Последняя игра чернокнижника

— Нет.

Мой ответ был сухим и однозначным. Даже если Богиня в прошлом и была тираном, а сейчас осознанно себя обеляет, то за преступления расплата не должна быть вечной. Теперь ее голос звучал еще громче, я бы зажала руками уши, но только тряхнула со звоном цепей.

— Я знала, что ты так скажешь. Любой, увидевший меня здесь или проживший на моем месте хоть пару лет, сказал бы то же самое. Среди моих последователей часто встречаются те, кого люди осудили так же несправедливо, — для них смысл жизни в прекращении этой бессмысленной жестокости. Отмщение в моем лице за них самих. Пугающие в своем фанатизме и самые близкие, поскольку только они всегда на моей стороне. Мои люди будут заставлять тебя согласиться — их терпение на исходе. Они будут бить тебя, пытать и угрожать. Я не подскажу, что твоя граница непроницаема для их ударов, но об этом несложно догадаться. Тогда останется только последний способ. Они разыщут всех твоих друзей, чтобы бить и пытать уже их. Но и это может не сработать. В этом случае они заморят тебя голодом и будут с надеждой ждать новые сосуды. Когда-нибудь наши с ними мечты сбудутся: они получат справедливость, а я — свободу.

— Тогда почему мы все еще разговариваем? — охрипшим голосом спросила я, представив на пыточном столе Китти, Скирана, Ноттена, Ринса. На ком из них я сдамся? И каков будет порядок? Мы будто накаркали, совсем недавно обсуждая эту дилемму.

— Потому что разговорами решается больше проблем, чем пытками. Ты по привычке воспринимаешь меня как обычного мага, но я всесильна… была всесильной. А сила дает один эффект — только настоящее могущество может позволить себе сострадание. Я не хочу никому причинять боли — уж тем более тем, кто ее не заслужил. Я вижу в тебе друга, Екатерина. А кого видишь ты?

— Я не знаю… Не знаю! А что произойдет, если я соглашусь? Не будет ли еще больше жертв?

Мне от переполнявших эмоций захотелось спрятаться, залезть в какой-нибудь угол, накрыть голову руками и хорошо поразмыслить. Богиня вдруг сказала тише:

— Я засыпаю. К сожалению, у меня нет возможности бодрствовать долго…

Ее голос утих. Одновременно померкли свет и тьма, превратившись в обычное пустое пространство. Я повисла на руках, нервно содрогаясь. Мне нужен был совет или книги. Или мне нужно было искать способ сбежать. Я не могла определиться. Но за несколько часов тягостной тишины, никем не нарушаемой, я немного привыкла к внутренней веревке, зовущей вернуться к Ринсу, и собралась. Он говорил, что я сильна — значит, и с этим справлюсь. Есть вероятность, что и сам он сможет меня разыскать, ведомый той же самой веревкой, но уже с его стороны, никакие запретные знаки его не остановят. Но когда это произойдет? Наверное, правильно выстраивать общение таким образом, чтобы оно продлилось как можно дольше.

К следующему пробуждению Богини, которое я сразу заметила, накопила более конкретные вопросы:

— Зачем вам тело, Богиня? Что было бы со мной?

— С тобой? — ее голос почти сразу зазвенел и не отражал сонливости. — Ты будешь жить, но иначе. Получишь власть и могущество, которые есть только во мне. Ты получишь меня, не теряя себя.

— Будете в моей голове? Постоянно?

— Примерно так. Да и не смогла бы тебя убить, даже если бы захотела, твой дух делает тело живым, а мертвое тело убьет и мой дух. Навсегда вместе, неразделимые, больше никакого одиночества. О, сколько бы я отдала за то, чтобы в моих снах присутствовал хоть кто-то еще! Тебе светит очень долгая жизнь, Екатерина. Настолько долгая, что ее иногда ошибочно называют бессмертием. Или тебя ждет смерть, если нас с тобой просто убьют. В этом случае мне станет тебя жаль, но я буду счастлива за себя. Третьего не дано: смерть или спасение. Сюда я уже не вернусь.

Слова ее попадали в самое важное лично для меня:

— Они не убьют вас, Богиня! Вы даете им магию. Мир — тот самый, привычный для них — рухнет. И… это тоже несправедливо. Я не представляю, каково себя ощущать безлимитной батарейкой для всего мира. Меня так один раз использовали, по моему же согласию, и то не сказать, чтобы это было морально просто. Но сотни лет существовать так, без права даже умереть…

— Ну вот, — судя по интонации, Богиня улыбнулась. — А ты спрашивала, зачем разговаривать. Хотя бы для того, чтобы услышали.

— Вы родились в этом мире? — я вспомнила и о других вопросах. — Тогда каким образом вы заставили на себя работать ученых?

— Не в этом, — она задумалась ненадолго. — И не в твоем. Я уже и забыла цвет неба в своем родном мире. Я шла сквозь миры, оставаясь иногда на столетия или унося ноги немедленно, если мне не нравилось. Везде появлялась магия, пока я там была. Мне давали разные имена, и тогда я забывала старые. Иногда казалось, что я устала существовать, а иногда хотелось вернуться домой, чтобы закончить путь именно там.

Поскольку она замолчала, я решила вставить:

— Я знаю, зачем вы это мне рассказываете. После таких историй душа неизбежно открывается, а ум пытается поставить себя на место рассказчика. Со мной этот трюк уже проворачивали — и тогда сработало. Всегда работает.

— Ты нравишься мне, Екатерина. Хотя Андрея я знала чуть лучше — и он мне импонировал своим пытливым умом. Но ты, оказывается, тоже на многое способна. Быть может, это свойство объединяет все мои сосуды?

— Об этом я и спрашивала. Что нас объединяет? Как вообще вы отсюда смогли всё провернуть?

— Не я. Мои последователи. Хотя и с моей помощью, конечно. Тысячелетние знания способны решить любую проблему, стоило только очнуться от вечного забытья. Я сама уничтожила здесь возможность рождения двухсферных магов, а только они подходят. Я могу докричаться до своих сосудов во всех мирах. Но пройти сквозь миры со своей ограниченной магией они неспособны. Потому мне пришлось усложнить решение проблемы — один из слышащих меня смог с помощью вашей техники и своей магии создать аппарат по перемещению. К сожалению, он не был способен создать совершенный механизм, как не мог рассказать своим товарищам о настоящей цели опытов. Действовал практически вслепую. Ему даже не удалось сместить точку перемещения: она остается строго в одном месте, но в разных мирах.

— Это сколько же жертв насчитывает его помощь?

— Теперь уже не знаю. Он погиб лет десять назад — одним из первых пытался переместиться сюда и помочь мне.

От обилия удивления у меня волосы на затылке стояли дыбом.

— Погиб десять лет назад?

— Примерно. Но он оставил записи. Другие ученые скорее всего решили продолжать, уверовав, что рано или поздно его исследования приведут к успеху — сосуды ведь из вашего мира исчезали.

— Вот только оказывались не в будущем, как думают ученые, — поняла я. — Наверное, он настоящий смысл капсул специально исказил… А ученые, возможно, просто считают, что мы перемещаемся в далекое будущее, до которого они еще не дожили. Тем временем десятки людей погибли… и будут погибать снова!

— Прискорбный факт. Невинные не должны умирать по чьей-то прихоти. Еще прискорбнее осознавать, что это моя прихоть. От чувства вины можно было бы умереть — если бы мне дали возможность хотя бы умереть.

Я не собиралась поддаваться на уговоры, не собиралась давать согласие, но ее слова отчетливо колыхали чаши весов. Я опомнилась и тряхнула головой:

— Я не дам согласие. Хотя бы потому что не способна принимать настолько важные решения! И ваша месть — пусть вы хоть миллион раз получили на нее право — это не моя цель.

— Месть? — и вновь смех звенящими колокольчиками. — Кому мстить? Те, кто заперли меня, давно скончались от старости. Я умею почти все, но не воскрешать мертвых, чтобы им отомстить. Ныне живущие делятся на тех, кто мне помогает, и на тех, кто понятия не имеет о настоящем положении дел. Кому же мне мстить? Ученым, которые не ведают, что творят? Они ведь как любопытные дети — достаточно их только остановить и подкинуть другие игрушки. Хотя… вспомнила одного, достойного моей мести. Я убью только того, кто перерезал горло Андрею. Если уж я несу справедливость, то обязана карать за жестокость по отношению к беззащитным.

