Темная вода

– И решили приобщиться к прекрасному? Не каждый вечер в здешних краях такое событие.

– Решили сходить за покупками. – Нина кивнула на стоящий под столом пластиковый пакет.

– Но не удержались и заглянули на огонек к нашей несравненной Ксюше? – Он развернулся всем корпусом и приветственно помахал Ксюше. Та помахала в ответ. По ее озабоченному лицу было понятно, что наступает самая горячая и хлопотная пора.

А Яков с товарищами уже направлялся к столику с золоченой табличкой с надписью VIP, расположенному рядом со сценой. Ясное дело – у магната и мецената должен быть свой собственный VIP-столик. Проходя мимо них с Черновым, троица притормозила. Чернов привстал, поздоровался за руку с каждым.

– Ай да Вадим Николаевич! Ай да молодец! – похвалил его Сычев. – Времени даром не теряете. Когда это вы успели познакомиться с нашей Ниной? – На Нину он глянул так, словно она и в самом деле являлась его племянницей или еще какой родственницей.

– Было дело, – ответил Чернов уклончиво.

– Они ж соседи, – буркнул Яков. Кажется, Якова единственного из присутствующих мало заботило предстоящее культурное мероприятие. Или он был единственным, кто знал о Нинином поспешном бегстве из дома у Темной воды?

– А я и забыл, что Вадим Николаевич у нас не верит ни в суеверия, ни в черта, ни в дьявола! – то ли похвалил, то ли пожурил Сычев, а потом сказал уже вполне серьезно: – И правильно! Давно пора начать борьбу с этим мракобесием! Такие земли пустуют! Такая красота даром пропадает из-за людской дремучести! Вон Ниночка, хрупкая девочка, а ничего не боится. Заселилась себе в отчий дом и радуется жизни.

Боится. Еще как боится хрупкая девочка Ниночка! Так боится, что сбежала к неприветливой бабушке Шипичихе и готова при случае сбежать еще дальше. Но рассказывать о своих планах она никому не станет. Ни к чему это.

А тем временем на сцену под аккомпанемент редких аплодисментов вышла молодая женщина с гитарой. Одета она была в замшевую юбку, свободную белую блузу и «казаки». Ее густые волосы были стянуты на макушке в конский хвост. Одним словом, вид она имела совсем несерьезный и на мэтра никак не тянула. До тех пор, пока не коснулась струн.

Определенно, она была талантлива. Определенно, ей нравилось то, чем она занималась. Нравилась гитара, нравилась музыка, нравилась публика. Публике она тоже нравилась. Особенно мужской половине. Вот Чернов, к примеру, уселся поудобнее за их с Темкой столом, подпер кулаком небритую щеку, заслушался. Девушка сначала просто играла, а потом запела глубоким, неожиданно низким голосом. Тут уже заслушались все. Даже Темка отложил раскраску, обернулся. Лицо его выражало восхищение. Нина усмехнулась, не знала она, что ее маленький сын – ценитель прекрасного.

А народ между тем понемногу осваивался, освобождался от магии голоса и мелодии, вспоминал, что не музыкой единой может порадовать простого бантеевского обывателя вечер пятницы. Ксюша скользила между столиками с полными подносами. Тут же, в зале, работали еще три молодые девчонки. Наверное, их наняли по случаю, поэтому с работой своей они справлялись не слишком хорошо, и Нина видела, как Ксюша то и дело то шикает на них, то раздает ЦУ. Но в целом вечер проходил благодушно.

– Как рука? – спросил Чернов шепотом.

– Что?.. – Чтобы никому не мешать, он наклонился к ней близко, слишком близко.

– Я спрашиваю, как твоя рука? И вообще как дела?

– Хорошо, – сказала она, наверное, с излишним оптимизмом, потому что Чернов многозначительно хмыкнул.

– Больше никакого зверья? – спросил он, поглядывая то на сцену, то на Нину.

– Больше никакого. – Шипичихина собачка же не в счет. – А что с рыбалкой? – спросила она исключительно из вежливости. Плевать ей и на рыбалку, и на Чернова. У нее жизнь летит в тартарары, а она не знает, что с этим полетом делать.

– Рыбалка не состоялась. – Чернов пожал плечами. – Настроение не то.

Дальше сидели молча, смотрели на сцену, слушали музыку. Темка рисовал. Нина время от времени поглядывала на его рисунок. Ничего необычного, ничего странного. Забыть бы к чертовой бабушке. Да как забудешь, когда в кармане ее джинсов лежит совсем другой рисунок? Лежит и каленым железом жжет.

