Путь самурая

– Ты о чем, Армен? – спросил я, усаживаясь в кресло, и тот довольно улыбнулся во все тридцать два белоснежных (фарфоровых?!) зуба:

– Правильно ты Ибрагима насадил! Совсем он обнаглел!

– Я не понимаю, о чем ты! – как можно искренне сказал я, и снова Армен улыбнулся:

– Ладно, ладно, все знают, что это ты! Но я понимаю – мужчина должен молчать! А тебя подарок дожидается! Давно дожидается! Хотел в пикет к тебе заехать, да не хотел светиться! Вот, возьми, дорогой! Будем дружить! Мужчины всегда должны дружить! Настоящих мужчин не так много и осталось, не правда ли?!

Я взял увесистый пакет, внутрь заглядывать не стал. Что дал, то и дал. Может, раньше бы я и заглянул, но теперь, когда у меня в запасе имелась кругленькая сумма, эти деньги были уже не очень актуальны. Хотя и не помешают, точно!

Мы еще с полчаса посидели, попили чаю – Армен предлагал выпить коньяка, но я отказался. Не пью спиртного. Совсем не пью!

Говорили ни о чем – о бизнесе, о положении в стране, как раз был включен телевизор и шли новости, о ночном клубе. Кстати, узнал, кто его крышует. С двух сторон – группировка «Парковские» и опер из ГУВД, фамилию которого Армен не знал. А может, и знал, да говорить не хотел. «Парковские» имели в клубе долю, так что назвать крышей их можно было с большой натяжкой – считай, они и хозяева, ну а опер уже самая настоящая крыша. Наш город «красный», здесь больше ментовских крыш, чем бандитских.

Уже когда я выходил из кабинета, Армен остановил меня и, наклонившись к уху, сказал:

– Побереги себя. Ибрагим везде говорит, что тебя завалит, чего бы это ему ни стоило. Ты парень крутой, но он подлый – в спину его ребята стрельнут или ножом в толпе ткнут. Опасайся!

Я молча кивнул и пошел к машине. Настроение у меня испортилось – что ни говори, но неприятно чувствовать себя бессловесной мишенью. У охотника возможностей завалить дичь гораздо больше, чем у дичи – охотника. Попробуй-ка уследи за всеми вокруг!

Хотя чего я ожидал? Благодарности за то, что сжег ларек? И еще – разве не тому меня учит Сазонов? Уходить от преследования, выискивать снайперов, убийц – в том числе и в толпе! Если меня завалят, сам буду и виноват. Плохо учился. Был тупым учеником.

Заглянул в пакет с деньгами, и глаза мои вылезли из орбит. Если регулярно буду так получать – можно жить! Если перевести с «деревянных» в доллары, получилось около десяти «тонн». Неплохо нагребли парни из «кассы»! Слишком много для простого ларька, нет?

Может, он наркотой торгует? Откуда столько денег? Узнаю, что наркотой, – тебе, Армен, здесь не жить. И вообще не жить. И плевать на деньги. Я за деньги не продаюсь. И вообще ни за что не продаюсь!

Отсюда – домой. Отвезти деньги, пообедать, подумать, что мне делать дальше. Нужно заняться и другими магазинами. А еще посмотреть, что там поделывает мой «друг» Ибрагим…

Обед и общение с Сазоновым прошли как обычно – дневная тренировка, борщ и мясо. Я дал ему еще денег – он молча принял, не спросив откуда. Ну деньги и деньги. Дел-то!

Тренировка сегодня прошла не очень болезненно, я уже приноровился и двигаться стал заметно быстрее.

Зашел к шинкарке. Она совала деньги, но денег брать не стал, сказал, что она будет давать мне информацию и больше ничего. Денег от нее не нужно. Шинкарка мне подтвердила, что Ибрагим обещал меня искоренить, а больше никаких новостей пока не было, если не считать той информации, что через три дома от нас некто попер от дома детский велосипед. Возможно, цыгане, которые недавно ходили по дворам, прося «детишкам попить». Время от времени от них такой геморрой, что диву даешься – такая вроде бы небольшая нация и столько от них проблем!

Читал, их даже из Индии выгнали, потому что они вели себя непотребно. «Неприкасаемые» – вот к какой касте они принадлежали, когда жили в Индии. Это не я придумал, исторические источники сообщают. Так что бесполезно фырчать и говорить, что я-де нацист и все такое прочее. Просто утомили так называемые свободолюбивые, живущие лишь за счет воровства, мошенничества и торговли наркотой. Целый район есть в городе, называется «Воруй-город». Понятно, почему он так называется и кто там живет! Именно туда ездят за наркотой все наши нарки.

