Последняя игра чернокнижника

— О-о, это очень лестное предложение, айх! После вашего откровенного рассказа мне действительно стали интересны и другие вещи, появилось некоторое понимание вашего характера! Но вот прямо каждую ночь беседовать в такой приятной компании… Наложницы очень обижены, они места себе не находят, очень переживают, не стали ли в ваших глазах некрасивыми, раз вы предпочитаете болтовню со мной им…

Он не прерывал этот поток бессвязных аргументов. Потому осеклась я. И лишь тогда он ответил:

— Я точно должен объяснять, куда люди должны засунуть свои переживания и обиды в мой адрес?

— Да нет, не должны, — признала я. — Все и без того в курсе и старательно туда засовывают. Вы обеспечили себе славу неуязвимого маньяка-рецидивиста, они даже мысленно не смеют думать о вас плохо. Не смотрите так, это искренний комплимент!

— А как я смотрю?

— Не знаю. Но мне кажется, что вы смеетесь… хотя вы не смеетесь. В общем, я только о вас переживаю! Я слышала, что ваша магия требует подпитки в виде пороков. Убийства, пытки, секс. Мне бы не хотелось, чтобы из-за ничтожной меня у вас возник какой-то дефицит.

— Вот здесь ты права. То есть мы не можем удовлетворять мои пороки вдвоем? Ну, раз уж ты так сильно обо мне заботишься.

— Вы о пытках? — почти с надеждой выбрала я.

Он со смехом встал, направился к столику, чтобы налить себе вина. Говорил теперь, не поворачиваясь в мою сторону:

— Катя, тебе не нравится это платье? Я заметил, как ты неловко сидишь.

— Непривычно просто… — я выпрямила спину и села ровно.

— Ты теперь наложница и можешь одеваться как хочешь. Даже в ту зеленую поношенную тряпку. Тебе будут давать советы на этот счет, но ты вправе ими не пользоваться.

— Правда? — я всерьез удивилась. Моего мнения даже и не спрашивали, но приятно знать, что я могу обсуждать фасоны. Притом желательно все-таки и не выглядеть белой вороной среди этих разодетых красоток — больше вопросов возникнет… Завтра поразмыслю об этом.

— Правда, — отозвался он. — Одевается наложница так, как хочет. А раздевается так, как хочу я. Желаешь вина?

У меня как раз в горле пересохло:

— Нет, спасибо.

Он улыбался, повернувшись ко мне точеным профилем. Но создавалось чувство, будто он смотрит прямо на меня.

— Катя, я тебе сейчас кое-что скажу. Возможно, это поможет тебе настроиться на дальнейшее. Ты внешне не в моем вкусе, я так раньше и думал. Но чем больше смотрю на тебя, тем сильнее убеждаюсь, что ошибся в первом впечатлении. Ты красива, но какой-то другой красотой. А твой характер мне давно импонирует — чем острее твой язык, тем сильнее желание его прикусить. Ты стала наложницей не потому, что меня разозлили крики через несколько этажей. Ты ею стала, потому что я захотел такую любовницу. Да и твоя девственность поможет моему восстановлению. Может, все-таки вина?

У меня дар речи пропал. Он раньше ведь не выражал никаких признаков симпатии, потому я не без оснований надеялась, что до этого никогда не дойдет. Но у него жизнь такая: захотел — взял, захотел — выкинул. Зачем ему себе отказывать, если хоть немного желания появилось? Сейчас он допьет, повернется и снимет повязку. Выглядит он лучше, то есть сила скорее всего почти полная. После этого я сниму с себя все что угодно, упаду ему под ноги и начну сама умолять, чтобы хотя бы дотронулся. Ему даже делать ничего не придется — сама сделаю, если только к себе подпустит. Еще и стонать начну, и просить повторить, ведь первый опыт был очень показательным. А потом кем я буду себя ощущать? Даже не использованным телом, а использованными эмоциями, каждой клеткой мозга?

