Реанимация судьбы

— Кто дежурит? — спросил Игорь, выходя из палаты.

— Басалаев. — Люба вертела в руках лоток с использованным шприцем. — Я ему позвоню сейчас.

— Не нужно, я иду в ординаторскую, сам скажу. А вы заглядывайте почаще, вдруг приступ повторится. И давление измерьте, когда проснется.

— Хорошо.

Игорь окинул взглядом пустой коридор — до ужина еще оставалось время, и пациенты отдыхали.

— Спокойного дежурства, Любовь Михайловна.

— До завтра, Игорь Александрович.

В ординаторской он кратко описал Филиппу симптомы, рассказал, что было сделано:

— Ты зайди туда через часик, мне кажется, у него с давлением непорядок.

— Спасибо, что помог.

— Не за что. Кстати, тут нигде историй не осталось? — оглянувшись и осматривая поверхности столов, спросил Игорь.

— Нет, всё старшая сестра забрала. А что?

— Да так… ладно, поехал я. До завтра.



Выехав с территории клиники, Игорь припарковался на обочине, закурил и почему-то вспомнил об утреннем разговоре с Васильковым. Вдруг возникла уверенность, что появление в клинике Нади и странное поведение заместителя главного врача как-то связаны между собой.





Аделина


Сидеть дома оказалось мне не под силу. К концу второй недели я почувствовала, что пора выдвигаться на работу, иначе сойду с ума. Голова уже не болела и не кружилась, а ежедневные упражнения на кухне утомляли, нужно срочно менять род деятельности.

Матвей, конечно, будет против, но не привяжет же к кровати. Вечером, встретив мужа горячим ужином, я объявила, что завтра собираюсь в клинику.

— Да? — Матвей отодвинул тарелку и посмотрел на меня. — Кто сказал, что ты уже здорова?

— Я сказала. Матвей, давай не будем раздувать проблему там, где ее нет. Оперировать я пока воздержусь, но все остальное делать вполне могу.

— Аделина…

— Ну, я же попросила… — Я села к нему на колени и обняла. — Не могу больше в четырех стенах, правда… Ты ведь сам знаешь, каково это — сидеть без дела.

— Если обещаешь, что пока не будешь перегружаться…

— Конечно! Только бумаги, обещаю.

— Другой вопрос — на чем собираешься ехать? Машина все еще в ремонте.

— Возьму твою.

Матвей захохотал:

— Хитро. А я, значит, на трамвайчике?

— Ты и так почти всегда на нем добираешься.

— Пользуешься ты моей слабостью, — вздохнул муж. — Хорошо, возьми мою, только старайся аккуратнее как-то.

— Не волнуйся.



В клинике меня встретили с удивлением, но, кажется, обрадовались, а больше всех, конечно, дядя Слава, которому бумажная волокита всегда была хуже ножа:

— Наконец-то смогу заняться делом.

Я только головой покачала, но ничего не ответила.


— Сейчас я вам принесу график на следующий месяц, подпишите, там на столе еще требования на перевязочные материалы и заявка на препараты, — продолжал Васильков.

— Хорошо. Мои пациенты пока остаются в ведении доктора Авдеева. Кстати, он где? — окинув взглядом ординаторскую, спросила я.

— Перевязывает.

— С утра?

— Ну, он любит теперь послеоперационных до обхода смотреть. Интересно, у кого научился? — ехидно поддел Васильков — именно так всегда поступала я сама.

— Хоть кто-то здесь перенимает опыт руководителя, — не осталась я в долгу. — Пусть зайдет ко мне, как закончит, до обхода.

В кабинете было проветрено, стоял букет свежих цветов — Алла не нарушала своей привычки, много лет приносила цветы, говоря, что так мои слишком официальные стены кажутся более приветливыми.

— Доброе утро, Аделина Эдуардовна, с выходом вас. — Она как раз раскладывала на столе папки с отчетами. — А мне начальник охраны позвонил, сказал, что вы приехали. Как себя чувствуете?

— Доброе утро, Алла. Уже все в порядке.

— Кофейку?

— Нет, пока воздержусь, пожалуй.

— Я тогда пойду, проверю ваше расписание на следующую неделю, раз уж вы вышли.

— Оставьте, пожалуйста, только консультации. Оперировать пока не могу.

— Да, как скажете. Из горздрава вчера звонили, хотят комиссию прислать.

— Пусть присылают хоть в понедельник, все равно у меня сейчас работы меньше.

— Я позвоню, передам.

Аллочка вышла, оставив за собой шлейф тонких цветочных духов. Я уселась за стол, почувствовав себя наконец на своем месте, и взялась за бумаги. Минут через десять из интеркома полился голосок Аллочки:

— Аделина Эдуардовна, к вам доктор Авдеев.

— Пусть заходит.

Авдеев вошел и остановился у двери:

— С возвращением, Аделина Эдуардовна. Вызывали?

— Присаживайтесь, Игорь Александрович. Поговорить хотела.

— О чем? — отодвигая стул, спросил Авдеев, и мне показалось, что он немного напрягся, на правом виске задергалась вена.

— Вы работаете у нас уже месяц, я успела составить о вас некоторое впечатление и хочу обговорить дальнейшие варианты нашего сотрудничества, если вы, конечно, заинтересованы его продолжить.

— То есть вы предлагаете мне постоянный контракт?

— Надеюсь, у вас нет причин отказаться?

— Нет, конечно.

— Отлично. Тогда у меня есть для вас последний, если можно так выразиться, тест.

— Какой? — чуть насторожился Авдеев, и его руки, лежавшие на столе, начали слегка подрагивать.

— Я хочу, чтобы вы со мной сейчас посмотрели пациентку.

И мне снова показалось, что, услышав это, Авдеев перевел дыхание и расслабил плечи:

— Конечно.

— Тогда идем.

Я отодвинула бумаги, вынула из правой стопки на столе историю болезни и пошла к двери. Авдеев двинулся следом. Мы спустились в подземный переход и направились в реабилитацию. Неловкое молчание тяготило, но я не могла найти подходящую тему для разговора, потому пришлось слушать стук шагов, эхом разносившийся по пустому переходу.

— Скажите, а этот переход… он здесь сразу был? — вдруг спросил Авдеев.

— Нет, он был только между двумя корпусами, под третий копали специально.

— Удобно.

— Да, можно зимой перемещаться, не одеваясь.