Ведьма Западных пустошей

Доплатив вознице серебряную полукаруну, чтобы он доставил Аделин в поместье Декар как можно быстрее, Бастиан махнул рукой ей вслед и какое-то время просто стоял, выравнивая мысли и успокаиваясь. Затем он вздохнул и направился к полицейскому участку.

Обманывать и недоговаривать – это все-таки разные вещи. Под склепом действительно царила пустота, Бастиан ощущал ее, но совсем недавно она была обитаемой. Дотронувшись до цепи на дверях и мысленно осмотрев пространство в склепе, Бастиан почувствовал присутствие чего-то очень могущественного и темного. Оно было внутри, ушло и могло вернуться.

И Аделин в это время лучше быть дома, под защитой родных стен, слуг и брата, а не на кладбище.

На всех столбах, дверях, заборах уже красовались белые плакаты с кроваво-красной надписью «Внимание, розыск!» и портретом убийцы девушек. Он смотрел на Бастиана, и в его взгляде чувствовалась насмешка. Да, ты увидел мое лицо, но ты никогда меня не поймаешь. Смирись и дай мне делать то, что я хочу. Может быть, тогда я оставлю тебя в живых.

От этого взгляда на душе становилось студено и тоскливо.

В участке было тихо и спокойно. Офицеры Бруни и Шанти сидели на скамье у входа – обменявшись приветствиями с Бастианом, они вернулись к разгадыванию крестословицы в газете. Дело было трудное: лица стражей порядка даже слегка припухли от усилий. Бастиан прошел в кабинет господина Арно, который изучал дагеротипы в картотеке преступников, устало сел на стул и сказал:

– У кого я могу взять разрешение на вскрытие склепа?

Просто так лезть в склеп, который не принадлежит твоей семье, было нельзя – позволить вскрытие могло лишь официальное предписание. Полицмейстер вопросительно поднял левую бровь, а затем, правильно оценив выражение лица Бастиана, снова вынул свою бутылку с коньяком. На этот раз Бастиан кивнул, и крошечная стопка помогла ему встряхнуться и как-то ожить.

– Скорее всего, придется идти к Гейнсборо, – сказал полицмейстер, убирая бутылку обратно в стол. Оно и правильно, терапию растягивать не следует. – Но вы сами понимаете, как сильно он вас любит с позавчерашнего дня.

Бастиан кивнул. Да, любовь там была крепкая и сильная, всем на зависть.

– Что за склеп? – поинтересовался полицмейстер.

– Эдвина Моро. Вашего Лесного принца.

Вопросительно поднятая бровь изогнулась еще сильнее.

– Мой отец вел его дело, – ответил Бастиан на незаданный вслух вопрос. – Сегодня мы с Аделин поехали на кладбище, я хотел посмотреть. Там, под склепом, кто-то есть. Сначала я предположил, что это одна из волн некротического поля. Но потом подумал, что дело все-таки не в этом.

– Оно живое и разумное? – заинтересованно предположил полицмейстер. Бастиан неопределенно пожал плечами. Сейчас, в спокойной обстановке, он не мог сказать точно.

– Когда мы были у склепа, оно ушло, – произнес Бастиан. – Я видел лишь его следы, так что…

– Раз ушло, зачем вскрывать? – спросил господин Арно.

– Затем, что оно обязательно вернется, – ответил Бастиан. – А моя работа как раз и состоит в том, чтобы брать таких гадов за хвост.

Полицмейстер задумчиво кивнул и, сунувшись в ящик стола, извлек стопку бланков, взял желтоватый листок и принялся быстро писать.

– Тогда я все оформлю как розыскные мероприятия в рамках нашего дела, и поедем на кладбище, – пояснил он, посмотрел на часы и добавил: – И предлагаю перекусить по-быстрому у «Сварливого Жиля», а то неизвестно сколько там проторчим.

Душа Бастиана дрожала и рвалась вперед, в Грешный уголок, к склепу – ее звало алчное чутье охотника, и любое промедление почти причиняло боль. Но он лишь кивнул, соглашаясь.

– Почему у сварливого? – спросил Бастиан. Господин Арно вышел из-за стола, взял шляпу и ответил:

– А он ругается постоянно. Доктор Холле говорит, что это такая болезнь. Но готовят у него – просто пальчики оближешь.

Кабачок «Сварливого Жиля» располагался в проулке через два дома от полицейского участка: когда Бастиан, господин Арно и офицеры спустились по лестнице в уютный подвальчик, то угрюмый господин в белом фартуке, который стоял у прилавка с полотенцем в руке, поинтересовался с крайне недружелюбным видом:

– Ну что, приперлись? Ладно, бросайте свои старые задницы на лавку, сейчас плесну вам хрючева. Даст Господь, переварите.

Компания разместилась за большим столом в углу: вскоре Сварливый Жиль принес огромные тарелки наваристого борща. На скатерти появилась сметана, ломти ноздреватого ароматного хлеба, мисочка с тертым чесноком, хрустальная рюмка с зернистой горчицей и поднос с салом, которое источало такой запах, что хотелось лишь прикрыть глаза и наслаждаться.

– Жрите не обляпайтесь, – Сварливый Жиль сопроводил угощение добрым напутствием.