Я нервно вскочила на ноги, начала зачем-то оправлять платье, а сама придумывала, что сейчас нужно сказать, чтобы быть правильно понятой. Дымок, ау? Требуется любая помощь! Защитная граница? Нет, она работает только при ударах… Я так сильно разволновалась, что вообще соображать перестала. Зажмурилась и вместо того самого объяснения, удивив саму себя, выдала:

— Ар-ртоеллах-шиу.

И за полсекунды, пока летела сквозь стены и потолки, успела понять, какая же я дура.





Глава 22




Вернуло меня в старую спальню — видимо, она все еще называлась «домом», ведь к новой я привыкнуть не успела. Даже вдохнуть не успела, как расслышала в голове ироничный голос:

— Это было здорово. Чистое белое заклинание, а мы сегодня не хотели экспериментировать. Знал бы, сколько интересного откроется, давно бы пообещал тебя под себя уложить.

Вскочила, замерла в ужасе перед черным окном и начала оправдываться:

— Айх! Я… я от страха!

— Ого, прекрасно. Я слышу тебя, а ты слышишь меня, несмотря на то, что мы не использовали родовые имена. У тебя потенциальный резерв сравним с моим, но он не работает целиком — видимо, разделен на черный и белый, потому ни один не включается полностью. На что ты еще способна от страха? Давай-ка попробуй повторить заклинание.

— З… зачем?

— Мы сейчас и из-за этого будем препираться? Я, может, и слаб, но мне хватит сил прийти за тобой.

Это была угроза, подчеркивать нет нужды. Но что-то в самой мягкости его тона свидетельствовало об интересе отнюдь не только к магии. Почему я раньше об этом совершенно не думала? Ведь Ринс тратил на меня уйму времени, он давно бы меня пришиб на месте, если бы не хотел для начала сделать любовницей — а уж потом преспокойно прибить на месте. Интерес был… возможно, уже во время поцелуя, просто я все сигналы из-за неопытности проигнорировала.

— Айх Ринс, — я решила, что лучше пока говорить. — Я обязательно к вам приду! Вот прямо сейчас уже иду, иду… По пути хотелось бы обсудить некоторые моменты. Представляете, на мне сработало белое заклинание!

Он смеялся прямо в моей голове:

— Как дойдешь, расскажешь, откуда ты его вообще знаешь.


— Да я сейчас о другом! Я маг, айх! И, вполне вероятно, самый странный маг из всех, каких знал этот мир! Меня надо беречь и осторожно изучать!

— В каком это смысле?

— В том, что наложниц у вас… я теряюсь в определении количества. А я такая одна!

— Притом девственница, то есть способная вернуть мне силу с лихвой. До тошноты надоело ощущать слабость, я вообще не привык к этому состоянию. Ты идешь?

— Иду-иду! Вот сейчас шаг ускорила. Какой большой замок! Сами строили?

Мой вопрос он проигнорировал:

— Катя, я и сам сейчас не могу определиться, что в тебе для меня важнее — то, что ты маг, или то, что ты девственница.

— Магическая девственница! — выбрала я. — А вдруг я вам еще и пригожусь в этом качестве?

— Ты так боишься близости? — он чуть приглушил голос. — Почему?

— Не боюсь, — признала я после паузы. — Но отчаянно не хочу таким способом стать батарейкой для человека, к которому не испытываю никакой симпатии.

— Не испытываешь? Не припомню, чтобы мне хоть раз признавались, что я непритягателен как мужчина.

— Ага, осмелились бы они, — я буркнула себе под нос. А громче добавила, вдруг впервые самой себе отвечая на этот вопрос: — Вы в некотором смысле притягательны. Просто… вы смеяться станете, как и все друзья надо мной смеялись. Я ничего хорошего в жизни не видела, ничего настоящего. Но в душе всегда надеялась, что в чем-то мне повезет. В романтике, может быть. В любви. В чем-то же должно было? Как в книгах пишут. Наверное, я не спала до сих пор с левыми мужиками, которые наутро и имя мое не вспомнят, только по той причине, что это означало бы конец и этой смутной мечте. Возможно, последней в моей биографии.

— Странно, но я не вполне могу перевести смысл фразы «левые мужики». Тебя потянуло на искренность? Самое время.

— Потянуло. Сама не знаю почему.

