Почти нормальная семья

Защита вызвала двух свидетелей: Адама и Амину.

Йенни Янсдоттер, откашлявшись, смотрит прямо на Стеллу. Мне хочется закричать ей, чтобы она прекратила, чтобы она оставила моего ребенка в покое. Она излагает суть дела, не моргнув глазом, не переводя духа, ни разу не запнувшись.

– Стелла Сандель знакомится с Кристофером Ольсеном в июне этого года. Они встречаются в ресторане «Тегнерс», где между ними завязывается беседа. Вскоре у них начинаются сексуальные отношения.

У Стеллы вид совершенно отсутствующий. Она смотрит прямо на Янсдоттер, и на ее лице не видно и намека на протест против рассказа прокурора.

– Через некоторое время подруга Стеллы Амина Бежич, которая будет заслушана судом, начинает втайне от Стеллы встречаться с Кристофером Ольсеном. Амина также вступает в сексуальные отношения с Кристофером Ольсеном, что Стелла вскоре обнаруживает.

Кажется, председатель Йоран Лейон чуть заметно кивает. Сидящие рядом присяжные внимательно и с большим интересом следят за рассказом прокурора. Никаких сомнений в его достоверности ни у кого не возникает.

– Кристофер Ольсен решает прервать отношения со Стеллой Сандель, и в течение недели они никак не контактируют. Но в день убийства Стелла вновь пытается связаться с ним и отправляется к его дому на Пилегатан. В 23:30 свидетельница Мю Сенневаль, проживающая по соседству с Ольсеном, видит, как Стелла приезжает на велосипеде к его дому и бежит наверх в квартиру Кристофера Ольсена. Тридцать минут спустя Мю Сенневаль снова видит Стеллу. Та стоит на тротуаре напротив дома Ольсена с таким видом, словно чего-то ждет.

Благодаря правилам ведения заседания на стороне прокурора несомненные психологические преимущества: первым представить ход событий так, как он тебе видится. Тот рассказ, который присутствующие слышат вначале, кажется самым убедительным, поэтому от последующих выступающих требуется куда больше, чтобы изменить это первое впечатление об обстоятельствах дела. А судья и присяжные, увы, люди, как бы они ни старались быть объективными, отказавшись от предрассудков и прочих психологических механизмов, управляющих нашим сознанием.

На местах для слушателей щелкают клавиши ноутбуков. Кто-то записывает от руки. Разумеется, у журналистов и репортеров уже есть полная картина произошедшего, которой они готовы поделиться с каждым, у кого есть доступ к телеантенне или выход в Интернет. Я протягиваю руку к бородатому парню, сидящему рядом со мной. «Есть и другая правда, ты еще не все услышал. Надо выслушать обе стороны». Бородатый удивленно смотрит на меня, на мгновение перестав стучать по клавиатуре, и поднимает брови, словно желая спросить, что мне от него нужно.

Я снова прячусь в свой тоннель. Ощущаю запах собственного пота.

– В какой-то момент между двенадцатью и часом ночи Кристофер Ольсен возвращается домой, – произносит прокурор. – Он впускает Стеллу, которая стоит и ждет его на улице. В квартире разгорается ссора – по всей вероятности, связанная с отношениями Ольсена с Аминой Бежич. Во время ссоры Стелла берет нож со стены в кухне Кристофера Ольсена. Ольсен выбегает из квартиры на улицу, направляясь к детской площадке на пересечении Пилегатан и Родмансгатан. У площадки Стелла настигает его, нападает и вонзает нож в безоружного Кристофера Ольсена. Она наносит ему удары в грудь, живот и шею, но ни один из ударов не является смертельным. Кристофер Ольсен еще жив, когда Стелла Сандель оставляет его лежать на земле, где он умирает от потери крови.

В голове у меня все это проигрывается, как фильм. Я вижу нож в руках Стеллы – как она замахивается через плечо и бьет им.

Я вынуждена встать со стула. Народ пялится на меня – все наверняка знают, кто я такая. Журналисты давно меня вычислили. Лишь последняя капля профессионального достоинства и уважения к другим людям мешает им наброситься на меня с вопросами и обвинениями. Оглядевшись, я делаю несколько шагов вправо, потом влево и снова сажусь на место. В голове все путается.

– С вами все в порядке? – спрашивает бородатый.

Я качаю головой. Прижимаю руки к животу и глубоко дышу, ощущая, как дрожат губы.

Я знаю, что Адам сидит за дверями, – несмотря на это, я чувствую себя абсолютно одинокой и всеми покинутой. Мне самой это удивительно. Когда говорят, что человек – стадное животное, кусок суши, а не остров, мне трудно бывает соотнести это с собой. Всю свою жизнь я ощущала себя отрезанной от остального человечества. Большого горя из-за этого я не испытывала – невозможно тосковать по тому, чего никогда не имел, и те связи, которые соединяют людей, – обручальные кольца или узы родства – для меня всегда были менее прочными и значимыми, чем для других.

Впервые я осознала это несколько лет назад, наблюдая дружбу Стеллы и Амины, – внезапно я увидела такое, чего мне самой так недоставало. Это было совершенно неестественное чувство – завидовать дружбе дочери. Понадобилось немало времени, слез и горьких размышлений, прежде чем я поняла – хоть я и испытываю сильные чувства к Амине, вижу в ней себя и ощущаю глубокое взаимопонимание, тянет меня все же к собственной семье.

Я тосковала по Стелле. Тосковала по своей любимой маленькой доченьке.

И мне не хватало Адама.





88




Наверное, более всего меня тронула в Адаме его скромность. Несколько раз я видела его мимоходом в коридорах вермландского землячества, но никогда не обращала на него особого внимания. Однажды декабрьской ночью мы оказались друг против друга за столом в кухне большой студенческой квартиры и несколько лет спустя стали семьей.

Задним числом это звучит нелепо, но на самом деле я и не догадывалась о существовании таких мужчин, как Адам. На родине у меня было немало бойфрендов, но редко попадался такой, с которым хотелось встречаться больше пары месяцев. Те парни, которые меня интересовали, были раскованные, общительные красавцы, но очень часто за неотразимым фасадом скрывался маленький, неуверенный в себе мальчишка.

Парня, с которым я встречалась недели три на последнем курсе гимназии, звали Клаббе – четыре вечера в неделю он качал в зале бицепсы и грудь, а в остальное время разъезжал между двумя площадями города на своем «БМВ», съедавшем половину его зарплаты рабочего хлебозавода. Он называл меня принцессой, поскольку я настаивала на том, чтобы он прополоскал рот после жевательного табака, прежде чем со мной целоваться.

Конечно же, в моем окружении существовали и другие мужчины, похожие на Адама, но я их не замечала, ибо их положение и статус в маленьком городке, откуда я родом, были ничтожны. В Лунде все оказалось по-другому. Здесь ценились совсем другие качества. Я твердо решила никогда больше не возвращаться домой.

У Адама был необычный взгляд на вещи – как в большом, так и в малом. Наши дискуссии обычно начинались со столкновения диаметрально противоположных взглядов, и потихоньку мы приходили к новому видению и своего рода консенсусу. Он обладал поразительной способностью относиться к мнению других людей с таким уважением, что на него невозможно было сердиться. И это меня дико бесило.

– Ты не можешь просто взять и уступить, Адам! С одной стороны, с другой стороны, каждый по-своему прав. Весь смысл дискуссии в победе!

– Думаешь? А мне кажется, дискуссии существуют для того, чтобы мы, люди, развивались. Каждый раз, когда мое мнение ставится под сомнение, я узнаю что-то новое.

Полночи мы могли просидеть в его крошечной комнатушке в студенческом общежитии. Адам на кровати, поджав под себя колени, я – на полу, вытянув ноги. Бутылка вина и пакет чипсов.

– Знаешь, Адам, весь этот привлекательный релятивизм пробуждает во мне тревогу. Некоторые ценности все же должны быть абсолютными. Разве в религии не так? Неужели можно верить во все, во что захочется?

– Разумеется, можно. Именно поэтому это и называется верой, а не знанием.

Тема веры показалась мне новой и пугающей. Не задаваясь вопросом «почему», я считала, что всякая религия по сути догматична и направлена против индивида. В мой либеральный секулярный мир это никак не вписывалось. Сама я происходила из тех мест, где считалось одинаково естественным крестить детей в церкви и высмеивать людей, заявлявших, что они христиане.

– Думаю, руководствоваться убеждениями вообще неправильно, о чем бы ни шла речь, – возражал Адам. – Все это не имеет никакого отношения к религии или вере в Бога.

– Хватит интеллигентских разговоров! – говорила я и засовывала себе в рот очередную порцию чипсов. – Я хочу дискуссии, в которой можно победить!

– Из тебя получится великолепный адвокат.


Мы смеялись, целовались и занимались сексом. Все казалось мне в новинку. Адам по-новому прикасался ко мне, смотрел на меня так, как никто раньше не смотрел. Он раскрывал мне свое сердце, был предельно искренен и ничуть не смущался, сидя передо мной на своей небрежно застеленной кровати, окруженный запахами мужского дезодоранта и чипсов со сметаной и луком.

Я воспринимала наши отношения как бурную влюбленность. Каким-то образом я с самого начала предполагала, что все это скоро оборвется – так же внезапно и резко, как и началось. Любовные отношения в моем представлении такими и должны быть: быстрыми, интенсивными и быстротечными. Надо наслаждаться моментом и вовремя сваливать, пока все не рухнуло.

Окружающие всегда бурно реагировали, когда я рассказывала об учебе Адама.

– Он что, действительно собирается стать пастором?

Каждый раз я и сама приходила в легкий ужас. Обычно я начинала объяснять, что Адам на самом деле не такой, как обычный пастор. Совсем не такой.

– Но он верит в Бога и в Библию и все такое?

Этого я не могла отрицать.

– Хотя все не так, как может показаться, – добавляла я иногда, не зная, как передать словами то, что мне хотелось высказать.

Естественным образом мы продолжали жить вместе. Задним числом, двадцать лет спустя, все это звучит банально и скучно, но наши с Адамом отношения всегда строились на доверии, единении и ясном понимании, что каждый обрел свою спокойную гавань. Как раз то, что мне было нужно.

В повседневной жизни мы почти не успевали думать о будущем – слишком заняты были тем, что происходило здесь и сейчас. Думаю, в этом мы мало отличались от других наших сверстников. Не то чтобы мы закрывали глаза на очевидное – и откладывали решения, которые нам вскоре придется принимать в связи с семьей, профессией и прочим. Мы просто не хотели заглядывать за горизонт.

Две черточки в тесте на беременность за пару недель до Рождества разом перевернули все. Поначалу я пребывала в заколдованном состоянии, напоминавшем влюбленность, но когда первое опьянение прошло, на меня навалились тоска и страх – да такие, с которыми я раньше и близко не сталкивалась. Все началось с сомнений в правильности решения создать семью – может, лучше было все же подождать еще несколько лет? – и заканчивалось безнадежной фрустрацией по поводу окружающего мира, исполненного насилия и страданий. В полном ужасе я могла порой рыдать из-за того будущего, которое с неизбежностью ждет моего еще не родившегося ребенка.

Жутко думать об этом теперь. Словно я уже тогда знала. Какой-то пугающий сигнал из глубин моего существа предостерегал меня от того, чтобы рожать Стеллу. Чувство вины рвет меня изнутри, выворачивая наизнанку все внутренности.

