Семь камней

Джейми не знал, как ему описать боль, и просто покачал головой. Это оказалось ошибкой – боль обрадовалась и шмыгнула в его голову со звуком рвущейся ткани. Комната поплыла мимо него, и он ухватился за стол обеими руками.

– Диего! – Заскрипели стулья, поднялся переполох, но он его уже не слышал. Потом он лежал на кровати и глядел на потолочные балки. Одна из них медленно извивалась, словно растущая виноградная лоза.

– …и он сказал капитану, что кто-то из евреев знает о… – Йен говорил серьезно и медленно, чтобы Ребекка понимала его – хотя Джейми показалось, что она, возможно, понимала больше, чем делала вид. На балке-лозе проклюнулись маленькие зеленые листья, и он подумал, что это странно, но его внезапно охватило чувство покоя, и он ничуточки не возражал против такого необычного явления.

Ребекка что-то говорила, ее голос звучал мягко и тревожно; не без усилия он повернул голову в ее сторону. Она наклонилась через стол к Йену, а он обхватил ее своими огромными руками и говорил, что он и Джейми не допустят, чтобы с ней случилась беда.

Внезапно перед ним появилось другое лицо: служанка Мари смотрела на него нахмурясь. Потом наклонилась к нему так близко, что он ощутил в ее дыхании запах чеснока, грубовато приподняла его веко и взглянула на его глаз. Он моргнул, и она, хмыкнув, отпустила веко и что-то сказала Ребекке; та ответила ей на быстром ладино. Служанка с сомнением покачала головой, но из комнаты вышла.

Однако ее лицо не ушло вместе с ней. Он по-прежнему видел его; оно хмуро глядело на него сверху, прикрепившись к зеленой балке. Теперь он понял, что там, наверху, была змея, большая змея с головой женщины и яблоком во рту, – но ведь это неправильно, наверняка там должна быть свинья? – она скользнула по стене прямо ему на грудь и прижала яблоко к его лицу. Яблоко чудесно пахло, ему захотелось откусить кусочек, но он не успел это сделать и почувствовал, что вес змеи изменился, она стала мягкой и тяжелой. Он чуточку выгнул спину, ощущая на себе тяжесть ее больших, округлых грудей. Хвост змеи – теперь это была женщина, но ее нижняя половина еще оставалась змеиной – нежно поглаживал внутреннюю поверхность его бедра.

Он пронзительно вскрикнул; Йен бросился к его кровати.

– Что такое? Ты в порядке?

– Я… ох. Ох! О господи, сделай это снова.

– Сделай что… – начал было Йен, но тут появилась Ребекка и положила ладонь на его руку.

– Не беспокойся, – сказала она, пристально глядя на Джейми. – С ним все в порядке. Это лекарство – оно вызывает странные сны.

– По-моему, он не спит, – с сомнением возразил Йен.

Джейми действительно извивался на кровати – или ему так казалось, – пытаясь убедить нижнюю половину женщины-змеи тоже превратиться в женщину. Он тяжело дышал и сам это слышал.

– Это галлюцинация, – успокоила его Ребекка. – Пойдем, оставь его. Он вот-вот уснет, вот увидишь.

Джейми не верилось, что он спит и все это ему снится. Спустя некоторое время он вышел из странного состояния, когда общался с демоном-змеей – он не знал, почему решил, что она была демоном, но не сомневался в этом, – у которой не изменилась нижняя половина туловища, зато губы были очень женскими. С демоном-змеей были ее подруги, маленькие демоницы; они с большим энтузиазмом лизали его уши и другие части тела.

Он повернул голову на подушке, чтобы змейке было удобнее лизать, и увидел без всякого удивления, как Йен целовал Ребекку. Пустая бутылка валялась на полу. Джейми почудилось, что душистый венец ее паров кружился в воздухе и окутывал Йена и Ребекку радужной дымкой.

Он снова закрыл глаза, чтобы вернуться к женщине-змее, у которой теперь появилось несколько новых и интересных подружек. Когда через некоторое время он открыл глаза, Йен с Ребеккой исчезли.

В какой-то момент он услышал сдавленный крик Йена и смутно удивился, что там с ним случилось, но не счел это важным, и мысль куда-то уплыла. Он заснул.



Он проснулся, чувствуя себя обмякшим, как подмороженный капустный лист, но боль в голове утихла. Он немного полежал, наслаждаясь этим ощущением. В комнате было темно, и он лишь через некоторое время понял по запаху бренди, что Йен лежал рядом с ним.

К нему вернулась память. Он не сразу отделил реальные воспоминания от своих странных снов, но был вполне уверен, что видел, как Йен обнимал Ребекку – а она его. Что же было потом, черт побери?

Йен не спал. Его друг неподвижно лежал, словно надгробная фигура в королевской усыпальнице в Сен-Дени. Его дыхание было учащенным и неровным, словно он пробежал в гору целую милю. Джейми кашлянул, и тогда Йен дернулся, как от укола булавки.

– Ну, и что? – прошептал он, и его друг внезапно затаил дыхание. Потом сглотнул.

– Если ты хоть пикнешь об этом своей сестре, – сказал он страстным шепотом, – я заколю тебя во сне, отрежу голову и буду пинать ее до Арля и обратно.

Джейми не хотелось думать о сестре; не хотел он слышать о Ребекке, поэтому просто повторил:

– Ну, и что?

Йен шумно вздохнул, как бы показывая, что он думает, с чего начать, и повернулся к Джейми:

– Вот что. Мы немного поболтали о голых дьяволицах, которые тебе снились, а потом я подумал, что девушке не стоит слушать твои мужские фантазии, и предложил перейти в другую комнату, и…

– Это было до или после того, как ты начал ее целовать? – спросил Джейми. Йен шумно втянул носом воздух.

– После, – угрюмо ответил он. – Но она отвечала на мои поцелуи, понял?

– Угу, я это заметил. А потом? – Он чувствовал, что Йен медленно извивается, словно червяк на крючке, но ждал. Йен часто не сразу находил нужные слова, но обычно их стоило ждать. Тем более в этот раз.

Он был в легком шоке – и, говоря по правде, завидовал, – а еще гадал, что может случиться, когда жених обнаружит, что она не девственница. Впрочем, тут же предположил, что, возможно, и не обнаружит – Ребекка была умная. Хотя, может, разумнее всего для них теперь уйти от д’Эглиза и рвануть на юг… На всякий случай…

– Как ты думаешь, обрезание – это больно? – внезапно спросил Йен.

– Думаю, да. А как может быть не больно? – Он нащупал собственный член и потер большим пальцем ту его часть, о которой шла речь. Верно, она не очень большая, но…

– Знаешь, они делают это крошечным детям, – сказал Йен. – Может, это и неплохо, а?

– Хм… – с сомнением протянул Джейми, но справедливости ради добавил: – Ну да, ведь они это сделали и с Христом.

– Да? – удивился Йен. – Угу, верно – а я не подумал об этом.

– Что, ты не знал, что Он был евреем? Ну, начнем с того, что Он был.


В комнате повисла недолгая тишина, потом Йен заговорил снова:

– Как ты думаешь, Иисус когда-нибудь это делал? С женщиной, ну, до того как начал проповедовать?

– Думаю, отец Рено возьмет тебя за жопу за богохульство.

Йен вздрогнул, словно опасаясь, что священник прячется где-то в комнате.

– Отца Рено, слава богу, тут нет.

– Угу, но тебе же придется ему исповедоваться, а?

Йен вскочил, обернувшись пледом.

– Что?

– Иначе ты попадешь в ад, если тебя убьют, – напомнил Джейми, чувствуя себя безгрешным праведником. В окно лился лунный свет и освещал лицо Йена, погруженного в тревожные раздумья, его глубоко посаженные глаза, мечущиеся вправо и влево, между Сциллой и Харибдой. Внезапно Йен повернулся к Джейми, отыскав безопасное место между угрозой ада и отцом

Рено.

– В ад попадают те, кто совершил смертный грех, – сказал он. – Если грех простительный, я проведу тысячу лет в чистилище. Не так уж плохо.

– Конечно, это смертный грех, – сурово сказал Джейми. – Балда, всем известно, что блуд – это смертный грех.

– Угу, но… – Йен сделал жест, означавший «подожди немного», и погрузился в раздумья. – Чтобы это стало смертным грехом, нужны три вещи. Ну, типа три условия. – Он поднял кверху указательный палец. – Это должно быть плохо по-серьезному. – Средний палец. – Ты должен знать, что это серьезно плохо. – Безымянный палец. – И ты должен делать это без принуждения, добровольно. Вот как, понятно? – Он опустил руку и, вопросительно подняв брови, посмотрел на друга.

– Угу, и какие условия ты не выполнил? Насчет полного согласия? Она тебя изнасиловала? – Он шутил, но Йен так резко отвернулся, что у Джейми зародились сомнения. – Йен?

– Нее… – ответил его друг, но очень неуверенно. – Это было не так. Я имел в виду серьезность греха. Я не думаю, что это было… – Он замолчал.

Джейми перевернулся и оперся на локоть.

– Йен, – строго сказал он. – Что ты сделал с девушкой? Если лишил ее невинности, то это серьезный грех. Особенно если она помолвлена. О… – Тут ему пришла в голову новая мысль, и он понизил голос: – Она не была девственницей? Пожалуй, это другое дело. – Если девица уже распутничала и прежде, то, пожалуй… Может, она и стихи писала, если подумать…

Йен положил руки на колени и опустил на них голову. Его голос глухо звучал из складок килта.

– …не знаю… – простонал он.

Джейми протянул руку и впился пальцами в голень Йена. Его друг заорал от неожиданности и выпрямился. В дальней комнате кто-то заворчал во сне, потревоженный его криком.

– Как это ты не знаешь? Как ты мог этого не заметить? – возмутился Джейми.

– Э-э… ну… она… хм… она сделала мне все рукой, – выпалил Йен. – Прежде чем я смог…

– О. – Джейми перекатился на спину, немного остыв. Однако его член все еще жаждал узнать подробности.

– Это серьезный грех? – спросил Йен, снова повернувшись к Джейми. – Или – ну, я не могу сказать, что реально давал на это полное согласие, потому что я вовсе и не собирался это делать, но…

– Мне кажется, что ты встал на плохую дорожку, – заверил его Джейми. – Ты собирался это делать, и не имеет значения, получилось у тебя или нет. Да, кстати, как это случилось? Она что… ухватилась за него?

Йен издал долгий-долгий вздох и уронил голову на руки. Казалось, он был обижен.

– Ну, мы немного целовались, а потом пили еще бренди… много. Она… э-э… брала бренди в рот и целовала меня, и э-э… вливала его мне в рот и…

– У-ух! Ifrinn!

– Пожалуйста, не говори про ад. Я не хочу об этом думать.

– Извини. Продолжай. Она дала тебе пощупать груди?

– Немножко. Она не стала снимать корсет, но я чувствовал ее соски сквозь сорочку… Ты что-то сказал?

– Нет, – с трудом ответил Джейми. – Что потом?

– Ну а потом она сунула руку мне под килт и тут же отдернула, как будто прикоснулась к змее.

– Правда?

– Угу, правда. Она была в шоке. Ты можешь не хрюкать так громко? – с досадой сказал он. – Разбудишь весь дом. Это потому, что он у меня необрезанный.

– А-а. Вот почему она не стала… э-э… обычным способом?

– Она этого не сказала, но, может, поэтому. Но потом она захотела посмотреть на него, и вот тогда… ну…