— Я знаю. Ты считаешь меня плохим, но недостаточно плохим для того, чтобы я отнял у тебя твою последнюю мечту. Но и сама знаешь, что в этом ошибаешься.

Я не уловила, что голос его звучит уже не в черепушке, а увидела отражение на темном стекле. Ринс стоял сзади. Лицо удалось разглядеть очень ясно и даже черные глаза без повязки. Он позволил мне только вздрогнуть, но не развернуться, удержав за плечи. Немного наклонился к уху и продолжил:

— По поводу моей памяти не беспокойся, она безупречна — я вспомню твое имя наутро. Как помню сотни женских имен.

— Вы понимаете, о чем я говорила, — ответила, но уже ощущала вяжущее возбуждение от его присутствия, еще не давящее, не парализующее волю. — Дело совсем не в имени.

— Тогда формулируй четче. Я сегодня едва на ногах стою, а приходится носиться в эту комнату… кстати, а почему в эту? «Шиу» должно было отправить тебя домой. Неужели тебя еще не переселили?

— Все сделали, айх. Но вряд ли то помещение вместе с новым статусом вызывают у меня положительные эмоции. Взяли какую-то дуреху, вышвырнули, вселили в ее спальню меня, напялили на меня ее украшения, посадили перед ее зеркалом, еще и спать придется в ее кровати. Черт его знает, наверное, заклинание уносит меня самое привычное для меня место, считая его «домом».

— Как трогательно, — он снова улыбался и почему-то смотрел на мою шею. — Девочка, у которой никогда не было дома, взялась объяснять мне суть этого термина. Сейчас разрыдаюсь от умиления. А теперь повтори то же заклинание, только в конце добавь «шиу-ги-Ринс». Сработает, ведь ты вряд ли здесь знакома с другими Ринсами и их «домами». А захочешь когда-то перенестись просто ко мне, тогда без «шиу».

После этих слов он переместил руки мне живот и тесно прижал к себе, вероятно, собравшись быть попутчиком.

— И куда оно нас унесет? — нахмурилась я.

— Отгадай. Хоть на чем-то силы сэкономлю.

Думала я несколько секунд, а потом отчетливо произнесла:

— Ар-ртоеллах-ги-Ноттен!

И мы полетели сквозь пространство в тот же миг. Ринс не выпустил меня из рук, но перемещение было столь же стремительным, как и по замку — значительное расстояние почти не сыграло роли. Выдохнула я уже в совершенно другом месте возле постели. Айх Ноттен проснулся мгновенно и вскочил на ноги. Обратился нервно к Ринсу, который тут же отпустил меня и отступил на шаг:

— Айх?! Вы без повязки! Это что же сейчас у меня в башне начнется?!

— Да все уже спят, старая толстая истеричка, — тот ответил устало.

И Ноттен подался к нему, моментально изменив интонацию:

— Вы истощены! О Богиня… вы едва дышите!

Ринс не спорил. Он завалился на освободившуюся постель и даже подушку поудобнее подложил. Я же смотрела на Ноттена влюбленными глазами, еще не определившись, то ли обнять без предупреждения, то ли о чем-то взмолиться. Но он и сам уставился на меня, округляя небесно-голубые глаза:

— Катя? Как ты попала к айху Ринсу? Я вижу на твоей ауре знак его женщины…

Обниматься расхотелось — захотелось помыться. Какой еще знак? Мы один раз целовались! Ринс подал голос:

— Кстати об этом. Ноттен, вы видите мое состояние. Пропишите мне девственницу. Или просто огласите вслух, что я тут типа главное орудие обороны и возмездия, и если с утра на нас нападет какая-нибудь маладийская армия, то всем крышка. И только потому, что у некоторых присутствующих мечта не связана со спасением тысяч жизней.

— Ваш сарказм сейчас вообще неуместен! — Ноттен говорил с ним строго. — Хотя бы потому, что вы говорите чистую правду — вы сейчас даже горстке разбойников противостоять не сможете! Почему вы не вызвали меня раньше? Это безответственность, айх! Корона полагается на вас, а ваше себялюбие не позволяет просить о помощи?

— Корона, корона… Настойку хоть какую-нибудь дайте.