Пенелопа и огненное чудо

38

Леопольд рассказывает свою историю





Оказывается, еще как может.

Сев в предпоследнем ряду рядом с дочерью, герр Говиндер в задумчивости пробормотал:

– Мертв? Как это?! С чего это он взял, что я умер?..

Пенелопа скрипнула зубами. Говорить, что мама много лет вводила всех, включая ее, в заблуждение, ей не хотелось. Вид у отца и без того был измученный, а если она еще и это на него взвалит… Наверное, лучше подождать, пока…

– Плателлю и Фелльзейферу не понадобится и двух дней, чтобы добраться до нашего дома, – прервал ее размышления Говиндер. – Но как только я встречусь с Куку, им со мной ни за что не справиться.

– Да при чем тут Куку? Зачем она тебе? – не выдержала Пенелопа.

– Куку – мой персональный аккумурлятор.

– Аккумур… Кто?!

– Аккумурлятор, – усмехнулся отец. – Ну, это я ее, конечно, в шутку так называю. Знаешь, когда я раньше высветлял волосы золой, то временами очень страдал от этого. Дело ведь не просто в том, что с обесцвеченными волосами нас невозможно заметить – это еще и глушит нашу энергию. Трудно было выносить такую тяжесть и уныние, Поэтому всякий раз перед тем, как нанести на голову пасту, я переносил весь запас своих сил в Куку. А она потом возвращала их мне, когда это было нужно. Я, так сказать, мог от нее подзаряжаться. Вот я и прозвал ее аккумурлятором, хотя, если честно, ей это не нравилось.



Автобус подъехал к новой остановке у строящегося квартала. Школьники вышли из автобуса. Пенелопа смотрела им вслед, почти не замечая: ее гораздо больше интересовало то, что рассказал отец. И как это она раньше не догадалась, что Куку обладает волшебной силой? Теперь, когда она обо всем узнала, это казалось совершенно очевидным. Ведь всякий раз, погладив кошку, она чувствовала прилив сил, на душе у нее становилось спокойнее, а мысли прояснялись. А сегодня утром, на остановке, пока Куку, свернувшись, лежала у нее на коленях, свинцовая тяжесть ненадолго отступила. И почему ей раньше это в голову не приходило…

– В тот день, когда я исчез, – вновь заговорил Леопольд, – Куку побежала за мной в лес, но я ее прогнал. Как глупо это было с моей стороны! Будь она рядом, может, всего этого и не случилось бы. Помню только, как поднял глаза, всматриваясь в кроны деревьев… И всё. Должно быть, меня стукнули по голове чем-то тяжелым. Когда я очнулся, голова болела так, что меня стошнило. Было темно. Я лежал на земле и дрожал от холода. Холоднее всего было как раз голове: они обрили меня, лишив остатка сил.

Он умолк. Пенелопе показалось, что у него на глаза навернулись слезы. Он настолько ослаб, что, казалось, вот-вот упадет с сиденья. Надо было срочно что-то придумать.

– Мама будет так счастлива, что ты снова с нами, – прошептала она.

Лицо Леопольда просияло, глаза заблестели и в них мелькнула надежда.

– Ах, Лючия… Моя Лючия… – пробормотал он. И тут же снова помрачнел. – Не знаю, сколько дней или даже недель они держали меня в темнице. Я не знал, ни где я нахожусь, ни что со мной случилось. Потом появился Фелльзейфер и сказал, что если я использую свои способности и смогу озолотить его и его приятеля Сержа Плателля, они меня отпустят. И я им поверил. Я знал их раньше и помнил, что сами они ничего не могут, и еще – что они очень жестокие. Фелльзейфер и Плателль держали меня взаперти, пока мои волосы не отросли. Тогда они потребовали, чтобы я выполнил их задание.

Пенелопа вспомнила, как еще недавно злилась на отца, и ей стало очень стыдно.

– Мы отправились в ближайший город. Там я должен был проникнуть в голову аптекарю и, как только овладею его разумом, заставить его провернуть несколько сделок, выгодных моим похитителям. Но когда я всё исполнил, Плателль заявил, что денег недостаточно, и вскоре мне придется проделать тот же фокус с владельцем одной преуспевающей строительной компании. Я пытался сопротивляться, но они пригрозили, что придут за вами. Пришлось согласиться. Но я потребовал, чтобы они сообщили моей жене, что я жив, и послали ей денег на самое необходимое.

«Сообщили они, как же!» – подумала Пенелопа. Отправили ей поддельное письмо! А в этом году и вовсе упекли в больницу!

– Они чуть не раздавили маму трактором, – шепотом произнесла она.

– Знаю, – горько ответил отец. – В апреле моя очередная вылазка не принесла ожидаемого дохода. И они отомстили.

– Но если ты можешь проникать в головы других людей, почему ты не нашел в себе сил освободиться?

