Семь камней

Не слыша ничего противоположного, я предполагаю, что у тебя все нормально. Через одного Друга я получил особый Запрос; английский коллекционер по фамилии мистер Блумер желает обсудить особый Заказ. Его письмо с деталями его требований, список источников, отвечающих этим требованиям, и сведения о приемлемой оплате я высылаю отдельным письмом.

Твой любящий отец,

Р. Ренни



Мистер Блумер назначил для этой встречи резиденцию его королевского высочества принца Уэльского в Кью и число – двадцать первое июня, День середины лета. По этому случаю в дневнике Минни появилась зарисовка цветов и плодов – Белый дом (как его называют в народе) окружен замечательными садами, а чай (только по приглашениям) устраивала в упомянутых садах принцесса Августа в поддержку своих любимых благотворительных проектов.

Для незамужних молодых женщин было сделано маленькое outré – им дозволили явиться одним, размышляла Минни, наряжаясь перед поездкой, но мистер Блумер, условившись о встрече с агентом, прислал в письме один билет. Конечно, он, скорее всего, не догадывался, что агентом окажется молодая девушка.

День выдался прекрасный. Минни сошла с двухколесного экипажа в конце длинной аллеи, которая тянулась по берегу реки и поднималась в горку к дому, довольно большому, хоть и не совсем похожему на дворец.

– Отсюда я пойду пешком, – сказала она Рейфу О’Хиггинсу, который сопровождал ее. – Ты можешь посмотреть, как я дойду до дома, если считаешь, что должен это сделать. – На дорожках, огибавших вдалеке большой водоем, медленно колыхались, словно парад оживших цветов, несколько разноцветных зонтиков, широкополых шляп и широких шелковых юбок – как они уместны на приеме в саду, удивленно подумала она.

– Значит, я заберу вас прямо тут, – сказал Рейф, игнорируя ее насмешку. Он показал на резной каменный резервуар, стоявший возле дороги. – Вот тут, – повторил он и взглянул на солнце. – Сейчас два часа – как вы думаете, вы управитесь с делами к четырем?

– Понятия не имею, – ответила она и привстала на цыпочки, чтобы посмотреть через море зелени, окружавшей дом. Сквозь листву виднелись коньки крыши, кирпичная резьба, что-то блестело, стекло либо металл; вдалеке звучала музыка. Минни решила поскорее разделаться с мистером Блумером и хорошенько осмотреть королевскую резиденцию их высочеств и сады.

Рейф удивленно поднял брови и улыбнулся.

– Тогда ладно. Если вы не придете сюда к четырем, я вернусь еще через час, потом еще, пока вас не встречу. – Он наклонил туловище и впился в нее своими карими глазами: – Но если вас не будет тут к семи, я пойду вас искать. Вы поняли, леди Беделия?

– О, чепуха, – шутливо ответила она, раскрыла недавно купленный скромный зонтик из гофрированного зеленого шелка и повернулась спиной к ирландцу. – Пока, до скорого.

– До скорого – это как? – крикнул он вслед ей.

– Когда я буду готова, черт побери! – ответила она через плечо и направилась по дорожке, слегка покачивая бедрами.

Толпа устремилась в большой центральный холл, где миловидная, украшенная драгоценностями женщина с большими голубыми глазами и наметившимся двойным подбородком – Минни догадалась, что это принцесса Августа – приветствовала гостей. Ей помогали еще несколько пышно одетых леди. Не желая привлекать к себе внимание, Минни смешалась с толпой и обошла очередь тех, кто стоял к принцессе.

В глубине дома были накрыты огромные столы с угощениями. Минни любезно приняла из рук слуги бокал шербета и пирожное с глазурью и вышла в сад, потихоньку откусывая пирожное и с интересом глядя по сторонам. С мистером Блумером она встречалась в три часа «в первой из оранжерей». Одетая в зеленое.

