Оттенки моего безумия

Просыпаться рядом с Хейли входит в привычку, и, что самое интересное, я больше не чувствую раздражения, прижимаясь к ее мягкому телу. Меня больше не бесят ее волосы, в которые я зарываюсь носом. Мне нравится ощущать под рукой ее изгибы, проводить по коже ладонью. Это становится моим любимым утренним занятием. Кажется, можно начинать волноваться, но я ничего не чувствую, кроме… радости?

Перевернувшись на спину, я изучаю глазами потолок, а затем приподнимаюсь на локтях и поворачиваю голову в сторону Хейли: ее веки подрагивают, рот слегка приоткрыт. Зрелище меня завораживает, и я не могу оторвать от нее взгляд даже спустя несколько минут. Если бы не покалывание в локте, я бы продолжил любоваться Хейли.

Падая на подушку, я начинаю вспоминать случившееся вчера. Когда мы с друзьями завалились домой после бурно проведенной ночи в баре и увидели кровь, сразу же перестали хохотать. Я и вовсе оцепенел. Неприятные мысли проплывали одна за другой, и в каждой из них присутствовал Джез. Первое, что пришло мне в голову на тот момент – он что-то сделал с Хейли. Не знаю, как я удержался от крика, я изнемогал от желания позвать ее и убедиться, что с салагой все хорошо. Но какая-то неведомая сила заставляла меня молчать. Я побежал на второй этаж, стараясь как можно быстрее добраться до комнаты Ника. Дез поспешил за мной. Это я тоже хорошо помню, несмотря на то, насколько сильно был пьян.

Ее комната оказалась запертой изнутри. Я чуть не рвал на себе волосы и пытался выбить чертово дерево, но меня крепко держал Дез. Я помню, как он спокойно прошептал мне на ухо: «Брат, прислушайся». Я подчинился и услышал негромкий кашель по ту сторону стены. И это успокоило меня, хотя не должно было. Я не имел права верить словам Деза, зная, как он относится ко мне в последнее время. Я должен был выбить дверь и убедиться, что Хейли цела. Но я был слишком пьян и глуп, поэтому дождался утра.

Вчерашняя ночь далась мне тяжело. У меня была возможность вырубиться без задних мыслей, ведь надрался я неплохо. Но сна не было. Я ворочался и даже видел кошмары, хотя закрывал глаза всего на секунду. А утром… утром я встал раньше всех и вытер кровь со стен и пола, а после сел с тряпкой в руках прямо напротив спальни Ника. Постепенно из комнат начали выходить остальные парни.

Сейчас, лежа в постели, я чувствую себя куском смазливого ванильного дерьма.

Хейли не стоит того, чтобы я так парился о ее безопасности и вообще о ней. Но, если смотреть на это с другой стороны, смог бы кто-нибудь спокойно отреагировать, увидев пятна и лужи крови? Не могу поверить, что это из-за носа. Следов было так много, что человеку, оставившему их, недолго было до потери сознания. Но выпытывать правду я не могу. Будь я к этому как-то причастен, Хейли бы обязательно сказала, да? А те несколько пропущенных звонков от нее? Что она хотела? И почему я не додумался сразу спросить о них? Теперь поздно поднимать не слишком приятную тему.

Заворочавшись во сне, Хейли поворачивается ко мне лицом и закидывает одну руку на мой живот. Он тут же напрягается, как, впрочем, и я. Одно дело, когда я распускаю руки… Ее ладонь начинает ласкать мою кожу. Снимать на ночь футболку было плохой идеей.

– У тебя слишком приятная кожа, гладила бы не переставая, – сонно заявляет девушка, все еще не открывая глаз.

Через какое-то время ее дыхание выравнивается, и Хейли вновь погружается в сон. Скорее всего, она говорила неосознанно.

Когда я вновь погружаюсь в раздумья, неожиданно вспоминаю про университет и, проверив время, вскакиваю и выбегаю из комнаты. Но сначала убеждаюсь, что Хейли по-прежнему крепко спит. У меня есть ровно пятнадцать минут на то, чтобы успеть на первую лекцию. Я чищу зубы и одновременно надеваю джинсы. Даже после бурных вечеринок я всегда приезжал на учебу вовремя. Прежде чем выйти из ванной, я бросаю взгляд на легкую щетину, покрывающую скулы и немного шею. Нет, бриться точно некогда!