– Когда я был молод, то редко задумывался над тем, что делал. Особенно хорошо у меня получалось заглядывать в чужие головы. Люди злились, а меня это развлекало. Я мог проделывать этот трюк чуть ли не с закрытыми глазами. Фелльзейфер и Плателль хорошо меня знали, и разумеется, им было об этом известно. Они точно высчитали, какой длины должны быть мои волосы, чтобы я мог проникнуть в голову нужного им человека, и измеряли их каждый месяц, следя, чтобы они не стали длиннее. И каждый месяц водили меня на встречу с кем-нибудь, у кого я должен был увести деньги из кошелька. А бедолаги не могли понять, куда исчезает их богатство.

– Но ты ведь мог проникнуть в душу Фелльзейферу – или тому, другому, с трактором – и внушить, чтобы они освободили тебя!

– Чтобы действительно подчинить себе чей-то разум, нужно пристально смотреть ему в глаза. Или завладеть каким-нибудь предметом, который очень важен, очень дорог для него. Разумеется, ни Фелльзейфер, ни Плателль никогда не встречались со мной взглядом. А заполучить что-то, что им дорого, было невозможно. Вероятно, потому, что для них нет ничего дороже денег.

Автобус снова притормозил. Они въехали в деревню, знакомую Пенелопе. Значит, до дома уже недалеко.

– Но год назад я начал готовить побег, – продолжил отец.

– Год назад? Почему именно год назад? Что изменилось – они что, перестали стричь тебе волосы?

– О нет, конечно, нет. Они глупы, но не настолько. Но у меня вдруг появился союзник. В мою совершенно пустую темницу проник паук.

Пришлось приложить массу усилий, чтобы Фелльзейфер и Плателль ни о чем не догадались. Установить контакт с пауком-косиножкой оказалось не так-то просто, но недели через две мне это все-таки удалось. Он позволил мне проникнуть в его разум, пусть даже ненадолго. И я вежливо попросил его, если ему не составит труда, добраться до дома, где вы живете, и принести что-нибудь, что вам очень дорого.

«Ну, разумеется, почему бы и нет! С удовольствием сделаю это», – ответил Симон (так я назвал паука). И он отправился в путь, а спустя несколько недель вернулся с твоим голубым шнурком.

– Голубым шнурком? Но у меня нет голубого шнурка! – изумилась Пенелопа. – И никогда не было!


– Нет? Тогда это очень странно, – пробормотал отец. – Симон сказал, что видел на тебе огромные голубые кроссовки. Но Фелльзейфер тут же отобрал у меня шнурок. Тогда паук решил принести мне платок Лючии. Но и тут его ждала неудача. Он уже почти выволок платок из леса, как вдруг кто-то подхватил его, сунул в карман и отнес обратно в дом.

– Это была я, – тихо произнесла Пенелопа и закусила губу. – Я же не знала, что под ним прячется этот твой Симон. И что он утащил платок для тебя.

– Ну, конечно, – ласково сказал Леопольд. – Откуда тебе было знать? Спустя некоторое время он снова отправился в путь, и сегодня днем наконец-то вернулся с платком и с твоим волосом. Разве я мог предположить, что ты уже всего в нескольких метрах от меня. Как тебе вообще удалось меня разыскать?





39

Воссоединение





Взяв отца за руку, Пенелопа принялась рассказывать всё с самого начала. О том, как пришел конверт с песком и как она на него разозлилась. О том, как решила покрасить волосы, высказать ему всё, что о нем думает, в лицо и засадить весь его огород ползучими сорняками. Как погналась за Фелльзейфером, как с помощью противоглаза проникла за ворота, как пряталась за изгородью. О том, откуда у нее этот замечательный противоглаз. О Джине, рассказавшей ей, что есть специальные курсы для таких, как они. О том, как бабушка отдала ей книгу Великого Властелина, о том, что слышит, как ее кто-то зовет, задолго до того, как это случится на самом деле, и что стоит ей крепко задуматься, как ее язык начинает щелкать, а на день рождения всегда идет дождь, под которым нельзя промокнуть. Что она тоже умеет летать – ну, или по крайней мере, умела раньше. Сейчас она не может оторваться от земли, но, если она правильно поняла, это потому, что она обесцветила волосы пастой. Рассказала о дружбе с дорогой, о том, как та однажды ее спасла, о том, что б. Э. уехала в санаторий, и мама ее провожает. О том, что ее лучшего друга зовут Питч, и его отец очень богат, но у него вдруг начали пропадать деньги. О том, как попала на день рождения Эми, и какие ей самой устраивали праздники на день рождения, о выступлениях на школьных утренниках, об экскурсиях, контрольных по биологии, сочинениях. О том, как они собирали на болоте целебные травы. О своих снах, мечтах, любимых фильмах, разбитых коленках, дырке в зубе, о том, как ей нравится кататься на велосипеде, о том, как однажды она проглотила бусинку, как ходила на занятия танцами, строила шалаш, праздновала Новый год, как по ночам боялась грозы и как она счастлива, что отец снова с ними, как она тосковала по нему, и не разрешает ему больше никогда от них уходить…

Пенелопа говорила взахлеб и не могла остановиться. Ей хотелось рассказывать еще и еще. Хотелось, чтобы отец знал обо всем, что с ней когда-либо случалось, обо всем, что она знала и будет знать. Больше десяти лет она не могла с ним поговорить, и теперь ей не терпелось всё наверстать. Поделиться, высказать, объяснить. Она дрожала, по щекам у нее катились слезы…

Отец обнял ее и крепко прижал к себе.

