нравится то, что она делает.

Тянусь к кальяну и забираю трубочку из ее рук. На сегодня хватит. Хорошего понемногу, главное, чтобы Хейли не вошла во вкус. Живя далеко от матери, любой может слишком увлечься свободой. Я стараюсь контролировать свои желания, чтобы не попасть в неприятности. Мне не хочется, чтобы в одну прекрасную ночь маме позвонили из полиции и сообщили, что ее сын сидит в обезьяннике за хулиганство. Джез и так доставил ей множество неприятностей, и я не хочу быть тем, кто добьет ее окончательно.

– Отдай, – игриво произносит Хейли и тянется к заветной трубочке рукой.

– Хейли, тебе хватит, – говорит Дез, обращая на себя мое внимание.

Лицо у него мрачное, глаза потемнели настолько сильно, что не видно зрачков. Я, как никто другой, знаю, что мой друг невероятно страшен в гневе.

Взгляд Деза пугает Хейли. Мне хочется врезать ему, чтобы он перестал вести себя как напыщенный ревнивый индюк. Это первый раз, когда Хейли полностью распахнула свои крылья, неужели нельзя быть немного поласковее с ней?

– Тебе стоит расслабиться, – сквозь зубы цежу я.

В данный момент Дез очень сильно меня раздражает. Его взгляд, выражение лица, поза – все в нем источает самоуверенность и желание присвоить то, что ему не принадлежит.

Дез расстроен лишь из-за того, что Хейли почти не уделяет ему внимания. Даже еле стоя на ногах, она делает что угодно, но только не смотрит на него. Но я бы не сказал, что друг так уж настойчиво пытается завладеть ее вниманием. И это меня пугает, потому такое поведение может значить лишь одно – у Деза появился план.

Я совсем не жажду становиться врагом Деза, не хочу, чтобы он видел во мне конкурента. Я просто болтаю с Хейли, когда мне хочется, иногда издеваюсь и отталкиваю ее, а изредка и вовсе причиняю ей физическую боль. И я не знаю, зачем все это творю. Просто делаю, не задумываясь, не преследуя цели получить удовольствие от собственного садизма.

– А тебе стоит держать руки при себе, – в какой-то момент угрожает мне Дез. – Я серьезно, Блейн, помни, о чем мы разговаривали на веранде. Поверь, у меня нет желания соревноваться с тобой.

– Ты глуп, если думаешь, что я стремлюсь стать твоим соперником, – наклонившись к нему, говорю я, а затем поднимаюсь и протягиваю руку Хейли. – Ну все, салага, пора везти тебя домой.

Как ни странно, она не возражает и послушно поднимается. Но меня останавливает Дез. Он тоже встает и начинает уверять, что сам доставит Хейли домой, а я могу продолжать отдыхать. И хоть внутри меня зреет какое-то ранее незнакомое, щекочущее чувство, я всеми силами подавляю его и не высказываю ничего против. Если Дезу станет легче, пожалуйста, пусть действует.

Я провожаю их до такси. Ник продолжает тереться с Амелией на танцполе, я наблюдаю за влюбленной парочкой без особого интереса. Сейчас мне больше всего хочется оказаться в своей постели, закрыть глаза и забыть обо всем на свете: о Хейли, ворвавшуюся в мою жизнь и перевернувшую все с ног на голову; о Дезе, которого я теряю с каждым новым словом, сказанным в сторону девушки, которая так ему нравится. Я безмерно желаю снова спрятаться и погрузиться в самого себя, как было раньше.

Я даже не представлял, что когда-нибудь буду думать о девчонке, которую без особых усилий можно спутать с мальчишкой. Все ее манеры, каждая сказанная ею фраза, абсолютно все намекает на закаленность. В ней есть та грубость, которая присуща только мужскому полу. Но одновременно с этим Хейли полна нежности. Да, она закалена жизнью и, я уверен, ранена ею. Возможно, так же сильно, как и я.

Раздумья о Хейли прерывает блондинка, направляющаяся в мою сторону. Соседний диванчик пуст – Джаред либо вышел покурить, либо устроил экскурсию по туалетам. Значит, эта сладкая девчушка заинтересовалась мной. И она даже не представляет, как вовремя подошла.

Я вытягиваю руки и, как только она подходит, обнимаю ее за талию и опускаю на свои колени. Она молчит, мы оба знаем, зачем девушка пришла сюда, а я не из тех, кто тратит время на пустые разговоры. Я привык сразу переходить к делу, особенно если оно касается чего-то столь приятного, как страстные поцелуи и все, что следует за ними.

