Семь смертей Эвелины Хардкасл

Теперь надо обеспечить счастливую развязку.

Закрываю за Мадлен дверь, зажигаю керосиновую лампу, обдумываю свои дальнейшие действия. По углам прячется мрак. В голове бьется мысль, последнее полуоформившееся чудовище еще не извлечено из темноты на свет. Подумать только: когда я был Беллом, то сокрушался об отсутствии воспоминаний! А теперь их слишком много. Воспоминания распирают ум, как битком набитый сундук, но для Голда все окружающее обретает смысл только на холсте, поэтому ответы надо искать на картинах. Раштон и Рейвенкорт научили меня ценить способности тех, в кого я воплощаюсь, а не сокрушаться об их недостатках.

Беру лампу и направляюсь в мастерскую на задах хижины, ищу краску. Вдоль стен расставлены картины – одни холсты недописаны, другие распороты в лоскуты. Повсюду валяются бутылки, винные лужицы заливают пол и смятые или разорванные карандашные эскизы. На стене потеки скипидара, который Голд в ярости выплеснул на какой-то пейзаж.

Посреди мастерской, будто поленница, приготовленная для костра, высится груда старых фамильных портретов, выдранных из ветхих, источенных жучком рам. Скипидар разъел изображения, лишь там и сям виднеются бледные черты. Эвелина говорила, что Голда пригласили отреставрировать полотна в Блэкхите. Судя по всему, старинные шедевры ему не понравились.

Пока я разглядываю портреты, у меня зарождается мысль.

Нахожу на полке кусок угля, возвращаюсь в хижину, опускаю лампу на пол. Чистого холста нет, поэтому все свои замыслы я переношу на стену, в трепещущий круг света, отбрасываемый лампой. Идеи выплескиваются с такой скоростью, что уголек стирается за несколько минут, и мне приходится возвращаться в темноту за новым.

От листвы имен, записанных под самым потолком, к полу опускается разветвленный куст сегодняшних событий; его корни уходят на девятнадцатилетнюю глубину, оплетают утонувшего мальчика на дне озера. Нечаянно задеваю недавний порез на руке, окрашиваю куст алым. Отрываю рукав сорочки, перевязываю рану, продолжаю работать. На горизонте загорается полоска рассвета. Отступаю от стены, роняю уголек, он разбивается на голых досках пола. Я без сил сижу перед стеной, сжимаю дрожащую руку.

«Недостаток информации заставляет действовать вслепую, избыток информации ослепляет».

Щурю глаза, вглядываюсь в рисунок. Два узловых пересечения обозначают два пробела в истории. Все прояснится, если найти ответы на два вопроса: что знала Миллисент Дарби и где Хелена Хардкасл.

Дверь распахивается, в хижину врывается запах росы.

От усталости я не в силах даже оглянуться. Я таю, как свечной воск, растекаюсь лужей по полу, застываю, жду, пока меня отскребут. Меня неудержимо клонит ко сну. Сейчас бы закрыть глаза и уснуть, полностью отрешиться от мыслей, но это мое последнее воплощение. Если я не добьюсь успеха, то все начнется сначала.

– Вы здесь? – изумленно произносит Чумной Лекарь. – Обычно к этому времени вы теряете рассудок… Как вам… Что это?

Он проходит мимо меня, шурша плащом. При свете дня маскарадный костюм выглядит нелепо, вместо жуткой полуночной птицы – балаганный фигляр. Понятно, почему Чумной Лекарь предпочитает ночные визиты.

Он останавливается у стены, проводит рукой в перчатке по кусту, размазывает имена.

– Великолепно, – бормочет он, разглядывая изображение.

– Как там Серебристая Слезинка? – спрашиваю я. – Ее же подстрелили в лесу.

– Ее пришлось задержать в витке, – грустно произносит он. – Иначе ей не выжить. А так очнется через несколько часов, будто только что здесь очутилась, и повторит вчерашний день. Через какое-то время ее отсутствие заметят и в конце концов освободят. А я буду вынужден объясниться.

Он стоит, рассматривая мой рисунок, а я открываю дверь. Солнечный свет заливает лицо, согревает шею и руки. Я щурюсь, вдыхаю золотистое сияние. Еще никогда я не просыпался в такую рань, не видел, как над Блэкхитом встает солнце.