Подошла Ксюша, по-свойски подмигнула Чернову, улыбнулась Нине, поинтересовалась, что они будут заказывать, а потом заговорщицким шепотом добавила, что заказ нужно делать сейчас, потому что потом все самое вкусное съедят.

– Мне как обычно, Ксюша! – сказал Чернов, и Нине вдруг стало неприятно от этого его «как обычно». Отчего-то ей казалось, что Чернов в Загоринах такой же чужак, как и она сама, а вот выходило, что совсем даже не чужак. Он был знаком почти со всеми присутствующими в зале, он был своим.

– Мне кофе, а Темке клубничного мороженого, пожалуйста.

Нина глянула на часы. Оказывается, уже одиннадцатый час. Время в кафе у Ксюши летело стремительно. Пора уходить, пока еще светло.

Кофе Нина пила быстро, почти не чувствуя вкуса, и нетерпеливо поглядывала на Темку. Мороженое в кафе подавали в стеклянных вазочках, такое с собой не унесешь. Значит, придется ждать.

Наконец Темка облизал ложку и аккуратно положил ее на бумажную салфетку. Все, теперь можно уходить.

– Сына, нам пора, – сказала Нина ласково. Темке нравилось в кафе, несмотря на многолюдность, нравилось. И она несказанно радовалась этому факту. Впервые за почти четыре года у нее появилась надежда. Появилась и крепла. Одновременно со страхом…

– Уже? – Чернов глянул на нее с удивлением. – Еще ж детское время.

– Вот именно, детское. – Краем салфетки она вытерла Темке губы и щеки. – Нам пора спать. Да, сына?

– Не хочу спать, – заявил Тема, и у нее екнуло сердце. Уже не просто слово, уже целая фраза. Осмысленная фраза!

– Маму надо слушаться. – Чернов глянул на Темку с легким интересом, а потом сказал: – Ладно, соседи! Давайте я вас отвезу.

– Не надо. – Нина замотала головой.

– Как это не надо? – Он был удивлен и удивления своего не скрывал. – А как ты собираешься добираться до Темной воды?

– Я не собираюсь. – Отчего-то ей не хотелось рассказывать ему о том, что они сбежали, но и соврать не получится. Все равно ведь узнает. – Мы переехали. К Шипичихе, если ты знаешь.

– К Шипичихе? Интересное кино. Не думал, что старая ведьма сдает жилье.

– Она не ведьма. – Неожиданно Нине стало обидно за Шипичиху. Какой бы ни был характер у старухи, а она им с Темкой не отказала, не прогнала.

– Ну, тебе виднее, – согласился Чернов. Как-то слишком легко согласился. А потом принялся выбираться из-за стола. – Ладно, значит, отвезу вас к Шипичихе. – Он сделал знак проходящей мимо Ксюше, сказал: – Я сейчас отскочу ненадолго, подброшу Тему с маменькой до дому, но потом сразу вернусь. Столик мой никому не отдавай. Хорошо?

Тему с маменькой… Нина усмехнулась. Но, сказать по правде, она была благодарна Чернову за помощь. В отличие от нее, Темка днем не спал и уже начинал клевать носом, а дорога неблизкая, да еще тащить полный пакет продуктов. И ребра болят. Почти целый день боль, приглушенная отваром Шипичихи, не давала о себе знать, а теперь вот вернулась. А рана на руке зудит и чешется, но ведь не почешешь. Чернов бдит, поглядывает очень внимательно.


К выходу двигались мимо VIP-столика.

– Куда? – всполошился Яков, принялся выбираться из-за стола.

– Уже уходите? – Сычев улыбался как радушный хозяин.

И только Березин молчал. Нине показалось, что он уже изрядно пьян. Полное лицо его расслабленно плыло вниз, отчего следы паралича были не так заметны, как раньше.

– Нам пора, спасибо. – Нина улыбнулась всем троим сразу.

– И вы нас тоже уже покидаете, Вадим Николаевич? – спросил Сычев.

– Я еще вернусь, – пообещал Чернов и крепко взял зевающего Темку за руку.

Снаружи было свежо. Громко стрекотали цикады, и Нина подумала, что у Темной воды цикад она вообще не слышала. Ночью там тихо – только плещется что-то… Она поежилась, застегнула молнию на Темкиной олимпийке, помогла забраться на заднее сиденье джипа. Наверное, сын сейчас уснет, и ей потом будет жалко его будить. Но Темка не уснул. Он прижался ладошками и носом к стеклу и внимательно всматривался в скользящую вслед за джипом темноту. Наверное, так же внимательно, как прошлым утром всматривалась в туман сама Нина. Было в этом что-то неправильное и жуткое. Она уже пожалела, что не села с сыном на заднее сиденье, что оставила его там одного. Попросить бы Чернова, чтобы остановил машину, но страшно. Не понять, чего страшно, но аж до мурашек.