Наклонившись, я кладу одну руку ей на шею, слегка сжимая ее, а вторую веду по ноге и запускаю под подол короткого платья, а затем и под нижнее белье. Прежде чем она успевает громко застонать, я впиваюсь в ее губы безжалостным поцелуем. Я вымещаю на ней ярость, желание уничтожить все, что мне не нравится. Делаю ей больно, сжимая руку на шее сильнее, и даже не задумываюсь о своих действиях. Мне плевать даже на то, что кто-то может увидеть, как моя рука движется под ее одеждой. Я ласкаю ее сладкий язык и кусаю нижнюю губу, оттягивая следующий поцелуй.

И только когда блондинка вскрикивает и хватается за шею, пытаясь убрать с нее мою ладонь, я осознаю, что не рассчитал силу. Отстраняюсь и извиняюсь. Она поправляет слегка задранное платье и потом недовольно смотрит на меня.

– Я, конечно, тащусь от властных парней, но не когда они меня душат, – произносит девчонка. – Я – Джейми, и на этот раз я тебя прощаю.

Хмурюсь, не до конца понимая сказанное, но киваю и говорю, что меня зовут Блейн. Неожиданно в памяти прорезывается воспоминание о том, как я сказал матери Хейли свое полное имя. Кривлюсь. Ненавижу его. Оно напоминает мне… неважно. Но когда я слышу свое полное имя, мне хочется разорвать себя на куски, заставить страдать свою плоть, сделать так, чтобы она истекала кровью. Что угодно, чтобы не слышать в голове голос, нежно произносящий: «Блейдан, ты здесь?»

– Красивое имя, – облизнув губу, говорит девушка и дергает ногой, задевая самое чувствительное место моего тела. Я опускаю голову, пытаясь спрятать улыбку. Ее попытки разжечь меня слишком предсказуемы. Мне становится скучно. – Поехали к тебе? – шепчет Джейми и дотрагивается кончиком языка до моей мочки.

– Прости, дорогая, но моя постель уже занята, – холодно бросаю я.

– Кем же?

– Мною. – С этими словами я поднимаюсь, небрежно пересаживая ее на диванчик, и удаляюсь.

Подойдя к Нику, я протягиваю ему деньги за свою выпивку и говорю, что больше не хочу здесь находиться. Поглаживая талию пьяной Амелии, он кивает и отворачивается. Неужели я наконец-то выберусь отсюда. Без Хейли запах дыма стал вонючим, тела присутствующих слишком потными, а приглушенный свет и вовсе режет глаза, раздражая.

Оказавшись на улице, я прислоняюсь к прохладной стене и достаю сигарету. Сделав первую затяжку, я выпускаю дым, смотря на то, как его подхватывает влажный ветер, дующий с океана. Вместе с дымом улетучивается и мое плохое настроение. Осталось только добраться до дома и встать под больно бьющие струи душа, чтобы вконец смыть с себя тяжелую ношу всех этих шумных дней.

– Не найдется огонька? – спрашивает прокуренный голос, в сторону которого я сразу же поворачиваю голову.


Крепкий парень, старше меня. Руки засунуты в карманы дырявого пальто, длинные сальные волосы падают на лицо и плечи, между тонких губ зажата сигарета. Он чем-то напоминает мне одного из друзей Джордана. Да, того самого, который накачивал наркотой подругу Амелии и любовницу моего лучшего друга.

Ни о чем не задумываясь, я тянусь к карману и, как только начинаю доставать зажигалку, получаю удар в челюсть. Сигарета вылетает из моего рта, но я улыбаюсь. О, да. Как же они вовремя, что та блондинка, что этот парнишка, от которого невыносимо несет перегаром.

Выпрямляюсь, разворачиваюсь и тут же врезаю локтем ему в живот. Он сгибается пополам, но ненадолго, я не успеваю нанести второй удар. Соперник быстр и знает толк в драках, вот только зачем он полез ко мне? Еще чуть-чуть, и я бы получил кулаком в висок. Но я уворачиваюсь, и его рука врезается в стену. Парень вопит.

– Какого хрена ты творишь, мужик? – задаю я вопрос, ударив его в ребра, а затем в спину.

Этот прием должен был снести незнакомца с ног, но он по-прежнему крепко стоит на ногах, размахивая ручищами.

В какой-то момент парень все-таки задевает рукой мое лицо и немного сдирает кожу около брови. Рана начинает пощипывать, но не позволяю себе отвлекаться на боль. Я продолжаю атаковать и бью обидчика по изгибу колена, но и после этого он не падает. Да что с ним не так? Как его вырубить? Пусть знает, что я не тот, кого можно напугать и на кого можно напасть исподтишка. К сожалению, на улице нет ни души. Все тусуются в клубе, покуривая кальян, глотая алкоголь и лапая легкодоступных девушек… или парней. Такое тоже возможно.

Мне с трудом удается блокировать удары. Более пяти раз я просто промахиваюсь. Больше всего я берегу нос, потому что у меня нет никакого желания ходить изуродованным. Я много раз ввязывался в драки, и, если бы каждый нападающий попадал по этой части моего лица, я не знаю, во что бы она уже превратилась.

Я не успеваю поставить блок, поэтому получаю кулаком по губам, с уголка которых начинает течь теплая солоноватая кровь. Дотрагиваюсь до раненого места пальцем и, увидев красный отпечаток, кидаюсь на длинноволосого придурка. Я бью его так сильно и яростно, что из меня вылетают рыки. Вид собственной крови сносит мне башню. Заметить на себе кровь после драки значит понять, что ты слаб и не способен защитить себя, не говоря уже о других.

Парень вскрикивает и начинает выпускать со свистом воздух, когда я давлю большими пальцами ему на кадык.

Вдруг передо мной возникает то лицо, которое я пытался забыть несколько лет. Это видение заставляет меня вздрогнуть от ужаса и отскочить от парня, как от огня. Я отступаю и сношу ногой мусорный бак, встретившийся мне на пути. Мои руки, а за ними и все тело начинают трястись. Зубы стучат, меня пробирает холод, и по спине скатывается ледяной пот. Я поворачиваюсь и мчусь так быстро, что спустя квартал бок вопит от боли. Я убегаю от воспоминаний, которые накрыли меня, когда я начал душить парня, сам того не осознавая. Я бегу от собственной трусости, пытаясь мысленно доказать себе, что бег – это спасение. Страх, с которым я встретился лицом к лицу несколько минут назад, сильнее меня, и я не могу его перебороть, как бы ни старался.

Я торможу, только когда оказываюсь у места, где тусуются бомжи и наркоманы. Схватившись за волосы, оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти хоть что-то способное изгнать из меня страх. Желание растерзать себя накрывает с головой, и, когда я замечаю острый железный прут у мусорного бака, то, спотыкаясь, несусь к нему. Лицо, которое мне привиделось, не хочет исчезать, пугая меня с каждым разом сильнее. Если бы передо мной было зеркало, я бы наверняка увидел в нем бледное мокрое лицо с синяками под глазами. Лицо парня, который постарел на несколько лет.

Схватив железку, дрожащей рукой задираю футболку, поверх которой накинута промокшая толстовка, и одним резким горизонтальным движением провожу ею по животу. Тело напрягается, я ощупываю рану. Под светом фонаря я вижу отблеск крови на ладонях. Я громко кричу, пугая блохастых котов, рыскающих в баке.

– Нет! Нет! Нет! – срывающимся голосом шепчу я. А образ того злосчастного лица все не выходит из головы. – Уйди, – тихо говорю я, обхватив кровавыми руками голову, а потом кричу: – Уйди, мать твою! Проваливай из моей башки!

Из глаз текут слезы, которые смешиваются с кровью, когда я пытаюсь стереть их.

– Эй, с тобой все в порядке? – спрашивает, выглянув из-за угла, бездомный.

Я срываюсь на него:

– Пошел на хрен отсюда! – И он исчезает за бетонной стеной.

Надо взять себя в руки. Это второй раз, когда у меня случаются галлюцинации, и я интуитивно режу себя, а потом страдаю. Они появляются после того, как я вижу собственную кровь. Я резал себя два раза после случившегося пять лет назад. Я не знаю, как с этим бороться.

Тяжело дыша, я снимаю ветровку и вытираю кровь с живота, после чего прикладываю одежду к ране и держу ее, пока бреду вдоль пустой улицы. Начинается мелкий дождь, который превращается в оглушающий ливень, жестоко избивающий мое тело. Из глаз по-прежнему текут слезы, и я не в силах с ними бороться. Волосы прилипли ко лбу, все нанесенные мне сегодня раны жжет так, что зубы сжимаются сами по себе. Мое тело напряжено, голова гудит.