Она и была в зеленом, с головы до ног: в бледно-зеленом муслиновом платье с жакетом и верхней юбкой из набивного французского ситца. И, конечно, с зонтиком, который снова раскрыла, выйдя из дворца.

Как разумно, подумала она, что мистер Блумер выбрал зеленый цвет: она была заметна среди более частых розовых, голубых и белых нарядов других женщин, хотя и не настолько, чтобы привлекать к себе взгляды. Зеленый цвет многим не к лицу, а кроме того, зеленая ткань быстро выцветает. Месье Верне – художник, друг ее отца, совершенно одержимый морем и китами – сказал ей однажды, что зеленая краска крайне нестойкая, быстро выцветает на картинах, и назвал ее «зеленой беглянкой». Это определение привело ее в восторг.

Возможно, поэтому деревья меняли осенью окраску листьев? Зеленый цвет ускользал, и они выцветали, умирали и делались бурыми. Но почему тогда они на мгновенье вспыхивали красным и желтым?

Такие заботы пока не тревожили окружавшие ее растения: стояла середина лета, и вокруг сверкала такая яркая зелень, что если бы Минни остановилась среди всей этой роскошной флоры, то стала бы почти невидимой.

Она без труда нашла оранжереи. Там их было пять: все стояли в ряд, сверкая на солнце словно бриллианты, и соединялись между собой короткими переходами. Она пришла чуть раньше, но это не имело значения. Закрыв зонтик, она присоединилась к входившим внутрь гостям.

Воздух внутри оранжереи был тяжелым, влажным и приторным от запаха спелых плодов и тропических цветов. Однажды она была в королевской оранжерее в Версале. Эта была менее помпезной и более уютной. Апельсины, лимоны и лаймы, сливы, персики и абрикосы, груши… и повсюду обворожительный запах цветущих цитрусовых.

Она вздохнула, испытывая блаженство, и пошла по посыпанным гравием дорожкам между рядами растений, бормоча извинения или приветствия, если кого-то задевала, не встречаясь ни с кем взглядом, и, оказавшись ненадолго одна под пологом айвовых деревьев, остановилась и принюхалась к аромату висевших над головой желтых плодов размером с крикетный мяч.

Вспышка красного цвета за деревьями привлекла ее взгляд, и на миг ей показалось, что там гуляла экзотическая птица, привлеченная изобилием странных плодов. Потом сквозь благовоспитанный гул женского щебетанья она услышала мужские голоса, и через мгновенье ее красная птица вышла с боковой дорожки на широкую. Это был военный, при полном мундире – ярко-красном и золотом, в сверкающих черных сапогах до колена и с саблей на поясе.

Он был невысоким и вообще-то скорее щуплым, с тонким лицом, которое она увидела в профиль, когда он повернулся и что-то сказал своему собеседнику. Но стоял он очень прямо, расправив плечи и высоко держа голову, и в его облике что-то напоминало бентамского петуха – такая же глубинная свирепость, врожденная гордость и полное неведение своей щуплости. Готовность наброситься на любого чужака.

Сравнение так развеселило ее, что она не сразу перевела взгляд на его собеседника. Тот был в штатском, но, несомненно, очень дорогом – бархат цвета охры с голубым атласным поясом, на груди большой орден-чего-то-там. Впрочем, он напоминал лягушку – широкий рот и бледные, довольно крупные, выпученные глаза.

Глядя на них обоих, петуха и лягушку, увлеченно беседующих друг с другом, она невольно улыбнулась, закрывшись веером, и не замечала шедшего за ней джентльмена, пока он не заговорил.

– Вам нравятся опунциевые кактусы… мадам?

– Возможно, если бы я знала, какие они, – ответила она, повернулась и увидела молодого джентльмена в лиловом камзоле. Он кашлянул и вопросительно посмотрел на нее.

– Хм… вообще-то, я предпочитаю суккуленты, – сказала она, проговорив условленный пароль, и тоже кашлянула, надеясь припомнить слово. – Особенно, хм, эуфорбию.