– Все хорошо, Пенни, дорогая. Я снова рядом, и никто не сможет нас разлучить.

Он гладил ее по голове, и Пенелопа понемногу успокаивалась. Прижав ухо к его груди, она слушала, как бьется его сердце, неторопливо и гулко.

Автобус резко свернул.

– Надо бы подкрепиться, – пробормотала она и открыла рюкзак. Разделив последний бутерброд на двоих, она протянула половину отцу. Налила в крышку от термоса яблочный чай, и они пили по очереди, маленькими глотками. Чай был горячий и сладкий.



Когда автобус подъехал к их остановке, Леопольд попрощался с водителем и пообещал вскоре вернуться в футбольную команду. Пенелопа направилась к велосипеду, но вдруг остановилась. У нее появилось какое-то предчувствие. Оно росло, крепло и вскоре превратилось в уверенность.

– Они уже здесь, – прошептала она. – У нашего дома.

– Что?! Ты уверена? – съежился Леопольд. – Тогда… тогда…

В его глазах читался страх.

– Тогда мы им покажем! – сказала Пенелопа. – Жди здесь, а я подкрадусь к дому и…

– Ты с ума сошла? Я не позволю тебе одной спускаться с холма!

– Тебе придется это сделать. Потому что тебя они почувствуют и обо всем догадаются. А меня – нет! Поэтому я проберусь в дом, заберу Куку и минут через двадцать снова буду здесь. Тогда-то они узнают, что такое настоящее огненное чудо!

Леопольд был в растерянности. Было видно, что он предпочел бы другое решение. Он бы хотел, чтобы к нему вернулась его прежняя сила, и чтобы он мог защитить своего ребенка, а не наоборот.

Пенелопа коснулась его руки.

– Я – Пенелопа Говиндер, и я твоя дочь. Не бойся за меня, я многое от тебя унаследовала. И хочу научиться еще большему. А теперь позволь пойти и принести тебе кошку.

Леопольд через силу улыбнулся, кивнул, обнял Пенелопу и поцеловал в лоб.

Пенелопа бросилась вперед. Как только впереди показался бук, она свернула с тропинки и шмыгнула вниз, в заросли. Пригнувшись, скрытая густым кустарником, она побежала параллельно песчаной тропинке.

И тут она вздрогнула. Похоже, Плателль и Фелльзейфер действительно уже здесь. Осторожно выглянув из-за веток, она увидела невдалеке от бука серую машину, небрежно забросанную сеном. «Они что, думают, что мы слепые?» – подумала Пенелопа. Автомобиль был прикрыт настолько неумело, что даже отсюда было видно, что в салоне никого нет. Она огляделась, но похитителей не обнаружила. Неужели они уже пробрались в дом?

Добравшись до грядок с целебными травами, Пенелопа, скрывшись в густой траве, подползла поближе к дому. Дверь вроде бы была заперта. Ничто не внушало подозрений. Окна были целыми – по крайней мере, со стороны фасада. Куда же они спрятались? Вдруг на крыльце что-то стукнуло. Внутри у Пенелопы всё сжалось. Выбравшись через кошачью дверцу, Куку потянула носом. «Ты моя хорошая, умная киска», – подумала Пенелопа. От сердца у нее отлегло.

– Иди ко мне, – шепнула она, но Куку ее не слышала и, задрав мордочку, продолжала принюхиваться.

– Куку, подойди ближе, – произнесла Пенелопа уже чуть громче, но и это не подействовало. Тем не менее, кошка спустилась с крыльца. Пенелопа осторожно ползла вперед. Куку вздрогнула и помчалась обратно в дом. Как, снова внутрь? Нет, этого нельзя допустить! Пенелопа метнулась к дому. Куку уже почти скрылась за дверцей, но девочка схватила ее и потащила наружу. Кошка мяукнула, но Пенелопа прижала ее к груди. «Всё хорошо, угомонись», – шепнула она, развернулась и только хотела помчаться обратно по тропинке, как уперлась в невидимку Фелльзейфера.

– И кто же это у нас тут такой? – схватил ее за руку мужчина. – Серж, это ведь она! Девчонка!

Из сарая, ухмыляясь, вышел его сообщник.

– Она самая, – процедил Плателль. – Сцапаем ее, а отец за ней сам придет.

Тут раздался вопль: Куку, несмотря на то, что для всех остальных Фелльзейфер был невидим, отлично его видела и вцепилась ему в лицо.