Ноги ослабевают, и я чуть не падаю. Подойдя к ближайшей стене, я опираюсь на нее рукой и кричу, чувствуя, как на шее выступают вены, а потом просто сползаю, сажусь в лужу и начинаю рыдать. Мимо проезжают машины, но меня не видно за такой толстой дождевой стеной. Людей на улице нет. Кто-то прячется в каком-нибудь магазине, кто-то успел добраться до дома и греется у камина. А кто-то, как я, оплакивает потерю, трагедию, случившуюся несколько лет назад.

Я смотрю на небо, жмурясь из-за капель, и молю дождь забрать мои страхи, кошмары, видения и боль. Прошу вернуть мне самоконтроль и силу. Продолжая рыдать, я представляю улыбающееся лицо мамы и хватаюсь за эту картину, как за единственную ниточку надежды.

Горло болит от рыданий, глаза застилает туман. Я пытаюсь удержать образ матери, но лицо из прошлого сильнее. Кровавое, в слезах, грязное, оно смотрит на меня с надеждой, безмолвно просит о помощи. Но я не помогаю. Потому что я гребаный урод, который думал только о себе в тот момент!

Надо было порезать себя еще сильнее. Так, чтобы сдохнуть от потери крови. Я смотрю на руки, теперь они чисты, все смыл ливень. Как только раздается удар грома, я нахожу в себе силы подняться и идти, опять прижимая к ране на животе ветровку. В этом нет никакого смысла, я заслуживаю того, чтобы истекать кровью. Но меня спасают мысли о маме. Я должен бороться с кошмарами и жить дальше, только потому что у меня есть мать, которая нуждается в моей защите и любви.

Спустя некоторое время я добираюсь до дома братства. Мои глаза больше не слезятся, я опустошен, слабость становится все сильнее, и я не знаю, дойду ли до крыльца, прежде чем рухну и скончаюсь в луже собственной крови. Но когда мне остается несколько шагов до лестницы, скрытой от дождя навесом, я вижу знакомую фигуру.

– Что с тобой? – перекрикивает потоки ливня Дез, сидящий на одной из ступенек. Дворовый фонарь озаряет его мрачное лицо ярким светом. Я молчу. – Ты что, брат, перепил?

Я делаю пару шагов вперед и собираюсь попросить его заткнуться и дать мне пройти, как вдруг ноги меня подводят, и я падаю.

– Так, так, так. Стоять! – Дез ловит меня, закидывает мою руку через свое плечо и тащит в дом.

Я чувствую, как отключаюсь, я вижу пол, который то расплывается, то становится четче. Я действительно как будто пьян.

– От тебя не пахнет алкоголем так сильно, чтобы ты валился с ног, – говорит Дез, его голос слышится все дальше и дальше.

Ощущаю, как он кладет меня на диван и включает свет, я морщусь от него. Друг подходит ко мне и вырывает из моих рук ветровку, кидая ее куда-то за спину. Увидев красное пятно на футболке, он морщится и качает головой.

– Кто тебя так? – спрашивает он.

«Собственные страхи», – хочется ответить мне. Но рот не открывается. Мне сложно даже моргнуть. Я то падаю в бездну, то взлетаю к небу, и от подобных горок меня начинает мутить. Я успеваю повернуться на бок перед тем, как меня рвет. Я мало ел сегодня, но даже когда вся еда выходит наружу, я продолжаю изрыгать собственный желудок. От горькой желчи начинает саднить горло, я не могу сделать нормальный вдох, ловя воздух урывками. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем меня отпускает, и я перекатываюсь на спину. Потолок настолько белый, что больно смотреть, поэтому я прикрываю глаза, надеясь, что мне станет легче. Но нет. Боль, слабость и страх смерти продолжают преследовать меня.

– Я вызываю «Скорую», – говорит Дез, а я не возражаю.

Пусть делает что хочет, лишь бы меня освободили от этих ужасных мыслей и дикой боли. Что угодно… пожалуйста.

– Потерял много крови… адрес… – Я слышу слова Деза обрывками, но это меня не волнует. – Ждем.

И после этого я отключаюсь. Проваливаюсь в темноту, успевая до этого еще раз представить мать. Когда приедут врачи, я не услышу и не увижу их. И не надо. Сейчас мне нужно отдохнуть. Пропасть, в которую я рухнул, поможет мне забыть обо всем на свете хоть на какое-то время. Она исполнит мою маленькую мечту, избавит от страхов. Меня больше нет. Конец.