Покопайтесь в моей памяти

– Вы не учли, что Тарасевич – в прошлом сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, он попросил бывших коллег проверить счета управляющей компании. Работа эта была проведена, и по ее итогам Александр Витальевич решил, что деньги просто разворовываются вами.

– Он ошибался, как и его бывшие коллеги.

– Он ошибался, – согласилась Бережная, – деньги не разворовывались, а шли на дело, которое приносило сумасшедшие проценты прибыли. Вы открыли несколько микрофинансовых организаций, оформив их на бывшего своего приятеля Мартынова.

Михеев наморщил лоб, пытаясь вспомнить, о ком идет речь.

– Какого? Ах, на того, что у Сопаткина в банке работал. Не отрицаю свое знакомство с ним. Но только я его уже несколько лет не видел.

– Спорить не буду. Может, встреч не было, но вы регулярно общались с ним по телефону. Последний звонок был сделан сегодня в десять утра.

Михеев достал из кармана телефон и положил на стол.

– Попрошу показать, где в телефонной книжке этого аппарата находится номер моего бывшего знакомого Мартынова.

– Этот номер хранится в памяти другого аппарата, вероятно, в том, что в ящике вашего рабочего стола. Ведь утром вы набирали номер Мартынова, находясь в этом кабинете.

Михеева нисколько не смутило это утверждение.

– Если в моем ящике моего стола и находится какой-то телефонный аппарат, то я не имею к нему никакого отношения. Мне его подбросили. Кто и с какой целью – не знаю. Но, судя по логике ваших, мисс Марпл, рассуждений, подбросили именно затем, чтобы обвинить меня в убийстве Тарасевича. Я не знаком с разыскным делом, но для того, чтобы обвинить, как мне кажется, нужны улики, орудие убийства, свидетели… А у вас ничего этого нет.

– Думаю, что кое-что у нас есть, – сказала Бережная. – Вы помните, в чем вы выходили из дома в день убийства?

– Нет конечно. Но предполагаю, что в куртке. Их у меня несколько.

– В серой стеганой?

– Возможно, но не могу утверждать. Я же сказал: у меня их несколько.

– Именно в серой стеганой вы пришли на работу в тот день. И очень скоро ушли куда-то, оставив свой автомобиль на паркинге. Через полчаса на аппарат Тарасевича поступил звонок, после которого он поспешил куда-то. Сел в свой автомобиль, успел проехать по Тучкову сотню метров и был убит.

– А я-то тут при чем? Вы хотите, чтобы я сознался в том, что вызвал его куда-то. Проверьте распечатку исходящих с моего телефона. Или этот вызов был сделан с того самого подброшенного мне аппарата, который, по вашему утверждению, лежит в ящике моего стола?

Михеев выдвинул ящик и притворно удивился:

– Ах, вот и он. Как же он попал сюда?

Он положил аппарат на стол.

– Зря, конечно, я до него дотронулся. Теперь на нем мои отпечатки пальцев.

– Вы звонили с другого аппарата, который определен телефоном Тарасевича как вызов с неизвестного номера. Однако он ответил и поспешил на встречу. Очевидно, он узнал ваш голос.

– Очевидно, вероятно, может быть, – поморщился Михал Михалыч, – господа, это всего-навсего предположения, а нужны улики.

– Возвращаемся к вашей куртке, в которой вы вышли на работу, а потом в ней же и ушли.

– Ну и что?

– Но вернулись вы потом в пальто. И переоделись не на паркинге.

– Что в этом особенного? Вышел, зашел в магазин, купил пальто и вернулся. А куртку, если она вас так интересует, выбросил. Или в магазине оставил. Да, именно в магазине.

– Адрес магазина помните? Чек сохранился?

– Адрес помню, но чек не сохранился. Хотя, возможно, я и не брал его. Надел пальто и пошел.

– Шляпу и зонтик в том же магазине приобрели?

– Какую шляпу и зонтик? Вы это о чем, уважаемая миссис?

– Просто мы проверили все окрестные уличные камеры. Отследили движение всех прохожих и знаем, куда они направлялись. И только один вызвал подозрение. Это был мужчина, который неторопливо шел в пальто, в шляпе с широкими полями и с зонтиком, которым он прикрывал лицо, хотя сильного ветра не было, и дождик моросил едва-едва.

– Я-то при чем?

– С работы вы вышли в куртке. Зашли на паркинг, достали из багажника большой белый пакет с ручками, плотно набитый чем-то, и вышли на улицу.

– Возможно, именно в тот день я прихватил с собою из дома приготовленный на выброс мусор: старую ветошь, какие-то тряпки.

– Именно так вы и сказали охраннику на паркинге. Однако вышли не во двор, а на улицу. Потом пропали из поля зрения камеры и не появились больше. Где же вы были?

Михеев закрыл лицо ладонями, а потом уронил их на свои колени. Получилось с хлопком.


– Господа, я не могу ответить на этот вопрос, потому что был у дамы. Она замужем, любит мужа, но встречается со мной ради денег, которые я ей даю. У них бедственное положение.

– Телефон, адрес? – приказал Евдокимов.

Михеев кивнул, соглашаясь.

– Записывайте. Только аккуратнее с ней, она очень впечатлительная, и у нее муж, не забывайте. Леной зовут.