Вернувшись в комнату, я замираю на месте, увидев перед собой Хейли в мешковатой одежде и с прижатой к животу подушкой. Она зевает и смотрит на меня, после чего тихо, чуть ли не себе под нос, просит:

– Не ходи. Я не пойду, и тебе не надо. Останься сегодня со мной. – Она напоминает мне ребенка. – Мне снова приснился кошмар, только п-проснуться я не смогла. Было очень страшно, не хочу оставаться одна сегодня… даже днем.

Запинается. Врет бесстыдно, бессовестно. Не приснился ей никакой кошмар, она просто не знает, как заставить меня сидеть с ней дома. Чтобы восстановиться и перестать так сильно хромать, ей понадобится как минимум еще один день. Но зачем Хейли просит меня никуда не идти? Может, она еще не очнулась до конца? На нее это не похоже, поэтому и выполнять ее просьбу я не собираюсь. Я на последнем курсе, мне надо учиться.

Пройдя мимо Фейз, я подхожу к шкафу, на стенке которого прилеплены цитаты, и распахиваю его, не волнуясь о том, что Хейли увидит мой маленький секрет. Да и тем более сейчас она медленно опускается на край моей кровати и раздумывает о чем-то своем. У меня есть возможность найти подходящую фразу на сегодняшний день без свидетелей.

Я не спеша провожу пальцем по ярким разноцветным листочкам. Мне надо торопиться, но сегодня четверг, и я обязан прочесть какую-нибудь мотивирующую фразу. Раз я остался без помощи Ланы, придется довольствоваться уже имеющимися цитатами, к которым я буду изредка возвращаться до следующего четверга.

«Трудности порождают в человеке способности, необходимые для их преодоления. У. Филлипс», – тихо читаю я. Так как Джез покинул свою клетку, это высказывание кажется мне очень подходящим. Из-за освобождения брата у меня будет много проблем, но я надеюсь, что больше они никого не коснутся.

Закрыв дверцы шкафа, я поворачиваюсь в сторону Хейли, она по-прежнему сидит на кровати и рассматривает собственные руки. Понимаю, надо спешить, но я как будто прирос к полу, потому что, когда слишком большая футболка соскальзывает с одного плеча девушки, я вижу на них следы ногтей.

Сердце начинает глухо биться о грудную клетку. Я слышу его удары и прикладываю ладонь к груди. Ноги начинают дрожать. Мне надо узнать, откуда взялись эти отпечатки.

Не зная, с чего начать, я пытаюсь успокоиться и с сарказмом произношу:

– Раны на плече ты тоже сама себе нанесла?

Она подпрыгивает так резко, что я сам вздрагиваю. Хейли лихорадочно старается поправить одежду, но я оказываюсь быстрее и одним движением валю девушку на спину. Она извивается подо мной, но я не позволяю ей встать. Мне нужна правда. Я обязан узнать, что на самом деле произошло с салагой.

Расставив колени по обе стороны от ее ног, я, игнорируя рыдания Хейли, разрываю на ней футболку, словно зверь. Увиденное вводит меня в ступор. На животе красуется большой синяк, отпечатки от ногтей виднеются и на другом плече тоже. Я аккуратно провожу по ранам пальцем и ощущаю, как Хейли бросает в дрожь от моего прикосновения.

Рыкнув, я сползаю с нее и тяну за штаны, а когда они оказываются в другом углу комнаты, дрожащими руками сдираю бинт с бедра. Хейли воет от боли, но мне на это плевать. Она соврала мне. Ей причинили боль, а она промолчала, не доверилась мне. Когда бинт летит туда же, куда отправились брюки, я чуть ли не задыхаюсь от шока.

На бедре, нацарапанная чем-то острым, виднеется до боли знакомая мне фраза на корейском…

빈방에서기다릴게[9]

Этот урод старательно выводил каждую закорючку. Он постарался на славу. Мой брат – законченный псих, неуравновешенный безумец и заядлый садист, мучил Хейли, оставил на ней след. Я ведь знал, я ведь догадывался. Но зачем сейчас говорить «я вот это, я вон то»? Пострадал невинный человек.

Я ничего не вижу. Фейз расплывается, и я понимаю, что готов заплакать. Быстро сползаю с кровати, отворачиваюсь и яростно вытираю ладонями слезы.

Сопляк! Жалкий пацан! Чего ты плачешь? Соберись! Где тот грубый Блейн, который никого не любит? С каких пор ты разводишь нюни из-за какой-то бабы? Жалкая псина, да и к тому же никому не нужная! Перестань ныть! Сейчас же!

