Сестрица

Уши коня шевельнулись и встали торчком при первых звуках его голоса. Он подошел к Феликсу, понюхал и смачно, с удовольствием фыркнул.

– Спасибо, мальчик, – сказал Феликс, смеясь и обтирая брызги с лица.

С него вмиг слетела всякая холодность. Изабель помнила, что Феликс любил Нерона и конь отвечал ему тем же. Вот и теперь жеребец склонил голову, как бы приглашая Феликса почесать ему уши. И это Нерон, который не подпускал к себе никого, кроме Изабель, и готов был лягнуть или укусить любого, кто рискнул бы к нему приблизиться.

«Предатель», – подумала Изабель.

– Зачем тебе в Париж? – спросил Феликс.

– Хочу увидеться с Эллой.

Быстрый взгляд сверкнул на нее из-под полей соломенной шляпы.

– Аудиенция у королевы. Такое не каждый день случается. Когда она за тобой послала?

Изабель помешкала.

– Это не она. Ну, то есть она не посылала.

– Значит, ты решила заглянуть к королеве Франции просто так, без приглашения?

Скептический тон его вопроса снова поколебал уверенность Изабель, и она разозлилась еще больше. И подумала, в который уже раз, не безумен ли маркиз, раз он так легко поддержал ее идею. Да и она сама тоже.

– Я попытаюсь ее увидеть, – поправилась она. – Мне это необходимо. Я хочу… хочу кое-что ей сказать.

– Изабель?

– Что?

– Что бы ты ни хотела сказать Элле… говори, а не кричи. Во дворце стражники. Полно стражников. С мечами и ружьями. И не вздумай чем-нибудь в нее швырнуть. Яйцом, например. Даже орехом и то не стоит.

– А ты куда идешь? – заносчиво спросила Изабель, которой вдруг захотелось сменить тему. По всей видимости, слух о ее приключениях в сиротском приюте дошел и до Феликса.

– И я в Париж, – сказал Феликс, проводя ладонью по шее и по плечу Нерона. – Несу туда лицо, – добавил он. – Точнее, половину.

– Опять ранение? – спросила Изабель, забыв о своей обиде.

Феликс кивнул:

– Какому-то капитану шрапнелью оторвало щеку. И вырвало глаз. Теперь он не может показываться на людях. Одни на него глазеют, другие отворачиваются. Я сделал для него полумаску. Надеюсь, это поможет.

Изабель открыла рот, чтобы сказать «непременно поможет», но Феликс ее перебил.

– Нерон вспотел, – сказал он и нахмурился. – Сойди с него и пройдись пешком. Пусть он отдохнет. До Парижа всего несколько миль.

– Ты что, вздумал учить меня, как мне заботиться о моей лошади? – спросила Изабель, но все же склонилась к коню и пощупала его плечо.

– Да.

Изабель, кипя от гнева, не сдавалась.

– Боишься? – снова подначил ее Феликс.

– Чего?

– Что я опять тебя поцелую.

Изабель ответила ему злобным взглядом, но все же сошла с седла: черт его побери, он прав – Нерон в самом деле немного вспотел.

– Это ты чего-то боишься, – раздражительно бросила она и перекинула повод через голову коня, чтобы вести его за собой.

– Да неужели?

– Точно. Каждый раз, поцеловав меня, ты сбегаешь.

Феликс только фыркнул, услышав это. И напрасно.

Его фырканье и насмешливое выражение лица переполнили чашу терпения Изабель, и ее гнев прорвался наружу. Она встала прямо посреди дороги и, закинув одну руку Феликсу вокруг шеи, притянула его к себе. Поцелуй, которым она залепила ему рот, не был ни нежным, ни приятным; язвительный и жесткий, как пощечина, он был полон желания и ярости.

Изабель вложила в него все, что скопилось у нее в душе, и оторвалась от губ Феликса, лишь когда ей самой стало нечем дышать. Феликс даже попятился. С его головы упала шляпа.

– А теперь беги. Ну что же ты? – сказала она, указывая на дорогу. – Ты ведь обычно так и делаешь.


Боль затуманила его синие глаза. Изабель мучило сознание того, что причиной этой боли была она, но она не могла сдержать гнев против Феликса. Слишком долго он копился.

– Почему, Феликс? Просто скажи мне, – потребовала она. – Я имею право знать. Ты передумал? Ты нашел девушку получше? Красивую?

Вид у Феликса стал такой, словно она воткнула нож ему в сердце.

– Нет, Изабель, никого я не нашел, – сказал он. – Я ждал. Один, в лесу. Ночь за ночью. Ждал ту, которая клялась, что придет, а сама так и не явилась. Ждал, пока не настали морозы и нельзя больше было оставаться ни в Диком Лесу, ни вообще в Сен-Мишеле. Надо было отправляться на поиски работы. Я считал, что это ты передумала. Нашла себе богатого женишка. Дворянского сынка.

Сомнение шевельнулось в душе Изабель, как мышка в толще стены.

– Неправда, – медленно проговорила она и покачала головой. – Когда Маман узнала про нас с тобой и выгнала тебя и всю твою семью из нашего дома, ты сказал, что вернешься за мной. Ты обещал оставить записку в дупле большой липы, но я ее там не видела.

Феликс запустил в волосы пальцы. Посмотрел в небо.

– Господи, – сказал он. – Все это время… все это время ты считала, что я…

– Да, Феликс, считала. Я считала, что ты меня любил, – горько ответила Изабель.

– Но, Изабель, я оставил записку, – возразил Феликс.





Глава 76




Изабель встряхнула головой.

У нее было такое чувство, словно она вышла на лед, а он оказался слишком тонким и теперь трещал под ней.

– Нет, не оставлял, – настойчиво повторила она. – Я проверяла. Каждую ночь.

– А я каждую ночь ждал. Там, где и обещал. На том месте, где мы видели оленуху с оленятами.

– Нет, это неправда, – повторила Изабель, но уже не так уверенно.

– Правда. Я клянусь.

– Так что же тогда с ней случилось?

– Я… я не знаю, – сказал Феликс и вскинул ладони. – Не понимаю, как с ней могло что-то случиться. Я заранее подумал о том, что ее может сдуть ветром, и поэтому положил сверху камень.

«Этого не может быть. Он лжет, – мчались мысли в голове Изабель. – Но какой в этом смысл?»

И вдруг кусочки головоломки встали на место. Лед под ее ногами провалился, и она почувствовала обжигающий холод правды.

– Маман, – выдохнула она. – Она всегда была наблюдательной. Пари держу, она заметила тебя, когда ты клал что-то в дупло. А потом пошла, вынула записку и сожгла.

Изабель показалось, будто она тонет. Боль, печаль, горечь – все, что она носила в себе все эти годы, все, что определяло ее жизнь, на поверку оказалось напрасным. И тут же совсем другое чувство поднялось в ней, захватило ее, закружило, грозя похоронить в своих холодных глубинах, – сожаление.

Она увидела себя, как она бежала ночь за ночью к липе, напрасно надеясь найти записку. Видела Феликса, который ждал ее в Диком Лесу в это же время. Видела отчаяние их обоих. Видела, как они оба поверили в худшее, что думали друг о друге. И о самих себе.

– Ой, Феликс, – сказала она сдавленным от боли голосом. – Ну что бы мне найти эту записку? Какой была бы теперь наша жизнь? Мы жили бы в Риме, вдвоем, счастливые.

– Или в Занзибаре, у бирюзового моря. Или в высокогорной крепости где-нибудь в Тибете. – Он невесело рассмеялся. – Или умерли бы. От голода. И холода. Или от собственной бестолковости. Разве так планируют важные поездки? Ну да, у меня была припрятана пара монет. А ты собиралась прихватить из дома вареных яиц и имбирного печенья.

Изабель отчаянно захотелось вырваться из глубин жалости к себе, и, чтобы выплыть, она стала отчаянно искать в темном кипении волн хоть что-нибудь, любую соломинку, за которую можно ухватиться. Вот только найдется ли она?

Она положила ладонь на грудь Феликсу. Прямо поверх его сердца. И поцеловала его.

– Ты снова уйдешь от меня? – спросила она после, упершись лбом ему в грудь. – Не уходи. Обещай, что останешься.

– Я не могу обещать тебе этого, Изабель, – таковы были его слова.

Потрясенная, она подняла голову и хотела было отпрянуть, но Феликс не дал, крепко ухватив ее за руку.

– Я ухожу от мастера Журдана. И из Сен-Мишеля тоже. И вообще из Франции. – Слова сыпались из его рта.

– Я… я не понимаю…

– Я отправляюсь в Рим, Изабель. Чтобы учиться на скульптора, как всегда хотел. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал. – Давай поедем вместе.