Бережная набрала номер и, услышав в трубке женский голос, спросила:

– Лена, Михал Михалыч у вас? Тут его на работе ищут. Он пропал куда-то. Как бы не пришлось в полицию заявлять.

– Вы ошиблись, наверное, – прозвучал женский голос. – Я не знаю никакого Михаила Михалыча.

– А он оставил ваш адрес и телефон на всякий случай, если вдруг его телефон отключится. Я тогда направлю полицию к вам. Объясните им…

– Я и вправду не знаю, – перешла на шепот женщина, – у меня просто муж сейчас дома, телевизор смотрит, я при нем не могу… Михал Михалыч не появляется и не звонит уже неделю. Заскочил как-то утром… Точно даты и времени не помню, но в первой половине дня. Часок побыл, а потом ушел.

– Он был в куртке и с пакетом?

– Ну да.

– Ваш двор проходной?

– Проходной, можно с одной улицы на другую, только через еще один дворик и через парадную.

– Спасибо.

Вера посмотрела на Михеева.

– Ну как? – спросил он, улыбаясь. – Подтвердилось мое алиби?

– Нет, подтвердилось лишь то, что вы заходили к своей любовнице в первой половине дня и находились там какое-то время. Но если учесть, что ваша любовница проживает в пятидесяти метрах от места убийства…

– Если честно, то мне надоел этот разговор, – поморщился Михеев, – нет улик? До свидания. А то начали тут: откуда пальто? Куда делась куртка? Я ответил на ваши вопросы?

– Не нравится беседовать в вашем кабинете, – не выдержал Евдокимов, – отвезем в другое место, более приспособленное для подобных бесед. Вера Николаевна, продолжайте.

– Итак, – сказала Бережная, – выйдя от своей любовницы, вы, скорее всего, на площадке этажом ниже, чтобы об этом и Лена не знала, надели пальто и шляпу на случай, если кто-то вас все-таки видел во время совершения убийства Тарасевича. А выйдя во двор, прикрылись зонтом, чтобы никто не смог увидеть вашего лица. Вас, конечно, видели прохожие, но все описание внешности: пальто, шляпа, зонт. А куртку вы определенно выбросили.

– Возможно. А вы ее нашли? Все мусорные баки обследовали?

– На-ашли, – весело ответила Вера, – но только не в баке. Мои сотрудники два дня рыскали по округе, отыскивая бомжей. Свою куртку вы отдали одному из них. Но тот, на наше счастье, не стал носить ее, потому что она промокает, а у него на дождливый период есть плащ-дождевик. Так что он продал вашу куртку за вполне приличные, по его меркам, деньги. И вас он описал подробно. Пальто, шдяпа, зонтик, перстень с желтым камнем на правой руке… и еще рассеченная левая бровь. Сейчас бомжа приведут сюда, и он…

– Да он за бутылку все, что угодно, покажет.

– Куртку мы отдали специалистам, и они обнаружили на правом рукаве и в меньшей степени на груди куртки частицы порохового заряда и сделали вывод. Обладатель этой куртки стрелял из пистолета не более одной недели назад.

– А вы уверены, что это моя куртка? Хотя… Все ясно: убийца – этот самый неизвестный мне бомж! Надеюсь, он задержан.

– Для того чтобы точно знать, кто совершил это преступление, провели еще одну экспертизу – на соответствие пото-жировых следов, обнаруженных на куртке.

– Погодите! – воскликнул Михеев. – Если ваши выводы основываются на показаниях какого-то маргинала, то вы меня извините – это ни в какие ворота. Вы сами описали ему мою внешность, а перстень на пальце, рассеченная бровь… Она у меня уже тридцать лет рассечена!

– Это когда вы с Толей Напрягом схватились с парнем во дворе дома, где был бар «Янтарный»? Вы после первого удара упали с рассеченной бровью, а когда подъехала милицейская машина и схватили Пряжкина и того парня, в темноте скрылись.

– Это что, Пряжкин вам такое наплел? Ну, даже если такое и было, что с того. Хотя что я говорю! Мы с Пряжкиным только здесь познакомились. И это знакомство шапочное, так сказать.

– Да ничего. Просто вам тот парень весточку от Шленки принес и попросил его с Канцлером познакомить.

– Не понимаю, о чем вы?

– Зря отпираетесь. Как вы думаете, откуда я про Шленку знаю, про бар «Янтарный»? И не только про это. Пряжкин во всем признался. Долго отпирался, но когда ему сказали, кто это Канцлер на самом деле, то он очень долго хохотал, потому что человек, которого все боялись и боятся до сих пор, не кто иной, как…

Вера замолчала и посмотрела на Евдокимова.

– Кто?! – закричал Михеев. – Я же все по его указанию делал.

Он понял, что проговорился, и произнес уже спокойно:

– Не знаю, что там вам Пряжкин наплел, а если что было за мной когда-то, то давно уже истек срок исковой давности. Да и был я тогда несмышленышем. Мне и восемнадцати не было. Но сейчас я чист.

– Вот экспертиза и подтвердит это, – согласился Евдокимов, – или, наоборот, докажет, что замараны вы по самые уши.

Дверь отворилась, и в кабинет заглянул майор юстиции Егоров. Увидев Евдокимова, он доложил: