Семь камней

Одинокий источник света ровно болтался над землей, словно его кто-то нес. Но Джерри, как ни вглядывался, не мог разглядеть никого, и по его телу пробежала дрожь.

– Thaibhse, – тихо прошептал светловолосый. Джерри знал это слово – так называют духа. Причем злобного.

– Да, может быть, – голос чернявого звучал спокойно, – а может, и нет. Тебе, в любом случае, пора идти. Помни: думай о своей жене.

Джерри сглотнул и крепко сжал в руке камень.

– Да… верно. Что ж, спасибо, – неловко добавил он и услышал тихий смех чернявого.

– Нет проблем, приятель, – сказал он. С этими словами оба повернулись и пошли через луг, две неясные фигурки в лунном свете.

С бешено стучащим сердцем Джерри повернулся к камням. Они выглядели так же, как и раньше. Просто камни. Но эхо того, что он там слышал… Он сглотнул. Похоже, выбора у него не было.

– Долли, – прошептал он, пытаясь вызвать образ жены. – Долли. Долли, помоги мне!

Он нерешительно шагнул к камням. Еще. И еще. Потом чуть не откусил себе язык, когда на его плечо легла чья-то рука. Он резко обернулся, подняв кверху кулак, но темноволосый другой рукой схватил его за запястье.

– Я люблю тебя, – свирепо сказал темноволосый. И снова ушел прочь, шаркая ногами по сухой траве, а Джерри так и остался стоять с разинутым ртом.

Из темноты донесся голос второго мужчины, раздраженный, слегка насмешливый. Он говорил с более сильным акцентом, но Джерри понимал его без труда.

– Зачем ты сказал ему это?

Темноволосый ответил ему мягко, таким тоном, который напугал его больше всего:

– Он больше не вернется. Другого шанса у меня не будет. Идем.



Светало, когда он снова пришел в себя. Вокруг стояла тишина. Птицы не щебетали, ноябрьский воздух был холоден, приближалась зима. Когда он смог встать на ноги, он дрожал как новорожденный ягненок.

Самолета не было, но на месте его падения в земле осталась глубокая воронка. Правда, она уже заросла травой – след был давнишний. Хромая, он подошел ближе, осмотрел место. Трава пожухла, торчали мертвые стебли, выросшие в этом году.

Если он был на том самом месте, если он действительно вернулся, тогда он попал вперед, а не туда, откуда перенесся в прошлое? Сколько же тут прошло времени? Год, два? Он сел на траву, слишком обессилевший, чтобы стоять. Словно он шел пешком каждую секунду между тем и этим временем.

Он сделал все так, как велел тот зеленоглазый незнакомец. Сосредоточился изо всех сил на Долли. Но не мог удержаться от мыслей о маленьком Роджере. Да и как тут удержишься? Ярче всего он представлял себе Долли, державшую возле груди малыша. Эту картинку и видел. Но все же у него все получилось. Возможно, получилось. Ему так казалось.

Что же могло случиться? У него не было времени спросить об этом. На колебания тоже не было времени; в темноте появились, прыгали новые огни, слышались злобные крики. Нортумбрианцы охотились на него. Он бросился в середину круга, и все снова пошло наперекосяк, даже хуже. Он надеялся, что спасшие его незнакомцы были уже далеко.

Пропал, сказал тогда светловолосый, и даже теперь это слово пронзало его, словно гарпун. Он сглотнул.

Он оказался не там, где был тогда. Он пропал, заблудился? Где он сейчас? Точнее, где он сейчас, в каком времени?

Он немного посидел, собираясь с силами. Но через несколько минут услышал знакомый звук – низкий рокот моторов и шорох шин по асфальту. Он вздохнул и, встав на ноги, заковылял от камней на дорогу.



Наконец-то ему повезло, грустно подумал он. По дороге шла колонна военного транспорта, и Джерри без труда прыгнул в кузов одного из грузовиков. Солдаты удивились, глядя на него – грязного, оборванного, в синяках и с двухнедельной щетиной, – но быстро сообразили, что у него случился запой и теперь он добирается до своей части. Они посмеивались и понимающе подталкивали его локтем, но явно сочувствовали, и когда он признался, что у него нет денег, быстро скинулись на билет из Солсбери, куда направлялась колонна.

Он изо всех сил улыбался и отвечал на шутки, но вскоре они потеряли к нему интерес и вернулись к своим разговорам, а он сидел на скамье, окруженный своими ребятами, покачиваясь, ощущая ступнями рокот мотора.

– Эй, друг, – небрежно спросил он у соседа, молодого солдатика, – какой сейчас год?

Мальчишка – ему было не больше семнадцати, и Джерри почувствовал груз пяти лет, разделявших их, словно их было не пять, а пятьдесят – вытаращил на него глаза и залился смехом.

– Ты что пил, папаша? Что-нибудь везешь с собой?

Последовала новая вспышка шуточек, и он больше не пытался задавать вопросы.

Да и какое это имело значение?



