Серьга Артемиды

— Да вот именно — глупое, — нетерпеливо перебила Марина. — Наша Настя тоже недалеко ушла, знаете ли! Весь год нам житья не давала, почему мы нужными знакомствами не обзавелись, чтобы ее в институт устроить!

— А вы тоже, выходит, не обзавелись? — уточнил Валера.

— Нет.

— Ничему они не научатся, если мы будем все время страховать! То есть мы не против, но только если им нужно! А им не нужно, они уверены, что все сами могут! И прекрасно, и пусть!

— Ну, пусть, конечно, — сказала Татьяна. — Только уже больно страшно.

Помолчали. Черри на пороге беседки коротко и быстро дышала. Вдалеке диктор читал по радио новости. Где-то визжала электрическая пила. Тонкий голос прокричал нараспев: «Де-еда! Бабушка сказала муки взять!»

— Ну какая ж благодать, — не выдержала Татьяна. — Вот чего лучше? Ничего ж нету! Сейчас цветы вовсю пойдут, потом сирень, жасмин. Розы!

— У вас розы? — встрепенулся генерал Липницкий.

— Еще какие! — Таня показала рукой, в какой стороне у нее розы. — Всякие! Поздние, ранние, кустовые! «Королеву Елизавету» в прошлом году высадила, а она капризная! Но ничего, прижилась! А тут Москва какая-то, актерки с актерами, черт-те что!..

— Мы думали, с Артемкой загорюем, — поддержал Валера. — Он маленький такой перекорщик был! Все наперекор! А вырос хороший парень, толковый.

— Я тоже про свою дочь думала, что ей будет трудно жить, — призналась Марина Тимофеевна. — Добрая, слабая. Больше всего на свете любила книги. И кино хорошее. В школе на последней парте сидела, впереди не могла, стеснялась, что ей в спину смотреть станут. Я совершенно не представляла, как она будет справляться, когда вырастет. Нет, я была уверена, что она не справится!

— И чего? — спросила Татьяна. Она ловила каждое слово. — Как обернулось?

— А так, что на Тонечкиных плечах вся наша жизнь держится. А я и не заметила, как это получилось, когда…

— Вот что, — решительно сказал Валера и разлил на этот раз калгановую. — Давайте за детей. Чтоб у них все хорошо, чтоб жили не тужили.

— Чтоб никакой, прости господи, войны, — вставила Татьяна. — Чтоб не воевали, не бедовали.

— Чтоб своим умом до всего доходили, — продолжал Валера, — но чтоб нас тоже спрашивать не забывали. Мы-то уж кой-какие экзамены сдали, шпаргалку можем написать!

Они выпили за детей, потом за родителей, и Марина рассказала, какая у нее была замечательная бабушка, а Татьяна — как они жили с теткой, и тетка тоже была замечательная. Потом осматривали огород и ягодник — показывал Валера. А уж затем розы — показывала Татьяна, а Валера куда-то делся.

Вскоре вернулся, и оказалось, что он мариновал шашлык — из «свойского» мяса, что брали у соседей. Под вечер — вечер приближался что-то быстро! — мужчины разожгли в мангале огонь, а женщины поставили тесто «на скорую руку» и накрыли на стол то ли в третий, то ли в четвертый раз.

Марина чувствовала себя свободной.

Ей никогда и нигде не было так свободно, как в обществе этих милых и прекрасных посторонних людей!

Поставив пирог — ставили пирог и хохотали, Татьяна рассказывала, как Валера делал ей предложение, — они уселись в беседке ждать шашлыка, и тут у Марины зазвонил телефон.

Она совсем забыла, что в мире существует такая штука, как телефон!

Звонила Тонечка.

— Мам, ты как там? Почему ты не звонишь? — с ходу начала она. — Мы страшно волнуемся, ужас просто!.. Я тебе уже третий раз звоню.

Марина подумала, как такое может быть, и сообразила, что телефон лежал в овчинной жилетке, а ее она в доме сняла.

— Мам, вы доехали? Все нормально?

— Все прекрасно, — сказала Марина и засмеялась.

— Сейчас будет шашлык, — подсказала Татьяна и налила им еще по рюмочке.

— Сейчас будет шашлык, — повторила Марина. Они чокнулись с Татьяной и выпили.

— Какой шашлык?! Мама, ты с кем там?! И где?

— Тонечка, мы в гостях, тут замечательные люди, родители нашей Джессики, — и мимо трубки, Тане: — Дочка волнуется.

Таня покивала с пониманием.

— У этих… которые алкоголики? — поразилась Тонечка.

— Да нет же!

— А у каких тогда?

Марина не знала, у каких алкоголиков они могут быть в гостях, и повторила, что они у родителей Настиной подружки, и все отлично.

— Мама, — голос у Тонечки стал подозрительным. — Ты что, выпиваешь?


— Ну, конечно! — с энтузиазмом подтвердила Марина. — И уже давно!..

— С алкоголиками?!

— Да не-е-ет!..

— Мам, дай мне, пожалуйста, Андрея Даниловича. Или ты там без него?

— Андрей! — крикнула Марина куда-то в сторону костра. — Тебя, подойди, пожалуйста!

Липницкий подошел из сумерек, на ходу вытирая руки о штаны, и вынул у нее из пальцев трубку.

— Да, Тоня, это я. Мы прекрасно, не волнуйтесь. Не позвонили, потому что забыли. Ну, вот так вышло. Мама? — Он посмотрел на Марину, и лицо у него сделалось веселым. — Мама лучше всех.

— Данилыч! — позвал Валера. — Куда ты опахало-то унес? У меня угли все тухнут!..

— С правой стороны опахало! — прокричал Липницкий и двинул к мангалу. — Да нет, Тоня, это я не вам, мы шашлык жарим. Абсолютно. Я же за рулем! Не волнуйтесь, ну что вы, право слово!..

И шашлык, и пирог, который Татьяна называла «лимоновый», а Марина поправляла и утверждала, что следует говорить «лимонный», вышли превосходными. Луна уже давно висела над яблонями и вишнями, стало холодно и зябко, как бывает по вечерам весной, и самовар был выпит до самой последней чашки, а Марине так не хотелось уезжать!..

Век бы так прожить — с луной над голыми деревьями, с веселой собакой, с хорошими людьми и Андреем Липницким!..

В машине она моментально пристроила ему голову на плечо, а руку на коленку.

— Мне так неудобно рулить, — сказал он, и плечо под ее щекой запрыгало.

— Ты что? — спросила Марина подозрительно. — Смеешься надо мной?

И укусила.

— Прекрати, — Липницкий захохотал. — Мы в канаву заедем.

— Ты же не выпивал!

— Ты же кусаешься!

— Хочу и кусаюсь, — объявила Марина и опять укусила. И схватила его за другую коленку, сильно перегнувшись в сторону.

Ей очень нравилось его хватать и кусать.

Некоторое время она так и делала, потом поцеловала его в шею и спросила:

— А зачем мы уехали? Нужно было у Тани с Валерой остаться!

— Да мы уж приехали, — сказал Липницкий странным голосом. — Я давно стою.

Марина страшно удивилась и посмотрела в лобовое стекло.

Машина стояла перед деревянными воротами с перекладиной. Над воротами чугунной вязью было выведено какое-то слово, непонятное.

— Я сейчас, — сказал Липницкий. — Подожди меня.

Без него ей моментально стало скучно и как-то тоскливо. Зачем он ушел от нее? Она только-только его нашла, и так весело им было вместе, а он взял и куда-то делся!

Впрочем, он быстро вернулся. Перекладина поднялась, ворота распахнулись, и они заехали. По обе стороны асфальтовой дорожки горели матовые шары, а за ними, в лесу, было совсем черно.

— М-м-м, — удивилась Марина. — Уже ночь, да?

— Еще не совсем.

— А здесь есть волки?

— Здесь полно волков.

— Какой ужас, — сказала Марина. — Черьку нельзя выпускать. Весенние волки голодные и злые. Почему ты все время надо мной смеешься?

— Что ты, что ты, — испугался Липницкий. — Как такое возможно!

Возле домика с невысоким крылечком и двускатной крышей он за обе руки вытащил Марину из салона. Она моментально обняла его, пристроила голову на плечо и опять поцеловала в шею.

— Маринка, — сказал Липницкий. — Угомонись. Мы с тобой старые люди!..

— Я не старая, а молодая, — объявила Марина Тимофеевна. — Что ты меня держишь, как будто я ходить не умею!

— А ты умеешь?