Семь камней

Нортумбрия




Он облизнулся, почувствовав этот запах. Горячие пирожки, сочное мясо. На карнизе были выложены в ряд жирные пирожки, накрытые от птиц чистой тряпочкой; они вырисовывались под ней, пухлые и округлые; кое-где на ткани проступили жирные пятна.

У него так потекли слюни, что даже заболели слюнные железы; ему даже пришлось потереть челюсть, облегчая ломоту.

Это был первый дом, какой он увидел за два дня. Выбравшись из оврага, он поскорее ушел подальше от стены и наткнулся на несколько домиков, где люди оказались такими же суровыми, хоть и дали ему немного еды. Это помогло ему немного продержаться; кроме того, он находил какие-то ягоды на кустарнике и в редких огородах. После этого он наткнулся еще на один домик, но оттуда его прогнали.

Постепенно он пришел в себя, и тогда ему стало ясно, что он должен вернуться к тому кромлеху. То, что случилось с ним, случилось там, и если он в самом деле оказался где-то в прошлом – а он не мог найти другое объяснение, как ни старался, – тогда единственный шанс вернуться назад, вероятно, был связан только с тем местом.

В поисках еды он отошел далеко от дороги, и редкие путники, которых он встречал, понимали его не больше, чем он их. Он заблудился и не мог найти стену. Но ему казалось, что он был совсем близко от кромлеха – каменистый ландшафт казался ему знакомым, хотя, может, это была только иллюзия.

Впрочем, когда он уловил носом запах пищи, все остальное показалось ему не важным.

Он обошел вокруг дома на безопасном расстоянии, высматривая, где там собаки. Собак нигде не было. Что ж, хорошо. Он решил подойти сбоку, чтобы его не увидели из окон. Быстро перебежав из кустов к навозной куче возле дома, он прижался к каменной стене, тяжело дыша и втягивая ноздрями этот восхитительный, сытный аромат. Черт, у него струей текли слюни. Он торопливо вытер рукавом губы, скользнул за угол и протянул руку.

Оказалось, что собака на ферме все-таки была, только она ушла вместе с хозяином в амбар. Неожиданно эти достойные персоны вернулись, пес тут же заметил чужого человека с нечистыми намерениями и сообщил об этом на своем собачьем языке. Оповещенный о преступной активности хозяин моментально присоединился к атаке, вооруженный деревянной лопатой, которой и ударил Джерри по голове.

Шатаясь, Джерри прислонился к стене дома и еще успел увидеть, что фермерша, которая выглянула из окна и завизжала, словно скоростной экспресс, столкнула с карниза один пирожок, где его тут же сожрал пес с видом вознагражденной добродетели, и это показалось Джерри особенно обидным.

Тут фермер ударил его еще раз, и он перестал чувствовать обиду.



Коровник был сложен на совесть, камни тщательно подобраны и скреплены строительным раствором. Джерри до изнеможения кричал и бил ногами в дверь, пока не упал на земляной пол, подвернув больную ногу.

– И что теперь, черт побери? – пробормотал он, обливаясь потом от усилий. Но в сарае было холодно; этот сырой холод, типичный для Британских островов, пронизывал кости и вызывал боли в суставах. Утром колено даст о себе знать. Воздух был насыщен запахом навоза и холодной мочи. – Вот дурак, зачем тебе понадобилось идти на эту проклятую ферму? – вздохнул он, садясь и плотнее запахнув рубашку. Впереди была длинная, холодная ночь.

Потом он стал ползать по сараю и шарить руками, отыскивая хоть что-нибудь более-менее съедобное, но не нашел ничего, только труху от старого сена. Даже крысы не станут это есть. Там было пусто, как внутри барабана, и тихо, словно в церкви.

Где же коровы? Подохли от мора, их съели или продали? Или, может, еще не вернулись с летних пастбищ – хотя уже была глубокая осень.

Он снова сел, прислонясь спиной к двери, – древесина была все-таки не такая холодная, как каменные стены. Он думал о том, что мог попасть в плен к немцам во время боя – некоторые парни попадали, но у них в эскадрилье не любили говорить об этом. Он думал о концлагерях, в том числе о тех, в Польше, которые он должен был фотографировать. Они были такими же суровыми, как этот сарай? Впрочем, глупо думать об этом.

Но ведь ему надо было как-то скоротать время до утра, и было много вещей, о которых он до сих пор старался не думать. Например, что случится, когда настанет утро. Едва ли он мог рассчитывать, что ему подадут завтрак в постель.

Ветер усиливался. Он завывал в углах коровника так пронзительно, что ныли зубы. У Джерри остался его шелковый шарф; он скользнул под рубашку, и его не заметили те бандиты из хижины у стены. Он достал его и обмотал вокруг шеи – если не для тепла, то хотя бы для комфорта.

Иногда он приносил Долли завтрак в постель. Она медленно просыпалась, и он любил смотреть, как она откидывала с лица спутаные черные кудри и открывала заспанные глаза-щелочки, словно маленький, милый крот. Он сажал ее, ставил поднос на столик возле кровати и, сбросив одежду, залезал к ней и прижимался к ее нежной, теплой коже. Иногда он уползал к ее ногам и, пока она делала вид, что ничего не замечает, пила чай или намазывала на хлеб мармит, пробирался сквозь складки одеяла и ночной рубашки. Ему всегда нравился запах Долли, но особенно когда он накануне ночью занимался с ней любовью и у нее между ногами оставался сильный мускусный запах, его запах.

Он поерзал, возбужденный воспоминанием, но тут же уныло подумал, что, может, никогда больше ее не увидит.

Все еще думая о Долли, он дотронулся ладонью до кармана и с тревогой обнаружил, что сапфир пропал. Он похлопал себя по бедру, но и там не оказалось маленького камешка. Может, он по ошибке положил его в другой карман? Он стал в панике обшаривать все свои карманы. Никакого камня – но в правом кармане что-то было. Какой-то порошок, почти грязь – что за дьявол?

Он вытащил руку, посмотрел на нее, но было слишком темно, и он видел лишь очертания руки, а не этот порошок. Он осторожно потер пальцы; порошок был похож на сажу, которая накапливается в трубе.

– Господи, – прошептал он и поднес пальцы к носу. Явственный запах гари. Не нефтяной, а запах чего-то, горевшего так интенсивно, что он чувствовал это на языке. Вкус какой-то вулканический. Но как могло случиться, что камень сгорел, а человек, носивший его, жив?

Такую вещь он пережил среди мегалитов, вот что это было.

До сих пор он справлялся со своими нервами, но… он сглотнул и снова сел. Спокойно.

– Теперь я лягу и засну, – прошептал он в свои колени. – Я молю Бога, чтобы он спас мою душу…

Он действительно заснул, несмотря на холод, просто от усталости. Ему снился маленький Роджер: почему-то он был взрослым мужчиной, но держал в руках своего маленького, синего медведя, крошечного в его больших ладонях. Сын говорил с ним по-гэльски, что-то настойчиво говорил, чего он не мог понять, и он сердился и говорил, говорил Роджеру, чтобы он, ради бога, говорил по-английски.

Тут он сквозь туман сна услышал другой голос и понял, что какие-то люди в самом деле разговаривали совсем рядом.

Он моментально проснулся, пытался разобрать слова и не мог. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что один из тех людей – а там бормотали, спорили, казалось, два голоса – действительно говорил по-гэльски.

Сам он знал гэльский поверхностно – это был язык его матери, – но он бросился к двери, даже не успев додумать мысль, в панике, что упустит шанс на помощь, что эти люди сейчас уйдут.

– Эй! – заревел он, поднимаясь – или пытаясь подняться – на ноги. Его многострадальное колено не слушалось и подогнулось. Он ничком упал на дверь и, чтобы не удариться лицом, извернулся и ударил по двери плечом. Спорившие люди услышали звук удара и сразу замолчали.

– Помогите! Помогите мне! – закричал он, барабаня в дверь. – Помогите!

– Тише, ради бога, прекрати свой шум, – воскликнул с досадой голос за дверью. – Ты хочешь, чтобы они набросились на нас? Ну-ка, посвети мне сюда.


Последняя фраза была адресована компаньону; слабый свет пробился сквозь щель под дверью. Со скрежетом отодвинулся засов, потом – стук! – засов поставили к стене. Дверь распахнулась, и Джерри заморгал от внезапного света из открытой створки фонаря.

Он повернул голову в сторону и закрыл на миг глаза, как делал во время ночного полета, ослепленный вспышкой или огнем от собственного выхлопа. Когда он снова открыл глаза, в коровнике возле него стояли два человека и разглядывали его с откровенным любопытством.

Оба амбалы, выше его и шире в плечах. Один светловолосый, другой жгучий брюнет, как Люцифер. Они не были похожи, и все же ему показалось, будто их что-то связывало – может, похожее выражение на лицах.

– Как тебя зовут, дружище? – спросил чернявый. Джерри насторожился, хоть и чувствовал ликование. Речь была нормальная, абсолютно понятная. Шотландский акцент, но…

– Лейтенант Маккензи, инициалы Джей-Даблью, – ответил тот, выпрямив спину и задрав подбородок. – Королевские военно-воздушные силы, личный номер…

Неописуемое выражение промелькнуло на лице чернявого. Приступ смеха, как ни странно, и вспышка восторга в глазах – поразительных глазах, живых и зеленых при свете фонаря. Но для Джерри это не имело никакого значения; ему было важно, что тот человек явно понял его. Он понял.

– Кто вы такие? – с жадностью спросил он. – Откуда?

Мужчины загадочно переглянулись, и второй ответил:

– Инвернесс. Шотландия.

– Не в этом смысле! – Он вздохнул. – Из какого времени?

Оба незнакомца были одного возраста, но у светловолосого жизнь была явно тяжелее: его лицо было обветрено и изрезано глубокими морщинами.

– Далекого от тебя, – тихо ответил он, и, несмотря на собственное волнение, Джерри услышал в его голосе нотку грусти. – И отсюда. Из потерянного времени. Пропал…

Пропал. О боже. Но все-таки…

– О боже… Где же мы сейчас? И какой это год?

– Кажется, сейчас это часть Нортумбрии, – кратко ответил чернявый. – Слушай, нам пора идти, пока кто-нибудь не услышал…

– Что ж, тогда вперед.

После вони коровника снаружи воздух казался восхитительно чистым и холодным. Пахло умирающим вереском и вспаханной землей. Джерри показалось, что он даже чувствовал запах луны, бледно-зеленого серпа над горизонтом, похожего на ломтик сыра. Он вытер рукавом слюни и поспешил за своими спасителями, ковыляя изо всех сил.

Фермерский дом стоял среди полей черным, приземистым бруском. Чернявый схватил Джерри за рукав, быстро лизнул палец и поднял его, проверяя направление ветра.

– Собаки, – пояснил он шепотом. – Пойдем там.

Они осторожно обошли дом, держась как можно дальше, и очутились на пашне. Комья земли вылетали из-под башмаков Джерри, когда он, припадая на больное колено, старался не отстать.

– Куда мы идем? – тяжело дыша, спросил он, когда решил, что говорить безопасно.

– Мы ведем тебя… обратно. К камням у озера. Откуда ты… появился. Вперед! – сухо ответил чернявый. Светловолосый лишь фыркнул, словно не соглашался с ним – но спорить не стал.

Надежда вспыхнула в душе Джерри, словно костер. Они знали, что представляют собой эти камни. Они покажут ему, как вернуться назад!

– Как… вы нашли меня? – Он задыхался, еле поспевая за ними, но хотел знать. Фонарь был закрыт, и он не видел их лица, но чернявый сдавленно издал какой-то звук, вероятно, это был смех.

– Я встретил старуху, которая носила твои жетоны. Очень гордилась ими.

– Вы забрали их? – ахнул Джерри.

– Не, она ни за что бы их не отдала. – Это говорил светловолосый, явно с веселой усмешкой. – Впрочем, сказала нам, где их взяла, и мы пошли по твоему следу. Эй! – Он подхватил Джерри под локоть, потому что у него опять подвернулась нога. В ночной тишине послышался лай собак – далекий, но различимый. Рука светловолосого крепко держала его. – Пошли быстрее!

У Джерри больно кололо в боку. Когда при бледном свете луны стала видна маленькая группа камней, его колено почти не держало тело. Все же он удивился, как близко от фермы были эти камни, вероятно, он просто кружил возле них.

– Что ж, – проговорил черноволосый, резко останавливаясь. – Здесь мы тебя покидаем.

– Покидаете? – спросил, тяжело дыша, Джерри. – Но вы ведь…

– У тебя было что-то с собой, когда ты проходил через камни? Какие-нибудь драгоценности?

– Да, – удивился Джерри. – В кармане лежал неограненный сапфир, только от него ничего не осталось. Он как будто…

– Сгорел, – мрачно договорил за него светловолосый. – Ну? – Последний вопрос был обращен явно к чернявому, а тот колебался. Джерри не видел его лица, но вся его поза говорила о нерешительности. Впрочем, он был не из тех, кто долго думает: он пошарил в замшевом мешочке, висевшим на груди, что-то достал и сунул в ладонь Джерри. Какой-то маленький камень, теплый от близости к телу и твердый. С огранкой, как в кольце.

– Возьми его, это хороший камень. Когда будешь проходить, – настойчиво и строго сказал ему чернявый, – думай о своей жене Марджори. Думай только о ней, представь, что она перед тобой, и тогда иди. И не вспоминай своего сына. Только жену.

– Что? – Джерри был ошеломлен. – Откуда тебе, черт возьми, известно имя моей супруги? И как ты узнал о моем сыне?

– Не важно, – ответил мужчина. Джерри оглянулся через плечо и заметил какое-то движение.

– Черт, – негромко сказал светловолосый. – Они приближаются. Вижу свет.