Я никогда не был эмоциональным, но сейчас мне хочется рыдать, крушить и орать. Я хочу показать все, что чувствую. Я плачу не из-за Хейли, а потому что Джез в первый же день выхода из тюрьмы добрался до людей, которые окружают меня. Он не постеснялся изрезать Хейли и отправить мне послание на ее нежной, как у младенца, коже.

И я приму его вызов. Встречусь с ним. Нужно серьезно поговорить с Хейли, необходимо узнать, что он говорил ей, чем угрожал. А угрозы были, в этом я уверен на сто процентов.

Тем временем девчонка, лежащая на моей кровати в непримечательном, старомодном нижнем белье, прижимается к изголовью кровати, словно щенок. Ей не следует меня бояться, она должна знать, что я ее никогда не трону. Больше не посмею даже грозно глянуть на это крохотное беззащитное существо. Потрясений ей хватит на всю оставшуюся жизнь. Моего брата надо отправить обратно за решетку. Там ему самое место.

– Не бойся меня, – осторожно говорю я, вытягивая одну руку вперед и делая шаг по направлению к кровати, – я не причиню тебе зла.

Когда я присаживаюсь на постель, она отодвигается, ее глаза затянуты пеленой. Что-то мне подсказывает, Хейли видит перед собой вовсе не мое лицо.

– Эй, это же я – Блейн. Блейн, в которого ты стреляла краской из баллончика. Блейн, для которого ты рисовала. Блейн, которого ты рисовала.

Джез оставил след не только на её теле, но и на ее психике. Теперь Хейли боится каждого шороха, каждого грубого прикосновения. Я, конечно, не собираюсь превращаться из-за нее в милого зайчика, но сейчас постараюсь быть добрым и хорошим, чтобы разговорить ее.


– Ты сказал, что ты – единственный ребенок. Что у тебя нет ни братьев, ни сестер. Зачем… зачем ты солгал, Б-Блейн? – дрожащим голосом спрашивает она, прижимая к груди руки, покрытые мурашками.

Ей холодно, но я даже не пытаюсь предложить Хейли одеться или залезть под одеяло.

Сверля взглядом стену, пытаюсь придумать ответ. Да, я мог рассказать ей про Джеза, нужно было впустить в свой тайный мрачный мир друзей. Но я запутался: сейчас мне хочется открыться всему миру, а через секунду – втянуть голову в панцирь и не высовываться оттуда. Определиться с желаниями не так-то просто, как кажется.

– Я стесняюсь своего брата, – хрипло и тихо произношу я. Она должна знать. – Он не тот человек, о котором хочется рассказывать. Мой брат… я втайне желаю ему смерти. Долгой… мучительной смерти.

– Я теперь тоже, – отвечает Хейли.

Ее ладонь скользит по моему плечу. Хочу оттолкнуть салагу и одновременно притянуть к себе. Никто никогда меня не жалел, девчонка еще ничего не знает, а уже посмела прикоснуться ко мне, оказать поддержку. Однако у меня не хватает духу откинуть ее руку. Вместо этого я протягиваю свою и сжимаю ладонь Хейли, глядя на деревянный пол.

– Ты звонила мне, когда была с ним? – сглатывая, спрашиваю я.

– Да, – коротко отвечает Хейли, и это похоже на удар под дых.

Я кривлюсь так сильно, как будто мне причинили физическую боль. Какой же я эгоист!

– Тебе не стоит винить себя. Случившееся со мной только доказывает тот факт, что нельзя доверять людям. Никто не поможет, даже если меня будут резать на куски.

И с этими словами ладонь на моем плече исчезает, оставляя холодный след.

Я слышу шуршание позади себя, но продолжаю пялиться себе под ноги. Не собираюсь извиняться, не собираюсь показывать, что мне жаль. Хейли ясно дала понять, что я не тот, на кого можно положиться, что я не заслуживаю доверия даже уличной собаки, которая постоянно пасется у соседского дома.

Через какое-то время слышится хлопок двери. Не спеша оборачиваюсь. Нигде не осталось даже признаков того, что в этой комнате была девушка. Только слабый кокосовый запах висит в воздухе, но спустя минуту пропадает.

Подойдя к окну, достаю сигарету и собираюсь закурить, но она падает на подоконник, мои дрожащие руки не могут ничего удержать. Сейчас бы я с удовольствием что-нибудь разбил.

