Пророк

Между трибунами и полем проходила дорожка, но Кент никогда не пользовался ею. Ему нравилось, как пружинит трава под ногами, нравились воспоминания, которые приносил каждый шаг. Повороты дорожки были плавными, а обегая прямоугольное поле, он был вынужден резко поворачивать, каждый раз чувствуя укол боли в левом колене. Ему это было нужно.

Именно колено стало причиной завершения его карьеры игрока. Сустав начал беспокоить его в самый первый год, когда он еще сидел на скамейке запасных. Летом Кент посетил специалиста в Кливленде, и его заверили, что ничего серьезного нет, что он просто надорвал внутреннюю боковую связку и немного повредил хрящ, который нужно почистить, но раз уж это случилось, ему требуется пара месяцев на восстановление, после чего он вернется на поле как новенький.

Пара месяцев означала, что он не попадет в стартовый состав. Пара месяцев могла стоить ему целого сезона.

Кент не разрешил врачам заняться его коленом. Поблагодарил, сказал, что запишется на прием, и больше не появлялся. Вышел на поле осенью, добился места в стартовом составе, и команда успела одержать четыре победы в первых пяти матчах, прежде чем он начал хромать. Тренеры рекомендовали сделать МРТ. Выяснилось, что хрящ поврежден еще больше и его нужно удалять полностью, а передняя крестообразная связка начала изнашиваться из-за чрезмерной нагрузки, вызванной ослаблением связки на внутренней стороне колена. Его подбадривали, кололи ему кортизон, и в третьей четверти финальной игры сезона Кент порвал обе связки. Пропустил год, восстанавливаясь после операции, но его место уже занял парень с цепкими руками — и больше не уступил. Кент закончил свою карьеру у боковой линии с блокнотом в руке, подтверждая то, что он всегда знал и почему не стал тратить время на своевременное лечение, — тебе в затылок всегда дышит кто-то, кто лучше тебя.

После колледжа он вернулся домой. Уолтер Уорд держал для него место, но предполагалось, что это будет временная работа, потому что Кент покончил с футболом и твердо решил, что отдаст игре только несколько месяцев, пока будет размышлять, чему посвятить себя в будущем.

Потом он познакомился с Бет. А если точнее, возобновил знакомство. Они учились в одной школе, но дочь Уолтера Уорда была на три года младше, и у всех хватало ума не заглядываться на юную дочь тренера. Когда Кент стал помощником тренера, Бет училась в колледже, и Уолтер Уорд одобрил их союз, но при одном условии — Кенту нужно притащить свою задницу в церковь. Вот и весь разговор.

Церковь и Бет заполняли бреши, которые не мог заполнить футбол. По мере того как распадалась его семья — сначала смерть отца, потом медленное и печальное, пропитанное алкоголем угасание матери и неспособность… нет, отказ Адама перешагнуть через смерть Мэри, — эти новые опоры поддерживали Кента. Острая боль сменилась приглушенным, вполне терпимым страданием, вспышки гнева превратились в приливы печали, и он впервые за все время смог мыслями вернуться к потере сестры, а не бежать от нее. А потом наконец двигаться дальше, помня об утрате, но уже не под ее влиянием.

Идея прийти в тюрьму принадлежала Уолтеру Уорду. Именно он был рядом с Кентом в той первой поездке, когда тот не смог войти внутрь. Но они вернулись. И возвращались снова и снова, а через несколько лет Кент сидел напротив Гидеона Пирса и молился за него, а тот смеялся ему в лицо.

И у него оставался футбол. Цель, которую он поставил перед собой в двадцать лет, — найти жизненный путь, не требующий футбола в качестве кислорода, — так и не была достигнута. Кент верил, настаивал, что бо́льшую часть времени это удается, что, преуменьшая значение игры, он превратил ее из патологической жажды победы в нечто по-настоящему здоровое, и единственный результат, который для него важен, его единственная награда — мальчишки, возвращавшиеся каждый год с учеными степенями, хорошей работой, замечательными семьями или просто добрыми словами.

Разогревшись, он прибавил шагу и попытался убедить себя, что жаждет победы не так сильно, как ему кажется, попытался сказать себе, что победа ничего не докажет. Победа или поражение ничего не изменят. У футбольной команды Чамберса был хороший год, а он отправляет мальчиков в большой мир лучше подготовленными для того, чтобы стать хорошими людьми.

Новые победы не имеют значения.

Но как же он их хотел…

«Трофей не изменит меня», — часто повторял Кент. Легко говорить, что тебя не изменит то, чего у тебя нет.





* * *


Трибуны были переполнены, и Адам с Челси, приехавшие поздно, не имели шансов найти удобное место с хорошим обзором. Но Адам не любил толпу, и поэтому они просто стояли у ограждения позади зачетной зоны. Если Челси и не нравилось стоять, она ничего не сказала. Случайные посетители матчей любили сидеть ближе к центру поля и как можно выше — цены билетов на матчи профессионалов увеличивались каждые десять ярдов между зачетной зоной и пятидесятиярдовой отметкой, где места считались самыми лучшими. По мнению Адама, разница между зрителем, который просто получал удовольствие от футбола, и тем, кто досконально знал игру, заключалась в том, что специалисту хотелось наблюдать за матчем с того места, которое позволяет следить за действием. Если игра развивается вертикально, зачем занимать позицию, которая всегда располагается под прямым углом к действию? Это неудобно. Адам играл на месте среднего лайнбекера и хотел видеть игру так, как привык видеть сам, когда выходил на поле, — лицом к линии нападения и квотербеку, пытаясь уловить его сигналы и определить схему игры.

Трибуны школьного стадиона, носившего имя Уолтера Уорда, вмещали двенадцать тысяч человек. Неплохо для маленького города, но и не сравнить с Массилоном, где население было таким же, но стадион рассчитан почти на двадцать тысяч, оркестр достоин участия в Параде роз, а у боковой линии сидит живой тигр. В былые времена Массилон пятнадцать раз выигрывал чемпионат штата в течение двадцати лет. По мнению Адама, да и всей Америки, их соперничество с школой Мак-Кинли из Кантона было самым захватывающим в истории школьного футбола. Обе школы находились в округе Старк, и на протяжении тридцати двух лет они двадцать восемь раз выигрывали чемпионат штата. Это был золотой стандарт школьного футбола, и его брат всегда увлекался историей команды из Массилона, но их стадион не приносил ему удачу. В его дивизионе финальный матч проходил в Массилоне. И две попытки Кента завоевать чемпионский титул в этом прославленном месте, которым он восхищался, потерпели неудачу.

Теперь, под затихающие звуки оркестра, выкрики чирлидеров и аплодисменты и вопли двенадцати тысяч человек на трибунах, Адам стоял за северной зачетной зоной, скрестив руки на груди, и смотрел на команду брата. Они удачно провели розыгрыш, но почему-то больше не пасовали, похоже, намереваясь в последней попытке выбить мяч ногой в сторону соперника. Конечно, это сценарий Кента. Еще один приемчик Уолтера Уорда, который не нравился Адаму. Красивый футбол предполагает быстроту и непринужденность, а сценарий — враг и того, и другого.

Защита команды Чамберса была прочной, хотя Адам считал, что им следует применять схему 4–3, а не 3–4, которую всегда использовал Байерс. Схема 4–3 обеспечивала бо́льшую гибкость и, по мнению Адама, бо́льшую агрессивность. У Чамберса достаточно атлетичных и жестких игроков, чтобы оказывать бо́льшее давление на квотербека, чем теперь. При всем том игроки не ошибались. Они знали свои обязанности и выполняли их. Никто не готовил команду лучше Кента. Если б он дал понять парням, что играть с отчаянной жаждой победы — это нормально, трофеи не заставили бы себя ждать. Но сначала он должен признать это сам.

«Хикори Хиллз» в четвертой попытке выбили мяч; «Кардиналы» получили его в превосходной позиции и передали Колину Мирсу для вертикального маршрута — он рванул вперед на десять ярдов и обернулся, зная, что мяч должен быть тут. Мяч был на месте, только Колин его не поймал. Адам смотрел, как он хлопнул себя по шлему, и Адаму это не понравилось. Слишком напряжен.

В первой половине игры мяч бросали Мирсу еще пять раз. Он поймал лишь одну передачу — с трудом. Выпустил мяч из рук и вновь уронил бы его, если б не толчок углового защитника, от которого Колин отлетел к отскочившему мячу, схватил его правой рукой и, падая, прижал к себе. Зрители вскочили со своих мест и захлопали, но Адам видел, что парню это не нравится. Аплодисменты сочувствия. Колин понимал, в чем дело, и расстраивался.

Однако вынос мяча был хорош, а защита — еще лучше: прервала два паса и вынудила соперников потерять мяч. Первая половина закончилась со счетом 20:10. С «Кардиналами» все было в порядке.

По крайней мере, с большинством.

— Парень Рейчел был не слишком хорош, — сказала Челси.

— Не слишком, — подтвердил Адам.

Во время матчей он обычно молчал, и Челси старалась не беспокоить его. Теперь, во время перерыва, она повернулась к нему и спросила:

— Скучаешь? По игре?

— Еще как.

— Ты никогда не хотел стать тренером?

— Я хотел бы работать вместе с Кентом. Тренером по работе с защитниками.

— Позволил бы Кенту быть твоим боссом? — Похоже, она в это не верила.

— Без вопросов. Главному тренеру не позавидуешь. Вся эта ерунда — школьные советы, родители и спонсоры, газеты и телевидение — не для меня. Кент хорошо умеет с этим управляться, у него подходящий характер. И все равно ему нужен хороший тренер, отвечающий за защиту. Байерс неплох, но я был бы гораздо лучше. Его ви́дение ограниченно. Увидишь — во второй половине матча особых изменений в действиях защиты не будет. Вот почему им нужно набирать столько очков. Кенту, конечно, это нравится, в этом он хорош. Игра в пас, он просто без ума от нее. Большинство мужчин мечтают о женщинах и богатстве. Мой брат мечтает о комбинации с пасом мяча в середину поля.

Челси с любопытством разглядывала его, и он спросил:

— Что?

— Удивлена, что ты хотел бы работать на него.

Адам пожал плечами.


— Думаю, было бы весело. Он — хороший главный тренер. А я мог бы ему помочь. Абсолютно уверен, что мог бы помочь.





* * *


В раздевалке Кент похвалил свою вторую линию и отчитал лайнменов за недостаточное давление на квотербека, напомнив, что «Хикори Хиллз» попытаются перехватить инициативу, и чем меньше у них будет на это времени, тем лучше. Он сделал несколько замен в нападении, дав указание Лореллу следить за второй линией защиты соперника, чтобы помочь Колину, — это компенсировало возможности в слоте, которые он упускал. Лорелл кивнул, но он не смотрел на Колина, а тот вообще ни на кого не смотрел. Все думали одинаково: маловероятно, что во второй половине матча сэйфти помогут Колину, когда парень не может поймать ни одного мяча.

— Вы должны их сдержать, — сказал Кент. — Эта команда может очень быстро набрать очки, если вы дадите им шанс. Не будем давать им шансов.

Хлопки, одобрительные возгласы, а затем все встали и направились к двери. Кент положил руку на плечо Колина, когда тот проходил мимо.

— Посмотри на меня, сынок. Посмотри на меня.

Колин поднял голову.

— Мне очень жаль, тренер. Я все исправлю.

— Знаю, что исправишь. Только притормози, ладно? Ты бежишь по маршруту, как будто на тебя смотрят скауты с секундомером. Беги так, как во время игры в футбол. В любом случае, твоя четвертая передача им не по зубам. Притормози, начни с мяча, а потом уж думай о зачетной зоне. Ладно?

— Да, сэр. Я все исправлю.

Когда они вышли из раздевалки, Кент замедлил шаг, обернулся к Стиву Хаскинсу и спросил, не знает ли он счет после первой половины матча с участием команды Сент-Энтони. Хаскинс всегда следил за счетом чужих матчей, и раньше Кент ругал его за это — так что его не удивили веселые искорки в глазах помощника.

— Выигрывают десять очков.

Кент кивнул.

— Теперь их не остановишь, да? — сказал Хаскинс.

— Нет. — Кент покачал головой. — Нас не остановишь.





* * *


«Кардиналы» два раза заработали очки в третьей четверти и тянули время в четвертой.

Четыре раза Маккой находил Колина Мирса. Четыре раза Колин Мирс не смог принять пас. Адам нисколько не удивился. Он ждал этого после первой потери мяча, когда увидел реакцию парня — всегда ловил, а теперь почему-то промахнулся. Потеряв мяч в последний раз, Мирс и корнербек «Хикори Хиллз» принялись толкать друг друга, и Колин получил предупреждение за неспортивное поведение. Тогда Кент заменил его. Мирс стоял у конца боковой линии, один, и отказывался снимать шлем.

Когда при счете 34:13 Лорелл Маккой принял передачу и опустился на колено, закончив матч, и зрители на трибунах встали и начали бурно аплодировать, Адам направился к выходу. По дороге он проходил мимо скамейки с игроками, но Кент сидел к нему спиной.





22




Итак, они прошли в следующий круг. Уверенная победа над сильным соперником и идеальный сезон без единой осечки.

Если вы не смотрели игру.

Осечка была, и ее звали Колин Мирс. И Кент не знал, что с этим делать. Парень бежал те же маршруты, что и всегда, а Лорелл Маккой точно так же, как всегда, выдавал ему мяч. Единственное, что изменилось, — способность Колина поймать мяч. Кент не удивлялся. Для некоторых мальчишек игра была лекарством, способом забыть обо всем, а другие приносили с собой на поле эмоциональный груз. Колин, чье детство было безмятежным и безопасным, вероятно, относился ко второй категории. Задача в том, чтобы парень понял, что всё в порядке, и это непростая задача, потому что Колин уже решил, что его действия на поле не случайны, что это своего рода расплата.

— Он очень долго ловил все мячи, — сказал Кент тем же вечером на совещании с тренерами. — Не будет же он вечно их ронять. Все наладится.

— Может, попробуешь какой-нибудь трюк? — предложил Мэтт Байерс.

— Например?

— Может, пусть снимет перчатки?

— Ему будет легче поймать мяч без перчаток?

— Технически — нет. Психологически — возможно.