Семь камней

– Отчасти это зависит от успешности твоих действий. Возможно, тебе понадобится… что-то особенное.

От этих слов у нее застучало в висках.

– Почему тебя беспокоит такая чепуха? – спросила она, со стуком поставив бокал на столик. – Ты ведь знаешь, что у тебя не получится заманить меня в свой бизнес. Просто скажи мне прямо, что ты задумал, и мы это обсудим. Как разумные люди.

Он засмеялся, вполне добродушно.

– Ты ведь знаешь, что женщинам несвойственна рациональность?

– Да, знаю. Как и мужчинам.

– Что ж, ты права, – согласился он, вытирая салфеткой с подбородка каплю вина. – Но у них все-таки есть определенные правила поведения. А женские правила… – Он помолчал, глядя поверх золотой оправы очков и подыскивая нужные слова.

– Более сложные? – подсказала она, но он покачал головой:

– Нет, нет. На поверхностный взгляд они кажутся хаотичными, но по сути правила у женщин примитивно простые.

– Если ты имеешь в виду влияние луны, то я могу возразить, что все лунатики, каких я встречала, были мужского пола.

Он вскинул брови. Они начинали седеть и разрастаться. Она внезапно заметила, что отец стареет, и при этой мысли у нее кольнуло сердце.

Он не спросил, много ли она встречала лунатиков – в книжном бизнесе такую публику видишь каждую неделю, – только покачал головой:

– Нет-нет, я не об этом, не о календарных вещах. Я имею в виду правила поведения, которые заставляют женщин делать то, что они делают. И свод этих правил направлен на выживание.

– Настанет день, когда я выйду замуж исключительно ради выживания… – Она не потрудилась закончить фразу, лишь насмешливо пошевелила пальцами и встала, чтобы снять со спиртовки закипевший чайник и долить кипяток в заварку. Два бокала вина были ее пределом – особенно при общении с отцом, – а сегодня ей как никогда нужна была ясная голова.

– Ну, у тебя стандарты выше, чем у большинства женщин. – Отец взял чашку чая, которую она подала ему, и улыбнулся. – И – я льщу себе – больше ресурсов для их поддержания. Но факт остается фактом – ты женщина. И это означает, что ты можешь забеременеть. И тогда, дорогая моя, поведение женщины становится иным.

– В самом деле, – отозвалась она, но не тем тоном, который побудил бы его пояснить свою мысль. Ей хотелось услышать о Лондоне. Но следовало быть осторожной.

– Так что же мы будем искать? – спросила она, наливая чай себе и глядя на янтарную струю. – В Лондоне, я имею в виду.

– Не мы, – поправил ее отец. – В этот раз вместе не получится. У меня дела в Швеции – говоря о якобитах. Ты одна…

– Что, разве бывают шведские якобиты?

Отец вздохнул и потер виски.

– Милая моя, ты даже не представляешь. Они вылезают отовсюду как сорняки – и как траву на поле вечером их скашивают и сушат. Но когда ты думаешь, что они наконец-то мертвы, что-то происходит, и происходит внезапно… Впрочем, это тебя не касается. Ты должна доставить посылку одному джентльмену и получить информацию от ряда контактов. Список я тебе дам. Тебе не придется задавать им вопросы, ты просто возьмешь то, что они тебе дадут. И, разумеется…

– …ничего им не говори, – закончила она и положила кусок сахара в чай. – Конечно, нет, папа, за какой нинкомпуп ты меня принимаешь?

Он рассмеялся, и глубокие морщинки окружили его глаза.

– Откуда ты взяла это слово?

– Все говорят нинкомпуп, – ответила она. – На улицах Лондона его можно услышать за день десятки раз.

– Ох, сомневаюсь, – хмыкнул он. – А тебе известно, откуда оно взялось?

– Сэмюель Джонсон сказал, что это от латинского non compos mentis, невменяемый.

– А, вот откуда. – Отец перестал смеяться, но глядел все еще удивленно. – Что ж, мистер Джонсон знает. Ты все еще переписываешься с ним? Он англичанин, с гарантией, но вовсе не тот, кого я хотел бы видеть рядом с тобой, девочка моя. Эксцентричные идеи и ни пенни за душой. Женат к тому же, – добавил он, вспомнив. – Живет на деньги жены.