Я была слишком юная. Дала себя уговорить.





89




Председатель суда обращается к Стелле:

– Вы не могли бы рассказать об этих событиях и о вашей роли в них?

Стелла смотрит на Микаэля, и тот кивает ей. Я так благодарна, что именно он сидит сейчас рядом с ней.

Когда он позвонил тогда, вечером в субботу, и рассказал, что Стеллу задержала полиция, я поняла, что мне удастся его уговорить. Он мой должник – после всего, что произошло. Разумеется, для меня было сплошным мучением сидеть в его конторе вместе с Адамом, постоянно балансировать, стараясь не проговориться, однако без Микаэля ничего бы не вышло.

– С чего мне начать? – спрашивает Стелла, глядя на председателя.

Суд сидит, уставившись на нее. Глаза у Йорана Лейона добрые и понимающие, но я вижу, как руки Стеллы, лежащие на краю стола, дрожат. Как бы мне хотелось сидеть рядом с ней, обнять ее! Тоннель вокруг меня сужается, я хватаю ртом воздух. Бородатый журналист смотрит на меня.

Стелла прекрасно знает, что говорить, а чего не говорить. Микаэль несколько раз все с ней повторил. Теперь осталось, чтобы она впервые в жизни сделала так, как ей сказали. Стелла, девочка моя, пожалуйста!

Эта часть судебного заседания имеет колоссальное значение. Первый и, возможно, единственный шанс для обвиняемого произвести хорошее впечатление на суд. Технику Микаэля я знаю как свои пять пальцев. Именно от него я научилась почти всему. Подсудимый должен вызвать к себе доверие, показать себя и сильным, и уязвимым. Лучше всего – насколько это возможно – согласиться с версией событий, изложенной прокурором, отрицая лишь то, что подтверждает участие в преступлении. Важно продемонстрировать готовность к сотрудничеству. Стелла должна показать, что она человек – не больше и не меньше.

– Вы знакомы с Кристофером Ольсеном? – спрашивает председатель Лейон. – Можем начать с этого.

Стелла делает глубокий вдох и смотрит на Микаэля. Он кивает ей, словно подавая сигнал, потом поворачивается всем телом в сторону, спиной к местам для слушателей, спиной ко мне.

У меня ощущение, будто в живот мне всадили нож. Краткий миг сомнения. Ведь я могу целиком положиться на Микаэля?

– Мы познакомились с ним в «Тегнерс», – негромким голосом говорит Стелла. – Я и Амина.

Я не шевелюсь, боюсь даже дышать.

– Это было где-то в июне. Мне показалось, что Крис симпатичный и… с ним интересно. Он был сильно старше. Ему было тридцать два, а мне восемнадцать.

Женщины-присяжные переглядываются.

– Он рассказал, что много путешествует, – продолжает Стелла. – Где он только не побывал! И легко было догадаться, что у него есть деньги. Похоже, у него была такая насыщенная жизнь – о какой я сама мечтаю.

Она использует настоящее время – «мечтаю». Не «мечтала». Она по-прежнему мечтает.

– После того вечера он написал мне и предложил снова встретиться, и мы встретились.

Голос звучит увереннее. Время от времени она поднимает голову и смотрит прямо в глаза Лейону и присяжным. Микаэль выпрямляется и призывает ее продолжать, похлопав по руке. Разумеется, он одет в одну из своих голубых рубашек, которые он специально заказывает у портного в Хельсингборге. Много лет назад, когда мы с ним работали вместе, он признался мне, что после дня работы в суде выбрасывает рубашку. Пот невозможно отстирать.

– Несколько раз мы встречались в квартире Криса, – говорит Стелла. – Ездили на лимузине в Копенгаген, чтобы сходить в роскошный ресторан. Проводили время в спа-отеле в Истаде, а однажды вечером он снял для нас номер в Гранд-отеле.