Или чью-нибудь голову. К примеру, Джеза.

Я размышляю над тем, что делать дальше. Увечья Хейли могут помочь засунуть Джеза в дыру, из которой он вылез. У него должен быть испытательный срок. Любой косяк – и его закинут обратно в тюрьму и, скорее всего, добавят еще несколько лет заключения. Я буду только рад пожизненному сроку.

Он оставил послание, но не написал дату и время. Это значит, что я должен ждать следующее сообщение. Сволочь все продумал! Каким бы психом он ни был, коварные планы он строит с легкостью.

Чье тело он использует в качестве бумаги на этот раз? Мамы или Деза? Нет, Дез себя в обиду не даст. Зачем брат вообще это вытворяет? Не я посадил его за решетку, не мне за это и расплачиваться. Он искал того, на ком можно отыграться, и в итоге выбрал меня? Ладно, если бы досталось только мне. Но Хейли и другие близкие мне люди, которым он еще сможет навредить…

Поехать к матери – первое, что я должен сделать. Поговорить с ней, обсудить случившееся, услышать слова поддержки – это то, в чем я нуждаюсь сейчас больше всего. Я заставлю Хейли закрыть все двери и окна и не высовываться из комнаты Ника, пока кто-то из братьев не вернется из университета.

Я точно провалю последний курс! Из-за Джеза, чувствую, еще не раз придется пропустить занятия. Ну ничего, оценки легко исправить, а вот то, что может натворить этот псих, – нет. Он уже пошатнул психику Хейли, и я не хочу, чтобы он прикасался к кому-либо еще.

Выкинув окурок в окно, я хватаю кожаную куртку, висящую на спинке стула, и, одеваясь на ходу, направляюсь в сторону комнаты Ника. Но у самой двери замираю. К ней приклеен небольшой листочек, на котором написано ровным красивым почерком:

Ушла по делам, можешь валить в свой университет!

И в конце для пущего эффекта нарисована рука с вытянутым средним пальцем.

Отлично! Мне не придется ничего объяснять Хейли, я бы с удовольствием вообще не видел бы ее пару дней. Если бы не нуждался в разговоре с этой девчонкой, избегал бы ее всеми возможными способами.

Сорвав листок, я комкаю его и кидаю за спину. Меня одолевают разные чувства: то я думаю, что поступаю правильно, оставив Хейли одну и не пытаясь узнать, куда она свалила; то думаю, что должен с ней поговорить, разузнать подробнее о Джезе; то вовсе убеждаю себя, что мне вообще не должно быть дела до этой девчонки.

Последняя мысль просто ужасна! Хейли пострадала от рук моего брата, а значит, я обязан позаботиться о ней. «Нет до нее дела» – я смогу сказать только после того, как расправлюсь с чертовым психом. Я был груб с Хейли, пусть она отдохнет, а потом я запру ее в своей комнате, и мы нормально поговорим.

Запрыгнув в машину, выезжаю и включаю музыку на всю громкость, чтобы заглушить поток негативных мыслей хотя бы на время.





* * *


Мама встречает меня у порога. Прижимает к себе, поглаживая по спине. Когда я увидел ее лицо, выходя из машины, сразу догадался, что она беспокоится, и сейчас я невероятно рад, что могу ее обнять. Она впускает меня в дом, ведет на кухню, мы усаживаемся с чашками чая за стол и приступаем к главной теме, не тратя время на формальности.

– Сегодня по дороге из магазина я встретила знакомую, которая живет на этой улице. Вряд ли ты ее помнишь, но в твоем детстве мы часто бегали к ней на чай. Но да ладно! Суть в том, что она видела Джеза у лавки канцтоваров.

– Мама, Джез нашел Хейли, избил ее и изрезал. Помнишь ту фразу, которую он всегда говорил… – Я хочу произнести ее, но слова застревают в горле. Мама поймет, что я имею в виду. Она слышала ее не раз.

– Избил и изрезал? Ч-что?.. Она… она ж-жива? – запинаясь, спрашивает мать.

Ее лицо становится бледным, губы синеют и дрожат.

– Да, она жива, и с ней вроде как все нормально. По крайней мере, физически. Я хотел с ней сегодня поговорить, чтобы узнать подробности… Но беседа не заладилась. Может быть, чуть позже, когда мы оба остынем.

– Как он узнал про Хейли? Точнее, как понял, что она близкий тебе человек? – интересуется мать, смотря на меня не моргая.