Это чудесное зрелище.

– О чем говорит ваша работа? – напряженным голосом спрашивает Чумной Лекарь?

– А вы как думаете?

– О том, что Майкл Хардкасл пытался убить сестру.

– Совершенно верно.

Поют птицы, по огороду скачут три кролика, рыжие, как ржавчина в лучах восходящего солнца. Если бы я знал, что за рассветом – рай, то не спал бы ни одной ночи.

– Мистер Слоун, вы нашли разгадку. Вы первым нашли разгадку! – восторженно восклицает он. – Вы свободны! Наконец-то вы свободны.

Он вытаскивает из складок плаща серебряную фляжку и вручает мне.

Не знаю, что во фляжке, но один глоток пробирает меня до костей, сон как рукой снимает.

– Серебристая Слезинка права, – говорю я, глядя на кроликов. – Без Анны я отсюда не уйду.

– Это не зависит от вашего желания. – Он отступает на шаг, чтобы лучше видеть картину на стене.

– Вы что, силком потащите меня к озеру?

– В этом нет необходимости. Встреча у озера – формальность. Главное – найти ответ. Вы нашли убийцу Эвелины и убедили меня в правильности вашего ответа. Теперь Блэкхит вас не задержит. Вы уснете – и проснетесь свободным.

У меня нет сил сердиться. Меня гладят ласковые ладони сна, глаза невольно закрываются. Я возвращаюсь к распахнутой двери, усаживаюсь на пол, привалившись к дверной раме, наполовину в тени, наполовину на свету. Не могу лишить себя тепла и птичьих трелей, наслаждаюсь благословенным миром, в котором мне так долго было отказано.

Отпиваю еще глоток из фляжки, отгоняю сон.

Мне предстоит много дел.

«И нельзя, чтобы вас за ними застали».

– Все это несправедливо, – говорю я. – У меня восемь воплощений, а у Анны и Даниеля – по одному. Я помню прожитую неделю, а они – нет.

Чумной Лекарь с любопытством смотрит на меня.


– Вам даровано преимущество, потому что вы пришли в Блэкхит по своей воле, – негромко говорит он, будто опасается, что его подслушают. – А они – нет. Увы, мне не позволено объяснить вам подробнее.

– Если я один раз явился сюда по своей воле, то приду еще раз. Я не оставлю здесь Анну.

Чумной Лекарь взволнованно расхаживает по комнате, глядя то на меня, то на изображение на стене.

– Вам страшно? – удивленно спрашиваю я.

– Да, – резко бросает он. – Те, кто всем этим заправляет, не терпят возражений. Даю вам слово, что после вашего ухода я всеми силами буду помогать Анне.

– Один день, одно воплощение… Вы же знаете, что на этих условиях ей никогда не покинуть Блэкхит. Мне ничего не удалось бы без острого ума Рейвенкорта, без проницательности и настойчивости Дэнса. И без смекалки Раштона, который научил меня, как вести настоящее расследование. Свою роль сыграли даже Дарби и Белл. Анне тоже потребуются все эти умения и способности.

– Те, в кого вы воплощались, останутся в Блэкхите.

– Но я не смогу ими управлять! – настаиваю я. – Они не захотят помогать простой горничной. Нет, я ее не брошу.

– Хватит! Забудьте о ней! – восклицает он, оборачиваясь ко мне и повелительно взмахивая рукой.

– Чего хватит?

Чумной Лекарь удивленно смотрит на свою руку.

– Только вы доводите меня до исступления, – негромко говорит он. – Виток за витком, воплощение за воплощением – одно и то же. Вы предаете друзей, находите помощников, погибаете ради принципов. Я видел бессчетное число Айденов Слоунов, вы бы сами себя не узнали. Не меняется лишь одно – ваше упрямство. Однажды выбрав путь, вы с него не сходите, сколько бы препятствий вам ни встречалось. Такое неколебимое постоянство очень раздражает.

– Как бы то ни было, объясните, почему Серебристая Слезинка жаждет смерти Анны.

Он пристально глядит на меня и со вздохом произносит:

– А вам известно, мистер Слоун, как определить, готов ли чудовищный преступник к освобождению? Действительно он исправился или просто говорит то, что от него хотят услышать? – Он отпивает из фляжки. – Дайте ему прожить день, в котором все его поступки совершаются безнаказанно, и посмотрите, что из этого выйдет.

Меня пробирает озноб, кровь стынет в жилах.

– Значит, это была проверка?

– Мы называем это перевоспитанием.

– Перевоспитанием… – повторяю я; понимание озаряет меня лучами восходящего солнца. – Это тюрьма?

– Да. Только вместо того, чтобы заключать узников в каземат, мы даем им возможность исправиться, доказать, что они заслуживают освобождения. Не правда ли, прекрасное решение? Убийство Эвелины Хардкасл в свое время осталось нераскрытым. Наверное, его никогда бы не раскрыли. Мы позволяем преступникам прожить день убийства, тем самым предоставляя им шанс раскаяться в своих злодеяниях, а заодно и отыскать убийцу. Это и наказание, и благо.

– Значит, Блэкхит – не единственный в своем роде? – спрашиваю я, пытаясь понять, как такое возможно.

– Таких мест тысячи, – отвечает он. – Я видел деревню, обитатели которой находят три обезглавленных трупа на лужайке. А на океанском лайнере, где происходит ряд жестоких убийств, пятнадцать человек пытаются найти отгадку.

– Значит, вы надзиратель?

– Скорее, инспектор. Я решаю, заслуживаете вы освобождения или нет.

– Но, по вашему утверждению, я добровольно явился в Блэкхит. Зачем я пришел в тюрьму?

– Вы пришли за Анной, но застряли в витке, и Блэкхит, как полагается, заставил вас забыть самого себя, – хмуро объясняет Чумной Лекарь, сжимая кулаки. – Вас не следовало впускать. Это была ошибка. Поначалу я думал, что человек, неповинный в преступлении, станет жертвой этого места, но вы нашли дорогу назад. Поэтому я вам и помогал. Я дал вам возможность перевоплощаться в самых разных людей, подбирал тех, кто способен раскрыть убийство, пока не нашел вот этих восьмерых. Я даже упрятал мистера Раштона в чулан, чтобы его не устранили раньше времени. Не нарушая правил, я сделал все возможное для того, чтобы вы освободились. Понимаете? Вы должны уйти, пока вы все еще тот, кем хотите быть.

– А что Анна… – Я умолкаю на полуслове.

Я не хотел верить, что Анна оказалась здесь не случайно. Думал, что сюда попадают, как в кораблекрушение или под удар молнии. Представляя Анну жертвой, я отгонял мысли о том, что, возможно, она чем-то заслужила такое наказание. Теперь мне становится страшно.

– Какое злодеяние она совершила? – наконец спрашиваю я.

Чумной Лекарь качает головой, передает мне фляжку.

– Я не имею права об этом рассказывать. Поверьте, ее наказание соразмерно преступлению. Тех, кто попал в деревню или на борт океанского лайнера, покарали не так строго, как Анну и Даниеля. Там условия получше. Блэкхит создан для того, чтобы перевоспитывать отъявленных злодеев, а не мелких воришек.

– По-вашему, Анна – злодейка?

– Каждый день совершаются тысячи преступлений, но в Блэкхит отправили только двоих преступников, – взволнованно говорит он. – В том числе и Анну. А вы с риском для жизни пытаетесь ее освободить. Это безумие.

– Женщина, заслужившая преданность, чего-нибудь да стоит.

– Да поймите же вы наконец! – говорит он, сжав кулаки.

– Я вас прекрасно понимаю, но без нее не уйду. Даже если вы меня прогоните, я все равно вернусь, как в прошлый раз.

– Ох, какой же вы упрямый болван! – Он с такой силой ударяет кулаком по дверной раме, что из нее сыплется труха. – В Блэкхит вас привела не преданность, а жажда мести. Вы пришли не затем, чтобы спасти Анну, а чтобы мучить ее. Здесь, в заключении, ей ничего не угрожает. А вы хотели, чтобы она страдала. Тысячи людей мечтают обречь ее на вечные муки, но никто, кроме вас, не решился на самый отчаянный шаг. Вы ненавидели ее больше всех на свете. Вы отправились за ней в Блэкхит и тридцать лет истязали так же, как вас истязал лакей.

Воцаряется гнетущая тишина.