Ринса. Это уже были не чаши весов, а барабаны, в которые по очереди со всей силы молотили.

— Вы отомстите его убийце, потому что он лишил вас сосуда? — мне и самой вопрос показался глупым, но ответ отчего-то был крайне важным.

— За то, что лишил сосуда, — повторила она и добавила: — И за ту тоску, которая последовала после. Я провела в сознании Андрея несколько прекрасных дней. Он потряс меня — умный, щепетильный, целостный, всю жизнь потративший на помощь другим, но бесконечно одинокий. В Андрее было столько от меня самой, что его потеря оказалась мучительной. Я не могла сдержаться… наверное, ты ощутила последствия моих страданий.


— Ощутила, — признала я. — То есть вы и не планировали доводить айхов до смерти… Вы просто тосковали по потере.

— Зачем же мне доводить всех айхов до смерти? — удивилась Богиня.

Она может быть прекрасной актрисой и лживой сукой. Или она может быть святой, которую подвергли самому жестокому наказанию из всех возможных. Но в обоих случаях мне было понятно, что это каким-то образом надо прекратить. И я все равно упрямо повторила:

— Я теперь понимаю, почему вас называют Богиней. Вам не подходит ни одно другое имя. Но я не могу дать согласие — не имею права взвалить на свои скудные знания такое решение. Переходите к плану «Б». Что там сначала? Пытки и избиения? С этим стоит поспешить, ваше присутствие помогает облегчать состояние, но дышать всё сложнее. Чертова связь убьет меня быстрее ваших фанатиков, — процедила последнее сквозь зубы. Мне и без того досталось, дополнительный дискомфорт лишал последних сил.

Богиня помолчала, затем заговорила задумчиво:

— Отсюда плохо видно, но теперь я рассмотрела. На тебе брачный знак наивысшей верности. Давно не видела, чтобы кто-то добровольно подписывался на вечность. И ни разу не видела, чтобы он потом об этом не пожалел. Вечность — слишком длинный срок. Для всего. Хочешь, уберу? С твоего мужчины не смогу снять без его согласия и присутствия.

— Брачный знак? — меня удивила формулировка, но она была не так важна, как моя просьба: — Да, хочу! А… «мой мужчина», уверена, и сам справится.

— Легче, чем передвинуть горы или наполнить водой море. Выполнено.

Я сразу почувствовала, как тиски отпускают и больше не стягивают грудь тугим обручем. Даже согнуться захотелось, чтобы все органы внутри окончательно расслабились. Поблагодарила с облегчением:

— И на том спасибо. Не будем разочаровывать фанатиков моей безвременной кончиной.

Она снова рассмеялась, но быстро умолкла. Заговорила после паузы:

— Скоро я снова погружусь в сон — уже чувствую усталость. Вот так и живу, — она словно усмехнулась, но я не была уверена. — Знаешь, а ведь пока ты смотрела на меня, я смотрела на тебя. И теперь мне не хочется, чтобы ты испытывала любую боль. Я прикажу тебя отпустить. Моим последователям это не понравится, но они будут вынуждены исполнить приказ. Хотя бы один-единственный раз.

— Отпустить? — я не поверила.

— Именно так. Только сделай одолжение — проживи счастливую жизнь и не погибни, как Андрей. Я не могу постоянно быть в твоем сознании без согласия, но уверена, что почувствую тоску, если с тобой случится беда.

— Вот так просто — отпустить?

— Нет. Это непросто. Но сложные решения мне до сих пор не помогли. Будь счастлива, а не привязана, Екатерина. И обязательно просто будь.

Через полминуты в коридор вошел мужчина в рясе и низко склонился перед решетками:

— Вы звали, Богиня?

Она изложила ему свое требование, в которое адепт долго не мог поверить. Но склонился снова и подошел ко мне, отстегивая кандалы. Я же, потирая затекшие руки, бросилась не на свободу, а к решетке. Вцепилась пальцами в прутья, до рези в глазах вглядываясь в слепящую темноту.