Кстати сказать, та же анаша, или марихуана, или травка, как ее ни назови, все одно и то же, гораздо менее вредна, чем алкоголь. Но есть у нее одно неприятное свойство, о котором не знают заядлые «куряки». Со временем, чтобы она «пробирала», ее требуется больше и больше. И наступает момент, когда травка перестает «работать». Кури, не кури, так, легкое веселье, и все. И вот в этот момент люди, привыкшие к состоянию сладкого наркотического опьянения, переходят на тяжелую наркоту. Например, на героин.

И тогда все. Спекся! Наркомания не лечится, не верьте. Девяносто девять процентов наркоманов срываются и снова начинают колоться. Их только убивать. Это уже не люди. У них не остается ничего святого, вообще ничего из человеческих чувств. Только одно желание – загнать себе в вену иглу и впустить в кровь смертельный яд. Забыться на несколько часов, до следующей ломки.

Павильон Ибрагима отстраивался. Суетились рабочие, таскали доски, пилили, шумели болгаркой, сверлили. Да, ларек сгорел дотла – остался один остов, сделанный из тяжелых квадратных труб. Даже листы железа покоробились, загнулись черной больной чешуей дракона.

Я подошел к Ибрагиму, встал позади него. Он меня не замечал, покрикивая на рабочих, а когда что-то почуял, оглянулся, увидел – и вздрогнул, и едва не подался назад. Потом сообразил, что среди белого дня и на людях я ему ничего делать не буду, воспрянул духом и грубо, надменно меня спросил:

– Че хотел?! Пришел смотреть, че ты тут натворил? А?! Ты ответишь! Ты будешь отвечать!

– Ты не будешь здесь работать, – убедившись, что меня никто не слышит, сказал Ибрагиму я. – Сворачивай свою деятельность и уходи. Совсем уходи. Я буду приходить к тебе каждый день, я буду составлять протоколы каждый день, а однажды ночью в твой ларек снова ударит молния, как сейчас. Или будет короткое замыкание – и ты сгоришь.

А еще – я найду у тебя наркотики. Клянусь! – найду. И посажу тебя. Веришь? Не веришь? Не надо. Но ты или сядешь, или отсюда уйдешь. Я тебя предупредил. И денег я твоих не брал и брать не собираюсь. Пшел с моего участка, тварь! И с нашей зоны! Чтобы на пять остановок автобуса вокруг – тебя не было! Понял, гнида?! Беги, пока есть возможность. Иначе будет поздно!

Я не стал дожидаться ответа, ушел. Уехал. Мне нужно было поездить по магазинам, приодеться. Не все же мне в форме ходить, в самом-то деле! А еще я хочу найти фирму по ремонту квартир и сделать тот самый ремонт в квартире. Пусть я и готовлюсь к смерти, как настоящий самурай, но эту подготовку к подвигу можно сделать и гораздо более приятной, тем более что денег у меня хватает с избытком.

И, кстати, задумался – а почему бы мне не прикупить «снайперку» покруче? Так, на всякий! Для комплекта! Если что, всегда могу ее ведь и бросить. Деньги у меня есть, что мне их, солить?

Заеду-ка я к Гаврикову. Нужно будет договориться, чтобы он меня поучил работать с СВД, я ведь никогда не имел с ней дела. Только слышал, что это хорошая машинка. И вот еще что – прицел у карабина-мелкашки слабенький, всего два с половиной. Пусть добудет хотя бы четырехкратный, а то срамота какая-то – как театральный бинокль! Несерьезно!

И ночной прицел – совсем было бы хорошо. Дорого только, наверное. Но деньги есть, есть деньги! Будем жить! И умирать, если придется. Таков он, путь самурая!





Эпилог




Холодно. Уже – холодно. Осенний ветер-листобой посбивал листья с деревьев и теперь бросал их мне в лицо, как пьянчуга, надеющийся таким образом избежать задержания.

Не выйдет, придурок! Меня не остановить! Я российский мент! Меня, сцука, танком не остановишь! Я сам кого хошь остановлю!

Темно, небо в облаках, из которых сыплется мерзкий дождик пополам со снегом. Редкие фонари высвечивают на земле круг, из которого не хочется выходить, – кажется, что за границами этого круга таится нечисть. Будто я Хома Брут, а там, в темноте, – упыри и вампиры. И Вий!

Я в детстве очень боялся темноты. Насмотрелся «Вия», так в сортир (он у нас был на улице) ходил с мамой, она стояла снаружи и держала фонарь. И мне казалось, что в сортирной дыре кто-то прячется и хочет утащить меня в Преисподнюю… страшно!


Вот надо же было так подгадать – в такую мерзкую погоду вызвать на семейный скандал! Нарочно не придумаешь! Ну почему вам, идиотам, не бить друг другу бошки в хорошую погоду?! Когда тепло, когда прогуляться по улице одно удовольствие?!

И почему вы не вызвали патрульных? Пусть бы они дерьмо ваше разгребали!

Хотя… скорее всего, они патрульных и попытались вызвать. Позвонили в отдел, а дежурный (чтоб его понос прошиб!) перекинул «заказ» уже на меня. Ну как обычно это у нас бывает: выплеснул из горшка дерьмо туда, где ему и положено быть, – на участкового. Кто разгребает помойки? Кто разбирается с семейными скандалами? Участковый!

Я завернул за угол, до «точки рандеву» оставалось метров пятьсот по длинному, кривому переулку. Глухое место, неприятное. Когда здесь идешь ночью, сразу вспоминаешь, сколько тут было гоп-стопов и даже изнасилований.

Дома вокруг? Да тут убивать будут – хрен кто высунется! Запрутся за своими заборами и будут сидеть – даже если тут каннибалы разделают свою жертву и начнут жарить сочное обывательское мясо! Не их же жарят, так кому какое дело?

Впрочем, я их понимаю. Время такое. Нельзя высовываться – быстро нос прищемят. От ментов, то есть от нас, защиты гражданам мало. Вернее, никакой защиты. Почти никакой. Хотя… все-таки я стараюсь что-то для людей делать, хотя делать это мне становится все труднее и труднее.

Справа что-то шевельнулось, и я автоматически повернул голову туда, с досадой ожидая неприятностей. Фухх! Показалось! Газетный лист ветром полоскает. Газета – «Правда».

Ох ты ж… вот она где, правда-то… в грязи! «У вас “Правда” есть?» – «“Правды” нет. Остался только “Труд”». Советских времен шутка. Рассказывали друг другу, как невероятно смешную и даже чуточку опасную присказку! Это сейчас – что хочешь неси из грязного ротика, поливай грязью кого угодно – ничего тебе не будет. Если, конечно, не пристрелят.

А это, кстати, запросто. Народ просто озверел – особенно после дефолта. Ох хорошо, что я не потратил доллары, не перевел их в рубли! И то, что от ларечников получал, тоже в доллары переводил! И теперь у меня кругленькая, очень кругленькая сумма скопилась!

И ремонт квартиры неплохо сделал – загляденье, а не квартирка!

Дом бы еще прикупить… а что, как у Сазонова, такой же! Разведу себе «сад камней». И буду сидеть, созерцать пространство, обретать цельность и просветление! Чтобы как следует карать негодяев!

Никак меня Сазонов не пускает заняться тем, чем я хочу. Ну никак, и все! Говорит, не готов я.

Хм… а может, и не готов. Что такое – три месяца занятий? Или четыре. Ну да, теперь я от камешков как мангуст уворачиваюсь, да, теперь я автоматически могу выбить пистолет или поймать нож, но… тренировочное это все, и я это понимаю! Неопасное! Не взаправду! Я ведь так и не убил ни одного человека. Нет, не человека, бандита. Бить – бил. А убивать – нет, не убивал.

Снова шевеление. Лист? Ох нет! Черт!

Бейсбольная бита просвистела рядом с плечом – пришлось всего лишь чуть отступить в сторону! Человек по инерции проскочил вперед и вниз, – нельзя делать такой сильный замах, даже если ты собираешься одним ударом разбить башку! Надо предполагать, что мишень может и увернуться!

Развернулся, и…

Рука выбросилась вперед, как копье, и два пальца вонзились в глазницу противника, проткнув что-то мягкое, теплое, липкое и противное. Бандит истошно заверещал, а я едва успел вздернуть вверх пластиковый дипломат, набитый бумагами, – нож ударил в него с такой силой, что прочно застрял в образовавшейся щели.

Этой секунды мне хватило, чтобы вонзить пальцы в шею нападавшего и вырвать трахею, из которой раздались противный хрип и мерзкое сипение.

На самом деле вырвать трахею не очень сложно – нужно достаточно быстро и точно погрузить пальцы в определенную точку на горле и рвануть сложенными крючком пальцами. Вначале рвется не кожа – ломается хрящ трахеи, кожа только растягивается. А потом и она рвется – потрескивая, как лист мокрой бумаги.

Фонтан крови едва не ударил мне в лицо, но я уже скользнул в сторону – третий нападающий прошипел что-то и рубанул здоровенным ножом, похожим на настоящее мачете.

Я видел такие, их продают вроде бы для дачников, на одной стороне пила, на другой – заточенное лезвие. Острия нет, но и зачем оно, когда такой хреновиной можно легко отфигачить не только ногу и руку, но и голову.

Удар я отклонил ладонью правой руки и перенаправил на того, который зажал лицо ладонями, пытаясь остановить кровь, и выл. Когда «мачете» врезалось ему в ключицу, он только тихо хрюкнул и повалился на землю, утаскивая за собой и застрявший в кости «мачете», и хозяина ножа, уцепившегося за рукоять так, будто в этой железке была заключена вся его надежда на жизнь.

Я лишил его надежды и самой жизни – удар сверху, локтем в основание черепа. Глухой удар и хруст кости слились в один звук.

А потом я сам едва не потерял жизнь. Оказалось, их было не трое, а четверо. И этот четвертый хоронился до времени в темноте, за фонарем, у забора. И если бы этот болван вовремя подготовился – передернул затвор, снял с предохранителя, – мне бы конец. И вообще – если бы Ибрагим подготовился основательней, мне бы конец. Но ему хотелось поглумиться, хотелось сделать мне больно, изувечить – чтобы другим неповадно было.

Кстати, не азер он был. Дагестанец. Это я уже потом узнал, когда он меня начал таскать по инстанциям. Как и обещал. А я, как и обещал, превратил его жизнь на моем участке в ад. Я изымал у него контрафактную водку, проверял сертификаты на все товары – и, если находил несоответствие, изымал, изымал, изымал. А несоответствие есть всегда. Потому что тот, кто торгует абсолютно легальным товаром, вылетает в трубу. Время такое.

На меня писали в прокуратуру, в областное УВД, даже в ФСБ – бесполезно. Я все документы составлял так, что комар носу не подточит. Все по закону, все как полагается.

А еще существует такая штука, как пожарная безопасность. А еще – антисанитария в ларьке, и приходится донимать владельца ларька вопросами: «Где у вас урна? Где график уборки и санитарные книжки?»

«И где контракты на продавщиц? От налогов уходите? Протокол!»

«А куда они, продавщицы, ходят в туалет?»

Это только в кино Анискин разгуливает и только ласково журит нерадивых продавщиц. Сейчас все жестче. Законы тогда были другие. Проще. Теперь, если участковый хочет закошмарить какое-то частное предприятие, он сделает это на раз. Если, конечно, он правильный участковый и разбирается в своем деле. Я – разбираюсь.

Вообще-то, если честно, я так и не понял, зачем Ибрагиму этот ларек. Чего он сражается за него так истово, будто бы от того, стоит ларек на моем участке или нет, зависит его жизнь! Ну да, не сложилось здесь – ушел, и все! Зачем терять столько денег? Зачем посвящать борьбе все свое время? Полно других участков, с более сговорчивыми участковыми!

Что у него тут? Обстоятельства, каких я не знаю?

А может, все проще? Может, это оскорбленное самолюбие? Мне не понять, я обычный русак, не вышло – плюнул и дальше пошел. Забыл, как дурной сон. А у «джигитов» все сложнее. Раз попустил, в другой раз все о тебя ноги будут вытирать.

Так или не так, но вот к чему привело наше с ним противостояние. Ибрагим направил мне в лоб пистолет, и темное девятимиллиметровое отверстие «макарова» пялилось на меня бесовским «глазом», обещая скорое и неминучее освобождение от ночных кошмаров. Впрочем, как и от хороших снов.

Так бы оно и было, но… Ибрагим передернул затвор (вот почему я встрепенулся – услышал звук!), шагнул к свету – наверное, чтобы я видел, кто меня убивает. А может, неосознанно – привык орудовать ножом, а он используется только на ближней дистанции. Нож и преступники из Дагестана – как сосиска и горчица. Они всегда рядом.

Кстати, ошибка любого непрофессионала, говорил мне Сазонов, – это сближение человека с оружием и потенциальной жертвы. Пуля достанет и с пяти метров, а вот чтобы достать противника голой рукой или ножом – нужно, чтобы человек находился максимум на расстоянии вытянутой руки.

А лучше всего, чтобы болван приставил пистолет к затылку. Или к виску. Чтобы чувствовалось, где находится ствол. Знать, где он, – уже полдела.

Чтобы нажать на спуск, времени нужно больше, чем для того, чтобы убрать голову в сторону и вырвать пистолет из рук непрофессионала. Именно непрофессионала, потому что профессионал такой глупости, как сближение, не допустит. Еще в царской охранке учили конвоиров вести свой объект так, чтобы между ним и конвоиром было не менее трех шагов. Эти три шага – гарантия безопасности. Никто не сможет их преодолеть без того, чтобы ему не разбили или не прострелили башку.