Вопрос в его глазах исчез, сменившись удивлением. Он оглядел ее с ног до головы, и в других обстоятельствах это могло бы показаться оскорбительным. Она вспыхнула, но выдержала его взгляд и тоже подняла брови.

– Мистер Блумер, как я полагаю?

– Если угодно. – Он улыбнулся и предложил ей руку: – Позвольте показать вам эуфорбию, мисс?…

Мгновенная паника: как ей назваться?

– Хоутон, – ответила она, вспомнив Рейфа и его насмешливое прозвище. – Леди Беделия Хоутон.

– Конечно, – сказал он с серьезным лицом. – Рад познакомиться, леди Беделия.


Он слегка поклонился, она взяла его под руку, и они направились вместе в чащу растений.

Они прошли через джунгли филодендронов – таких, какие никогда не украшали ничего плебейского, вроде гостиной: одни с зубчатыми листьями, каждый величиной с половину Минни, другие, похожие на муаровый шелк, с толстыми зелеными прожилками.

– Они довольно ядовитые, эти филодендроны, – сказал с небрежным кивком мистер Блумер. – Все они. Вы знаете об этом?

– Я запомню.

Потом были деревья – фикусы, как сообщил ей мистер Блумер (пожалуй, он не случайно выбрал себе nom de guerre), с кривыми стволами, толстыми листьями и сладковатым, затхлым запахом; некоторые были обвиты лианами, с конвульсивной силой карабкавшимися по их стволам, цепляясь за тонкую кору толстыми волосками, похожими на корни.

А потом, конечно, эта чертова эуфорбия собственной персоной.

Минни и не знала, что существуют такие чудеса. Многие из экспонатов даже не походили на нормальные растения, а некоторые, с толстыми, голыми стеблями, утыканными зловещими шипами, вообще были странными перверсиями из растительного царства. Другие напоминали салат-латук – но курчавый, белый латук с темно-красными краями, словно кто-то вытирал ими кровь.

– Они тоже довольно ядовитые, эти эуфорбии, но опаснее всего сок. Не убьет, но лучше, чтобы вам в глаза он не попадал.

– Я постараюсь. – Минни крепче сжала зонтик, готовясь раскрыть его, если какое-то из этих растений вздумает плюнуть в нее, некоторые из них выглядели так, словно только об этом и мечтали.

– Вот это зизифус колючий, или терновый венец, – сообщил мистер Блумер, кивнув на особенно ужасное дерево с длинными черными шипами, торчащими в разные стороны. – Выразительное название. – Тут он заметил выражение ее лица, улыбнулся и кивнул на следующую оранжерею: – Пойдемте, следующая коллекция вам больше понравится.

– О, – тихо отозвалась она. Потом «О!» гораздо громче. Эта оранжерея была намного больше других, с высокой выпуклой крышей, которая наполняла воздух солнцем и освещала тысячу орхидей – не меньше! Орхидеи свисали с подставок и деревьев каскадами белого, и золотого, и пурпурного, и красного, и…

– О боже! – Минни даже вздохнула от восторга, и мистер Блумер засмеялся.

Они не были одиноки. Все оранжереи были популярны – многие гости громко восхищались колючками, уродцами и ядовитыми экзотами, – но многолюднее всего было у орхидей, и гул восхищения наполнял воздух.

Минни вдыхала полной грудью благоухающий воздух с его разнообразными ароматами, и у нее даже слегка закружилась голова.

– А вот эту орхидею вам не захочется нюхать. – Мистер Блумер, водивший ее от одного чуда к другому, показал на большой горшок, где росла тускло-зеленая орхидея с толстыми лепестками. – Она пахнет гнилым мясом.

Минни осторожно понюхала и отпрянула.

– Удивительно, почему орхидее понадобился такой запах? – воскликнула она.

Он искоса взглянул на нее, но улыбнулся.

– Цвет и запах нужны растениям, чтобы привлекать насекомых, которые их опыляют. Вот эта орхидея Satyrium, – он кивнул на тусклые, мясистые лепестки, – зависит от услуг падальных мух. Пойдемте, вот эта орхидея пахнет кокосом – вы когда-нибудь нюхали кокосовый орех?

Они неторопливо гуляли между орхидей – у них просто не было выбора, учитывая медленно двигавшуюся толпу, – и, несмотря на свое сожаление, что покинула экзотическую роскошь, Минни перевела дух, когда вошла в последнюю оранжерею и обнаружила, что она почти пустая. Еще в ней было прохладно, по контрасту с прежней тропической жарой. Ароматы здесь были скромные и неуловимые, растения мелкие и обычные, и внезапно она поняла стратегию мистера Блумера.

Оранжерея с орхидеями служила ситом или барьером. Здесь они оказались почти совсем одни, хотя и стояли на открытом месте, откуда могли вовремя увидеть всех, кто приблизится к ним, и сменить тему беседы на безобидную болтовню.

– Что, перейдем к делу? – предложила она, и мистер Блумер опять улыбнулся.

– Давайте. Вы первая или я?

– Вы. – У них намечался скорее обмен, чем продажа, но ее половина сделки была конкретной, а его нет. – Расскажите мне о ваших условиях, – сказала она, сфокусировав взгляд на его лице – довольно узком, но не без приятности. Она увидела юмор в морщинках возле его рта.

– Вы уверены, что сможете все запомнить? – с сомнением спросил он.

– Конечно.

Он вздохнул, кивнул сам себе и начал говорить.

Она снова взяла его под руку, и они гуляли по дорожкам оранжереи, проходя сквозь пятна солнца и тени, а он рассказывал ей различную информацию. Она запоминала ее, повторяла вслух, временами просила что-то пояснить или повторить.

Бо́льшая часть информации касалась финансовых вопросов, банковского дела и обмена, движения денег – между отдельными людьми и между странами. Были и политические сплетни, но немного.

Это удивило ее: вся информация, которую он добывал, была политической по своей природе и довольно специфичной. Мистер Блумер охотился на якобитов. В частности, в Лондоне и Париже.

«Я не могу понять почему, – заметил отец на полях своего списка. – Верно, Чарльз Стюарт приехал в Париж, но ведь это всем известно, к тому же все знают, что он никогда ничего не добьется; этот человек идиот. Но все же ты не заработаешь денег, отказываясь продавать людям то, что они хотят…»

Она с облегчением перевела дух, когда мистер Блумер закончил говорить. Его сообщение не было ни длинным, ни сложным, и она была уверена, что надежно держала в голове все имена и необходимые цифры.

– Ладно, – сказала она и достала свой собственный список – запечатанный – из потайного кармана в подкладке жакета. Она передала его, постаравшись посмотреть ему в глаза. Ее сердце учащенно билось, а ладони слегка вспотели, но он, казалось, не проявлял подозрительности.

Нет, она не делала ничего недозволенного и не обманывала мистера Блумера. Правда, не совсем. Все в ее списке было именно таким, как указал ее отец… за исключением одного: когда она переписывала его набело, она выбросила имя Джеймса Фрэзера и фрагменты информации, касавшиеся его поступков и взаимодействия с Чарльзом Стюартом и его сторонниками. Она была неравнодушна к мистеру Фрэзеру и хотела его защитить.

Мистер Блумер не был дураком, он развернул листок и прочел его с начала до конца как минимум дважды. Потом сложил и улыбнулся Минни:

– Благодарю вас, моя дорогая. Какое удовольствие…

Внезапно он замолк и слегка отпрянул назад. Она оглянулась и посмотрела, что его так поразило, и увидела того военного, бентамского петуха. Он выходил из коридорчика, ведущего к орхидеям. Один. Когда он вышел на солнце, его красный с золотом мундир засверкал, словно оперение тропического попугая.

– Ваш знакомый? – вполголоса спросила она. И явно человек, с которым вы не хотите встречаться.