Он почти не запомнил дорогу из Солсбери до Лондона. Люди странно поглядывали на него, но никто не пытался его задержать. Но и это не имело значения, ничего не имело значения, лишь бы ему добраться до Долли. Все остальное подождет.

Лондон вызвал у него шок. Всюду следы бомбардировок. Улицы были усеяны стеклом из разбитых витрин, блестевших под лучами бледного солнца, другие улицы перегорожены массивными блоками. Тут и там он видел щиты с крупными, черными буквами: «Не входить – НЕРАЗОРВАВШАЯСЯ БОМБА».

Он прошел пешком весь путь от станции «Сент-Панкрас», чтобы все увидеть. У него перехватывало горло при виде всех разрушений. Но вскоре он перестал замечать детали и воронки от бомб и завалы от рухнувших домов воспринимал лишь как досадные препятствия, мешавшие ему поскорее добраться до дома.

И вот он добрался.

Обломки были убраны с мостовой и лежали мрачной пирамидой – почерневшие глыбы из кирпича и цемента – на том месте, где прежде была «Терраса Монтроз». Их никто не вывозил.

При виде этих разрушений он весь похолодел и пытался найти, нащупать кованые перила, чтобы схватиться за них и не упасть. Но их там не было.


Конечно, нет, спокойно сказало его сознание. Металл пошел на военные нужды, не так ли? Переплавлен на самолеты. На бомбы.

Его ноги неожиданно подогнулись, и он упал на колени, не чувствуя удара; пронзительная боль в коленной чашечке утонула в еще более острой боли от сознания утраты.

Слишком поздно. Ты пришел слишком поздно.

– Мистер Маккензи, мистер Маккензи!

Джерри заморгал, глядя на расплывчатую фигуру перед ним, не понимая, кто это. Его потянули за руку, он вздохнул, и воздух хлынул в его легкие, колючий и странный.

– Встаньте, мистер Маккензи, встаньте. – Встревоженный голос проникал в его мозг, чьи-то руки тянули его за рукав. Джерри потряс головой, крепко зажмурил глаза, открыл их. Неясное пятно сфокусировалось и превратилось в дряблое лицо старого мистера Уордлоу, владельца магазинчика на углу улицы.

– А-а, вы пришли в себя. – В голосе старика звучало облегчение, морщины на его лице немного разгладились, утратили свой драматизм. – Скверные дела, не так ли?

– Я… – Он не мог вымолвить ни слова, лишь махнул рукой на руины. Его лицо намокло от слез, но он даже не замечал этого. Морщины на озабоченном лице Уордлоу снова стали глубже, но старик вскоре понял, что хотел сказать Джерри, и немного повеселел.

– О господи! – воскликнул он. – Нет, нет! Нет, с ними все в порядке, сэр, с вашей семьей все в порядке! Вы меня слышите? – с беспокойством допытывался он. – Вы можете дышать? Может, принести вам нюхательной соли, как вы думаете?

Джерри не с первого раза поднялся на ноги; ему мешали больное колено и бестолковые попытки мистера Уордлоу помочь. Но когда он встал, к нему вернулась способность говорить.

– Где? – воскликнул он. – Где они?

– Знаете, ваша супруга взяла малыша и переехала к матери вскоре после вашего отъезда. Она сказала мне, в какое место, но я уже подзабыл… – Мистер Уордлоу повернулся и неопределенно махнул рукой в сторону реки: – Вроде как в Камберуэлл?

– В Бетнал-Грин. – Джерри приходил в себя, хотя все еще казался себе камешком, катающимся по краю бездонной пропасти. Он пытался отряхнуть колени, но у него тряслись руки. – Она живет в Бетнал-Грин. Вы уверены?

– Да-да. – Торговец с облегчением улыбался и кивал так сильно, что дрожала челюсть. – Она уехала – пожалуй, больше года назад, вскоре после, того как она… вскоре после… – Внезапно улыбка пропала с лица старика, а рот медленно открылся, превратившись в дряблую дыру, выражавшую ужас.

– Но ведь вы погибли, мистер Маккензи, – прошептал он и попятился, выставив перед собой руки. – О господи. Ведь вы погибли.



– Ни хрена я не погиб, ни хрена, ни хрена! – Сжав кулаки и бормоча эти слова, словно молитву, вполголоса, а может, и не вполголоса, он шел по искореженной улице, обходил завалы, хромая и спотыкаясь. Тут он увидел испуганное лицо женщины и замолк, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

Он остановился и, тяжело дыша, прислонился к мраморному фасаду Банка Англии. С лица лился градом пот, а на правой штанине запеклась кровь от падения. Колено пульсировало в одном ритме с сердцем, лицом, руками, мыслями. Они живы. Я тоже жив.

Женщина, которую он напугал, подошла к полицейскому и повернулась, показывая на Джерри. Он тут же выпрямился, расправил плечи и, стиснув зубы и превозмогая боль, пошел по улице, как подобает офицеру. Меньше всего он хотел, чтобы его приняли за пьяного.

Он прошел мимо полицейского, вежливо кивнул и коснулся пальцами лба вместо головного убора. Полицейский, казалось, был захвачен врасплох, раскрыл рот, но не придумал, что сказать, а через мгновение Джерри уже свернул за угол и был таков.

Смеркалось. В этих краях и в лучшие времена не хватало кэбов – а сейчас вообще их не было, впрочем, как и денег у Джерри. Метро. Если линии работали, это был самый быстрый путь в Бетнал-Грин. И наверняка он выпросит у кого-нибудь деньги на проезд. Как-нибудь. Хромая, он с угрюмой решимостью направился назад. Он должен приехать в Бетнал-Грин до темноты.



Там все тоже изменилось. Как и всюду в Лондоне. Дома повреждены, некоторые ремонтировались, другие были брошены, третьи превратились в черные остовы или груды обломков. В воздухе висела холодная пыль, каменная пыль, а к запахам парафина и кулинарного жира примешивался едкий, страшный запах кордита, бездымного пороха.

На половине улиц не было табличек, а он плохо знал Бетнал-Грин. Два раза он навещал мать Долли, один раз, когда они пришли к ней сообщить, что они сбежали и поженились: миссис Уэйкфилд была не в восторге, но не показывала вида, хотя ее лицо было такое, словно она съела кислый лимон.

Второй раз он был у нее, когда вступил в Королевские ВВС; он приехал к ней один и просил в его отсутствие присматривать за Долли. Миссис Уэйкфилд побелела. Она знала не хуже него, сколько живут летчики. Но сказала, что гордится им, и крепко пожала ему руку, а на прощанье сказала: «Возвращайся домой, Джереми. Ты ей нужен».

Он шагал, обходя ямы и спрашивая дорогу. Уже стемнело, и он больше не мог находиться на улице. Его беспокойство немного улеглось, когда он стал узнавать знакомые приметы. Близко, он был близко от Долли.

Тут завыли сирены, и люди стали выскакивать из домов.

Толпа несла его по улице, охваченная бесконтрольной паникой. Люди кричали, звали отставших близких, стражи порядка выкрикивали команды, размахивали фонариками, а их плоские белые шлемы казались в темноте светлыми грибами. Все крики перекрывал пронзительный вой сирены. Вой пронзал его, словно острая проволочная колючка, гнал его по улице, наталкивал на других людей, тоже пронизанных страхом.

Людской поток вынес его за угол, и Джерри увидел красный кружок с синей перекладиной над входом в подземку, освещенный фонариком. Его затащило внутрь, под неожиданно яркие огни, и вынесло вниз по лестнице на платформу, безопасную, укрывшуюся глубоко под землей. И все время воздух наполняли вой и стоны сирен, оглушительных даже там, внизу.

Стражи порядка ходили в толпе, размещали людей возле стен, в туннелях, в стороне от рельсов. Его швырнуло к женщине с двумя маленькими детьми, он выхватил одного ребенка – девочку с круглыми глазами и голубым медвежонком – из ее рук и повернулся спиной к толпе, прокладывая им дорогу. Нашел свободный пятачок в начале туннеля, толкнул к нему женщину и передал ей девчушку. Женщина благодарила его, но он не слышал ее слов из-за шума толпы, сирен, треска…

Внезапно станцию сотряс чудовищный удар, и вся толпа разом замолкла, а глаза устремились на арку потолка, выложенную белым кафелем.

Внезапно между двумя рядами плитки появилась темная трещина. Толпа ахнула громче, чем сирена. Трещина, казалось, замерла в нерешительности – а потом разбежалась зигзагами в разные стороны.

Он посмотрел, кто же был там, под той трещиной. Люди все еще шли по лестнице. Внизу толпа была слишком густая, чтобы двигаться, и все замерли в ужасе. И тут он увидел ее на середине лестницы.

Долли. Она коротко остригла волосы, подумал он. Они были короткие и кудрявые, черные как сажа – как волосы малыша, которого она несла на руках, прижимая к себе с решительным лицом, сжав челюсти. И тут она повернулась и увидела его.

Пару мгновений ее лицо оставалось бесстрастным, потом вспыхнуло как спичка от ослепительной радости, которая согрела его сердце и душу.

Новый удар, еще громче! Крики ужаса в толпе, громче, гораздо громче, чем сирены. Несмотря на крики, он услышал стук, похожий на дождь, – это из трещины посыпались куски цемента. Джерри изо всех сил пробивался сквозь толпу, но не мог добраться до Долли. Она подняла лицо, и он увидел на нем прежнее выражение решительности. Она толкнула шедшего впереди нее мужчину, тот споткнулся и упал со ступеньки, придавив тех, кто шел перед ним. Вытянув перед собой руки, она с силой качнулась всем телом, словно отпустила пружину, и бросила малыша через перила Джерри.

Он увидел, что она делает, протолкнулся вперед, наклонился. Малыш ударил его в грудь словно камень, маленькая голова разбила ему губу. Обняв ребенка одной рукой, он упал спиной на стоявших позади него людей, пытаясь сохранить равновесие, ухватиться за что-то – и тут люди расступились, он, шатаясь, оказался на открытом пятачке, его колено подогнулось, он упал с платформы на пути.