А потом сонную тишину Загорин вспорол громкий рев мотора и низкое уханье включенных на полную мощность динамиков. Рассекая темноту жестким светом дальних фар, навстречу им мчался низкий, кажется, спортивный автомобиль. Чернов чертыхнулся и вывернул руль, освобождая дорогу ночному гонщику. Лицо Вадима сделалось одновременно злым и сосредоточенным.

– Кто это? – спросила Нина.

– Славик Сычев со товарищи.

– Сын?

– Сын. – Чернов кивнул.

Он хотел было еще что-то сказать, но не успел. Едва установившуюся тишину нарушил громкий плач. Плакал Темка. Не плакал даже, а криком кричал, дергал за дверцу ручки, словно пытался выпрыгнуть из машины.

– Что это? – спросил Чернов, оборачиваясь.

– Тема?! – Нина потянулась назад настолько, насколько позволял ремень безопасности. – Сына, что случилось?!

– Пусти! Пусти!! Пусти!!! – Тема рвал на себя ручку и бился лбом о стекло.

– Заблокируй дверь! – закричала Нина, пытаясь отстегнуть ремень безопасности и перебраться на заднее сиденье.

– Автоматически блокируются! – Чернов ударил по тормозам, и ее швырнуло боком на приборную панель. В глазах потемнело от боли, Нина застонала. – Прости! – Чернов сам отстегнул ее ремень.

Не обращая внимания на боль, она рвалась к сыну.

Тема метался на заднем сиденье от одного окна к другому, кричал и плакал. Она обхватила его за плечи, прижала к себе, пытаясь успокоить. У него и раньше бывали приступы. Но не такие, совсем не такие!

– Мама! – Темка вырывался из ее объятий, упирался локтями и коленками ей в ребра, и от боли перехватывало дыхание, но Нина держала крепко. А что ей еще оставалось делать? – Там! Там! – Он тыкал пальцем в темноту за окном. – Сущь! Пусти!!!

Сущь – это зверь. Страшный зверь с острыми ушами и острыми клыками, с шерстью, меняющей цвет от серебряного до пыльно-серого. Сущь – это тварь, которая гонится за ними в ночи. За ее маленьким сыном гонится…

– Что это? – В голосе Чернова звучала растерянность. – Может, остановиться?

– Нет!!! – Нина и сама не заметила, как сорвалась на крик, испуганный, истеричный крик. – Езжай вперед, не останавливайся!

– Сущь!!! – А Темка продолжал вырываться из Нининых объятий. Темка льнул к окну.

Там, в темноте, Нина увидела глаза. Красные, горящие, как катафоты, глаза неведомой твари. Тварь гигантскими скачками летела рядом с джипом, тыкалась острой мордой в стекло с той стороны.

– Ты его видишь?! – закричала Нина прямо в напряженный затылок Чернова. – Ты видишь зверя?!

– Вижу. – Его голос звучал спокойно. Подозрительно спокойно в сложившейся ситуации. Даже равнодушно.

А тварь утробно взвыла, рванула куда-то вверх, и джип качнулся под тяжестью упавшего на его крышу тела. Чернов снова чертыхнулся, вывернул руль. Над их головами заскрежетало, истошно завизжал Темка, что-то гулко ударилось об землю позади джипа, и наступила тишина. Такая глубокая, что Нина слышала свое свистящее дыхание.

– Оторвались, – сказал Чернов все тем же равнодушным тоном. – Кажется.

– Что это было? – Нина гладила затаившегося Темку по влажным волосам, прижимала к себе его обмякшее, горячее тело. – Что это за зверь?

– Не знаю. – Чернов пожал плечами. – Но краску мне эта зараза попортила.

Краску?! Тут такое творится, а этот может думать только о своей машине! Чтобы не закричать, Нина до боли в челюстях сжала зубы.

– Скоро будем на месте. – Джип сполз с асфальтовой дороги на проселок, медленно покатился вперед. – Как там малой?

Нина поцеловала сына в висок. Он был горячий, как раскаленный на солнце лист жести. И дышал Темка тяжело, по-стариковски. Паника накрыла с головой, навалилась косматой, пахнущей псиной тушей, набилась в горло колючей шерстью. Нина захрипела, рванула вниз молнию Темкиной олимпийки, ощупала обмякшее, словно тряпичное тельце.

– Он без сознания! Чернов, слышишь? У него жар, и он без сознания!