Это удивило ее, причем неприятно. Но отец говорил абсолютно прямо. Его тон был таким же, как в тех случаях, когда он инструктировал ее по какому-нибудь важному вопросу работы. Когда речь шла о работе, они не ссорились и не отгораживались друг от друга. Она выпрямилась и наклоном головы показала, что готова слушать.

– Заметь, – сказал отец, поднимая кверху испачканный в чернилах палец, – многие будут говорить тебе, что у женщин на уме одни лишь наряды или балы, либо то, что вчера в салоне леди Пустоу сказала про сэра Пердунси. Это справедливое наблюдение, но не более того. Когда ты увидишь что-то подобное, спроси себя, что скрывается за этим. Или, впрочем, под этим, – рассудительно поправился он. – Подвинь-ка мне вино, милая. На сегодня я закончил свои дела.

– Я вижу, – дерзко отозвалась она и со стуком поставила перед отцом графин с мадерой. Все утро отец был в разъездах, формально посещал книготорговцев и собирателей раритетов, но на самом деле говорил и слушал. И никогда не пил спиртное во время работы.

Он наполнил свой бокал и хотел налить ей, но она тряхнула головой и протянула руку к чайнику. Она не ошиблась насчет того, что ей понадобится ясная голова.

– А вот и еще один образчик женского поведения, – сказала она с сарказмом. – Они не могут пить в таких количествах, как мужчины, – но гораздо меньше пьянеют.

– Ясно, моя милая, что ты никогда не была на Гроупкант-лейн в Лондоне после заката, – невозмутимо возразил отец. – Нет-нет, я не рекомендую тебе ходить туда. Женщины пьют по тем же причинам, что и мужчины: чтобы забыть про неудачи и тяжелую жизнь. При определенных обстоятельствах оба пола топят себя. Хотя женщины больше заботятся о том, чтобы остаться в живых, чем мужчины. Но довольно разговоров – очини мне перо, милая, и я расскажу тебе, кого ты увидишь в Лондоне.

Он сунул руку в одну из ниш в стене и достал потрепанный блокнот.

– Ты когда-нибудь слышала о герцоге Пардлоу?






Резюме: Гарольд Грей, герцог Пардлоу


Семья: Джерард Грей, граф Мелтон, получил титул герцога Пардлоу (с обширными землями) в награду за создание полка (46-й пехотный полк отличился во время Якобитских восстаний 1715 и 1719 гг. в сражениях под Престоном и Шерифмуром). Однако верность герцога короне, похоже, пошатнулась при Георге II, и Джерард Грей был обвинен в Корнбурийском заговоре. В тот раз он избежал ареста, но последующий заговор стал поводом для его ареста по обвинению в измене. Узнав об этом, Пардлоу застрелился в оранжерее своего загородного имения.

Старший сын Пардлоу, Гарольд Грей, унаследовал титул в возрасте двадцати одного года, после смерти отца. Между тем титул не был получен формально, Гарольд Грей счел его запятнанным изменой и отказался принимать; он предпочел прежний фамильный титул – граф Мелтон. Незадолго до самоубийства отца он вступил в брак с Эсме Дюфрен (младшей дочерью маркиза де Робийяра).

В настоящее время герцог публично и страстно отказался от всех якобитских собраний (по необходимости), но это не означает, что собрания отказались от него и что такой отказ отражает его истинные настроения. В некоторых группах существует немалый интерес к политическим симпатиям и контактам герцога, и ценными будут любые письма, подтвержденные встречи с персонами, представляющими интерес (список прилагается), или приватные беседы, которые могут служить свидетельством якобитских симпатий.





Резюме: Сэр Роберт Эбди, баронет


Унаследовал титул в трехлетнем возрасте и, ведя лично (к его сожалению) добродетельную жизнь, оказался активно вовлечен в якобитское движение и в прошлом году имел неосторожность поставить свое имя под петицией, посланной Людовику Французскому, в которой якобиты призывали его поддержать реставрацию Стюартов с помощью французского оружия. Нелишне добавить, что в Британии этот факт мало известен, поэтому сэру Роберту лучше не говорить об этом. Не стоит тебе и общаться с ним, хотя он часто бывает в разных местах и ты можешь с ним встретиться. Если так, то нас, в частности, интересует его нынешний круг общения – только имена пока что. Не подходи к нему слишком близко.





Резюме: Генри Скудамор, герцог Бофорт


Четвертый человек в Англии по богатству и, похоже, подписант французской петиции. Постоянно вращается в обществе и не делает секрета из своих политических симпатий.

Боюсь, что его личная жизнь гораздо менее добродетельна, чем у сэра Роберта. Приняв по парламентскому акту титул жены, он развелся в прошлом году по причине ее неверности (верно: у нее была связь с Уильямом Талботом, наследником графа Талбота, и она ее не скрывала). Леди – ее имя Франсес – тут же подала встречный иск по причине того, что герцог был импотент. Герцог, отнюдь не тихоня, продемонстрировал перед несколькими экспертами, назначенными судом, что он способен на эрекцию, выиграл процесс, развелся и теперь, вероятно, наслаждается свободой.

Не подходи к нему слишком близко. Партнеры, имена только на данный момент.





Резюме: М-р Роберт Уиллимот


Лорд-мэр Лондона до 1741 г. В настоящее время связан с…





2

Холодный мед и сардины





Лондон, май 1744 года Аргус-Хаус, резиденция герцога Пардлоу


В комнате пахло мертвыми цветами. Лил дождь, но Хэл все равно схватился за оконную раму и дернул ее кверху. Бесполезно, дерево разбухло от влаги, и окно не открылось. Он сделал еще две попытки и выпрямился, тяжело дыша.

Бой маленьких каретных часов на каминной полке вернул его к реальности, и Хэл обнаружил, что уже четверть часа стоит перед закрытым окном с открытым ртом, глядит через стекло на дождь и никак не решит, то ли позвать лакея, чтобы тот открыл чертову раму, то ли просто двинуть по ней кулаком.

Он повернулся и, чувствуя озноб, инстинктивно пошел к огню. Ему казалось, будто он двигался через холодный мед, с тех пор как принудил себя подняться с кровати и до того момента, когда миг назад рухнул в отцовское кресло.

Отцовское кресло. Проклятье. Он закрыл глаза, пытаясь собрать всю свою волю и встать. Кожа кресла была холодная и твердая под его пальцами, под ляжками, спине было жестко. Он видел огонь, сидел в нескольких футах от очага, но жар не согревал его.

– Я принес вам кофе, милорд. – Сквозь холодный мед прорезался голос Нэсонби, а за ним и аромат кофе. Хэл открыл глаза. Лакей уже поставил поднос на инкрустированный столик, разложил ложечки, снял крышку с сахарницы, положил щипцы, бережно убрал салфетку, накрывавшую кувшин с подогретым молоком, – охлажденные сливки были в таком же кувшине на другом краю столика. Хэла успокоили симметрия и плавные, точные движения лакея.

– Спасибо, – выдавил он из себя и слабо махнул рукой, показывая, чтобы Нэсонби продолжал. Лакей вложил чашку в его вялые руки. Хэл сделал глоток – кофе был превосходный, очень горячий, но не настолько, чтобы обжечь рот, сладкий и с молоком, – и кивнул. Нэсонби исчез.

Некоторое время Хэл просто пил кофе, ни о чем не думая. На половине чашки он вдруг решил встать и пересесть в другое кресло, но тут же подумал, что кожаная обивка уже согрелась и приобрела форму его тела. Он живо представил себе, как отец дотронулся до его плеча – герцог всегда слегка сдавливал его, выражая свою нежность к сыну. Проклятье. У него неожиданно перехватило горло, и он поспешно поставил чашку на столик.

«Как там Джон?» – подумал он. В Абердине он наверняка более-менее в безопасности. Все же надо написать брату. Кузен Кеннет и кузина Элоиза невероятные зануды, они такие косные пресвитерианцы, что даже осуждают карточную игру и всякую активность в субботу, кроме чтения Библии.

Как-то раз они с Эсме остановились у них. После плотного воскресного обеда, где подавали жареного барашка и пюре из брюквы, Элоиза вежливо попросила Эсме почитать им. Разумеется, Библию. Игнорируя отрывок, который полагался к чтению в тот день – он был отмечен кружевной закладкой, – Эм беспечно перелистала страницы и остановилась на истории Иеффая, который дал обет Богу, что в случае победы над аммонитянами он принесет в жертву Богу первого, кто встретит его, когда он вернется домой.