— У меня еще много вопросов! По какому принципу нас выбирали? Как вы переходите между мирами, и способна ли на это я? Что произойдет с вами, если не проводить ритуалы? Вы умрете, если их остановить, или будете страдать еще сильнее? Богиня, Лайтимерр… (1f101)

— Сон одолевает, — ее голос зазвучал устало. — А это всё такие мелочи. Если захочешь — когда-нибудь вернешься и услышишь ответы. Я всегда буду тебе рада.

От свежего воздуха кружилась голова. Мы стояли на высокой скале, леса внизу сливались в зеленую кашу с тонкими нитями рек. Позади мялись люди и не знали, что со мной делать. Не знала теперь и я. Но понимала, в чем был план мудрой пленницы — она выбрала единственный способ заставить захотеть ей помочь. Никакой силой она бы этого не добилась. Я теперь ее адептка, вольная идти куда угодно, но желающая вернуться к своей Богине, способной передвигать горы, наполнять моря, оплакивать потери и мечтающей закончить путь под родным небом. Я желала ей свободы. Или хотя бы смерти. Во мне просто не было столько циничной расчетливости, чтобы пожелать ей третьего. Даже при условии, что каждое ее слово было лживо, — саму суть это не меняло. И чувствовала — с комком в горле чувствовала — многое прозвучавшее было неискаженной истиной. Ведь, как говорил Ринс, правда причиняет куда больше бед, чем ложь. Вранье упрощает мир, делает его для кого-то слаще. Этот мир вокруг, со всеми его магическими чудесами, стал сегодня намного сложнее, чем был вчера. И он должен рухнуть во благо одной маленькой справедливости. Или он должен продолжать развиваться, если об одной справедливости забыть.

— Ар-ртоеллах-ги-Ринсен.





Глава 34




Я оказалась в небольшом зале, в котором до сих пор бывать не приходилось. Что-то наподобие затемненного кабинета. И снова полки с книгами — похоже, в своей спальне айх хранил далеко не все архивы.

Он вместе с Ноттеном склонился над столом, ведя пальцем по большой развернутой карте. Но сразу после того, как я обозначилась за его спиной, резко выпрямился и развернулся. Раздался облегченный выдох — и странно, что он принадлежал Ноттену, а не моему так называемому «мужчине». Не сомневаюсь, что он искал, все это недолгое время — не больше двух цинов, пытался угадать, где я и как меня вытащить. Однако выражение его лица отнюдь не отражало крайнего волнения. Меня отчего-то такая реакция расстроила, будто бы я уже мысленно себе нарисовала его истерику от моей потери. Голос его тоже — о, как это было знакомо — звучал спокойно и равнодушно:

— Ты Катя или Богиня? — увидел кривую вымученную улыбку на моем лице, понял ответ и продолжил спрашивать: — Хорошо. Ты в порядке? Лекарь нужен?

— Нет, — я качнула головой. — Со мной все хорошо. Теперь.

— Да, меня тоже сильно сдавило натянутой связью. Ты была где-то слишком далеко, даже думать сложно. Что произошло?

Я медленно прошла к стулу, собирая идеи, которые успела обмозговать. Пока выдавать все свои сомнения бессмысленно — айхи не поймут, не разделят. Села, посмотрела прямо — сначала на взволнованного и все еще бледного Ноттена, затем на Ринса. Говорила, не отводя взгляда от черной повязки:

— Я была у нее… у Богини, — пояснила сразу, чтобы не переспрашивали. — Она каким-то образом смогла завладеть ненадолго моим телом и перенесла к себе. Возможно, я эту возможность и дала — целый день практиковалась в мелких заклинаниях и очень устала.

Ринс подхватил за спинку другой стул, в воздухе круто развернул и с грохотом поставил перед Ноттеном. Толстяк благодарно улыбнулся и присел. Он же и выдал свои предположения:

— Или Богиня стала настолько сильной, что на совсем короткое время может докричаться до любого из потенциальных сосудов. Не вини себя, Катя, она пробилась бы в твое сознание в любом случае — не сегодня, так завтра. Но как же ты смогла вернуться?

Это было самое сложное — сказать правду, при Ноттене все равно лгать не выходит. Но правду частичную, не открывающую всей картины, ведь в ином случае мне уже не дадут пространства на осмысление и собственные решения: