Смертельная белизна

Билли сунул в рот указательный палец, погрыз ноготь и кивнул.

– Ну, – ответил он, вынув изо рта палец. – Видел. Джимми говорит – я это выдумал, потому что я… ну, сами понимаете… того. А вы с Джимми-то знакомы теперь? В «Белую лошадь» за ним шли, ага? – (Страйк кивнул.) – Ой, ну и злился он, как черт. Белая лошадь, – повторил Билли с неожиданным смехом. – Потешно. Вот ржака, до чего ж потешно. Мне раньше и в голову не приходило.

– Ты мне рассказал, что ребенка убили «возле лошади». Которая из лошадей имелась в виду?

– Уффингтонская белая лошадь, – отчеканил Билли. – Это большая меловая фигура, на горке, возле тех мест, где я вырос. На лошадь-то не больно похожа. Скорей на дракона смахивает, тем более там и Драконий холм рядышком[58]. Вот почему, спрашивается, все говорят: лошадь, лошадь? Непонятно.

– Можешь рассказать мне во всех подробностях, что ты видел тогда на горке?

Как и та девочка-скелет, которую Страйк встретил в коридоре, Билли долго смотрел как бы внутрь себя, а реальность в данный момент для него не существовала.

– Я тогда мелкий пацаненок был, реально мелкий. А они вроде мне чего-то подмешали. Уж как меня тогда выворачивало, как живот крутило! И ковылял я, как сонный, медленно, враскачку, а они меня заставляли слова повторять, но я-то еще и говорить толком не умел. Они все – в покатуху, а как в горку пошли, я и вовсе упал на траву. Один дядька меня чуток на руках пронес. А меня жуть как в сон клонило.

– Ты считаешь, тебе подмешали наркотик?

– Ну, – отрешенно сказал Билли. – Гашик, не иначе. У Джимми всегда запасец водился. Наверно, Джимми для того и потащил меня с собой на горку, чтоб отец не прознал, как они надо мной измывались.

– «Они» – это кто?

– Почем я знаю? – попросту сказал Билли. – Взрослые. Джимми-то сам на десять годков меня старше. Папа мой, когда выпивать с дядьками ходил, всегда меня на Джимми оставлял. А они завалились к нам домой среди ночи, я и проснулся. Один дал мне йогурта поесть. Там еще одна малявка была. Девочка. А потом втиснулись мы все в машину и поехали… Я никуда ехать не хотел. Тошнило меня сильно. Ну, я и заплакал, а Джимми меня ремнем, ремнем… К лошади уже в потемках приехали. Из мелких только и были я да та девочка. Уж как она ревела! – вспомнил Билли, и кожа на его тощем лице натянулась еще сильнее. – Уж и верещала, и маму звала. А этот ей и говорит: «Мама тебя все равно не услышит, нету ее».

– Кто такой «этот»?

– Дык… тот самый. – Билли перешел на шепот: – Который ее задушил.

Открылась дверь, и незнакомая медсестра внесла чай.

– Приятного аппетита, – прощебетала она, не сводя глаз со Страйка.

Мужчина-психиатр слегка нахмурился, и она выскользнула за дверь, плотно затворив ее с другой стороны.

– А кто мне поверит? Никто, – продолжил Билли, и Страйк уловил в его голосе мольбу. – Я старался побольше припомнить, да не получается, бывает, целый день сижу и думаю – не получается… Он ее удавил, чтоб она не шумела. Уж не знаю, может, он не нарочно. Они все в панику ударились. Помню, кто-то кричал: «Ты ее убил!»… А может, «его», – тихо добавил Билли. – Джимми потом сказал, что это малец был, только теперь он нипочем не признается. Говорит, я все выдумываю. «С какой стати, – говорит, – я бы стал втирать, что это малец, если ничего такого и в помине не было. Заруби себе на носу, дебил». А все же это девчонка была, – упрямо повторил Билли. – Ее девчачьим именем звали. Каким – не припомню, да только девочка это была. Я сам видел, как она упала. Замертво. Обмякла вся – и шлеп на землю. Там уже темно было. И они все переполошились. Как под горку ехали, не припомню. Дальше вообще ничего не помню, только похороны. В ложбине, у папиного дома.

– Это все случилось за одну ночь? – спросил Страйк.

– Вроде да, вроде за одну. – Билли нервничал. – Потому что я в окно гляжу из своей спаленки – а они уже хоронить несут в ложбину, мой папа и этот.

– Кто такой «этот»?

– Дык… который ее убил. Думаю, это он и был. Здоровущий такой дядька. Волоса белые. Опустили они сверточек в яму, в розовом одеяле завернутый, и закопали.

– А ты потом не расспросил отца, что же такое ты видел?

– Нет, – сказал Билли. – Что мы для семейства делали – о том папу спрашивать не разрешалось.

– Для какого семейства?

Билли озадаченно нахмурился.

– Ты хочешь сказать – для вашей семьи?

– Да нет. Для семейства, на которое он работал. Для Чизлов.

У Страйка было такое впечатление, что в присутствии двух психиатров фамилия покойного министра прозвучала впервые. Он заметил, как дрогнули обе шариковые ручки.

– Как эти похороны были связаны с семейством?

Билли, похоже, запутался. Он раскрыл рот, хотел что-то сказать, потом вроде как передумал, обвел хмурым взглядом нежно-розовые стены и опять принялся грызть ноготь на указательном пальце. Наконец он выговорил:

– Сам не знаю, откуда я это взял.

Это не прозвучало ни ложью, ни отрицанием. Казалось, Билли неподдельно удивлен тем, что слетело у него с языка.

– Припомни, пожалуйста, может, ты что-нибудь слышал или что-нибудь видел – что угодно, лишь бы только указывающее на связь того ребенка с Чизлами?

– Нет. – Билли заговорил медленно, хмуря лоб: – Просто… я тогда подумал… когда сказал… он одолжение делал для… Вроде слышал я что-то… после… – Он покачал головой. – Это вымарать надо, сам не знаю, откуда я это взял.

«Люди, места, предметы», – подумал Страйк, вынимая из кармана и открывая свой блокнот.

– Помимо Джимми и умершей девочки, – сказал Страйк, – что примечательного было в группе людей, которые в ту ночь поднимались к лошади? Как по-твоему, сколько их было?

Билли впал в глубокую задумчивость.

– Ну, не знаю. Человек примерно восемь-десять.


– Все – мужчины?

– Почему? Женщины тоже были.

Через плечо Билли детектив увидел, как женщина-психиатр подняла брови.

– Вспомни что-нибудь еще про эту группу. Я понимаю, ты был маленьким, – сказал Страйк, предвидя возражение Билли, – понимаю, тебе могли подсыпать что-то, отчего у тебя в голове помутилось, но, может, вспомнишь что-нибудь, о чем еще не рассказывал? Что они особенного делали? Во что были одеты? У кого какой цвет волос, цвет кожи? Да все, что угодно.

Повисла затяжная пауза, потом Билли ненадолго закрыл глаза и тряхнул головой, словно был в корне несогласен с предположением, которое услышал только он.

– Одна как будто темненькая была. Девочка. Вроде как вот…

Едва уловимым поворотом головы он указал на женщину-врача у себя за спиной.

– Азиатского происхождения? – предположил Страйк.

– Все может быть, – сказал Билли. – Ага. Волоса черные, да.

– Кто нес тебя вверх по склону?

– Джимми и дядька один, по очереди.

– А не говорил ли кто-нибудь, зачем им понабилось в темноте на горку идти?

– Думаю, они в глаз шли, – ответил Билли.

– В глаз лошади?

– Ага.

– А зачем?

– Откуда я знаю? – Билли нервно провел руками по бритой голове. – Про глаз всякое рассказывают. Он ее задушил в глазу, это я точно помню. Она еще описалась, когда помирала. На белое прямо так и брызнуло.

– Быть может, все-таки припомнишь что-нибудь про того человека, который это сделал?

Но Билли весь сморщился. Втянув голову в плечи, он содрогнулся от сухих рыданий и затряс головой. Врач-мужчина приподнялся со своего места. Билли, наверное, почувствовал это движение и взял себя в руки.

– Я ничего, нормально, – сказал он доктору. – Просто хочу ему рассказать. Надо разобраться, взаправду это было или нет. А то я всю жизнь с этим мучаюсь, тяжело уже, нужно правду узнать. Пусть он спрашивает, это ж работа его. Пусть спрашивает, – повторил Билли. – Я выдержу.

Психиатр медленно опустился на стул.

– Пей чай, Билли, не забывай.

– Ага, – откликнулся Билли, сморгнув слезы и вытирая нос рукавом. – Попью.

Взяв кружку перебинтованной и здоровой рукой сразу, он сделал маленький глоток.

– Можем продолжать? – обратился к нему Страйк.

– Ага, – тихо сказал Билли. – Давайте.

– Может, вспомнишь, Билли: не упоминал ли кто-нибудь имя девочки – Сьюки Льюис?

Страйк готов бы услышать «нет» и даже открыл страницу со следующим списком вопросов под рубрикой «Места», но тут Билли сказал:

– Слыхал, как же.

– Что? – Страйк не поверил своим ушам.

– Братья Бутчеры ее знали, – пояснил Билли. – Приятели Джимми, земляки наши. Подрабатывали немного у Чизлов, с папкой с нашим. То в саду помогут, то с лошадьми.

– Они знали Сьюки Льюис?

– Ага. Она сбежала, точно? – сказал Билли. – Про нее в местных новостях сообщали. Бутчеры аж запрыгали, когда фотку ее по телику увидали. Они и с семьей ее знались. Мамаша у ней грохнутая была на всю голову. Ага, Сьюки в приют отдали, а она в Абердин сбежала.

– В Абердин?

– Ну да. Так Бутчеры говорят…

– Но ей было двенадцать лет.

– А у ней там родня жила. Вот ее и приютили.