Офицер Бруни повел носом над тарелкой, восторженно вздохнул и со сдержанной тоской спросил, посмотрев на полицмейстера и Бастиана:

– Может, по рюмочке, а? Это же борщец, святое дело…

– Дерьма тебе в тазу, а не по рюмочке, – сказал Сварливый Жиль. – Ты при исполнении, косорылый.

Борщ оказался выше всяких похвал. Бастиан и сам не заметил, как его тарелка опустела. На второе был крестьянский капенат – блюдо из баклажанов, помидоров и таких огромных ломтей тушеной свинины, что становилось страшно. Когда обед подошел к концу, то в кабачке внезапно появился знакомый возница – увидев Бастиана, тот приветственно поднял руку, подошел к столу и, сняв шапку, сказал:

– Барин! Я тут принес вам кой-чего, эту вещицу ваш родитель у меня в экипаже оставил. Я тогда прибрал ее, все думал, что он пришлет за ней, так он, видать, и позабыл про нее.

В груди Бастиана что-то дрогнуло и зазвенело, руки наполнило теплом. Возница протянул ему тряпицу, в которую был завернут маленький изогнутый нож с кожаном чехле. Бастиан его узнал: у отца были такие, он научил, как метать их так, чтобы всегда попадать в цель.

Он вынул нож из чехла, завороженно провел подушечкой большого пальца по изогнутому лезвию. Вспомнился жаркий летний день, они с отцом стоят в саду возле деревянной колоды, к которой привязан Матью Фалькони, серийный убица, которого несколько дней назад казнили. Альвен Беренгет делает неуловимое движение левой рукой, и через мгновение в переносице Фалькони уже торчит метательный нож. Бастиану кажется, что он слышит звон.

– Дальневосходный метательный нож, – уважительно произнес полицмейстер. – Ничего себе привет из прошлого, да?

Привет из прошлого. Бастиану почудилось, что на его плечо опустилась невесомая рука. Он вынул из кармана золотую каруну, протянул ее вознице и сказал:

– Отвезите нас на кладбище.






Глава 7

В темной-темной комнате, в темном-темном доме




Бруни и Шанти обошли склеп и ничего не обнаружили – Бастиан этому не удивился. Кладбищенский смотритель прочел по слогам бумагу о разрешении на вскрытие замков, которую полицмейстер сунул ему под нос, и потащился за инструментом.

День был солнечным и душным. Воздух звенел от голосов птиц и стрекота насекомых, волны запахов сухих трав плыли в нем, как широкие ленты. Бастиан чувствовал идущую с востока грозу – небо было чистым, но на горизонте медленно густела сиреневая туча.

– Дождь будет. – Полицмейстер снял шляпу и вытер платком лоб.

Офицер Шанти потрогал цепь и добавил:

– Целая гроза надвигается, голова ноет. Пересидим в склепе, что ж делать…

«Хорошо, что Аделин дома, – подумал Бастиан, чувствуя далекую, как гроза, тревогу. – Дома, со слугами, в родных стенах».

Метательный нож отца, который Бастиан положил во внутренний карман, придавал ему сил. Неожиданный талисман едва слышно шептал, что все будет хорошо, что Бастиан не один.

Сиреневая тьма на горизонте становилась насыщенней и глубже. От нее веяло свежестью и предчувствием: к ним приближается что-то страшное. Что-то, с чем Бастиану еще не приходилось встречаться.

Он поднялся по ступеням к дверям склепа, снова дотронулся до цепи и почувствовал тьму и пустоту. То, что устроило себе гнездо в последнем приюте почетного гражданина Эдвина Моро, ушло. То ли обстряпывало где-то собственные дела, то ли поняло, что ему угрожает.

Вернулся кладбищенский смотритель: ворча и ругаясь под нос, он перекусил дужку замка и снял цепь. Полицмейстер поднялся по ступеням, встал рядом с Бастианом и спросил:

– Ну что, открываем?

Бастиан кивнул, и господин Арно с усилием потянул на себя ручку двери. Из склепа повеяло тяжелым и душным, словно Эдвин Моро проснулся и заглянул им в лица.

Полицмейстер распахнул двери, и Бруни тотчас же зажег предусмотрительно прихваченный фонарь на световом артефакте. Склеп залило ярким светом, и Бастиан увидел мраморный саркофаг, богато украшенный резьбой. Слой пыли вокруг него был нетронутым, но это значило лишь то, что сюда не входили люди, а тьма следов не оставляет.

Он подошел к саркофагу и прочел вслух надпись на серебряной табличке:

– «Покойся, милый друг, покойся в тишине. Ты сердце взял мое, но два оставил мне…» Господин Арно, а кто поставил склеп?

– Эжени Моро, его жена, – ответил полицмейстер. – Взяла кредит в Первом государственном, поставила склеп и уехала. Я не знаю, где она, что с ней.

Значит, Лесной принц был женат, и жена его любила. Странная эпитафия, особенно упоминание про два сердца. Дети?

– А я подумал, что это городские власти, – сказал Бастиан, обходя саркофаг. Издалека повеяло дождевой свежестью. Полицмейстер усмехнулся.

– От города ему могли только забить осиновый кол в могилу. На добрую память. Вы уже знаете, что тут случилось?

Бастиан кивнул.

– В некоторой степени. Хотел бы теперь услышать версию стража порядка.

Полицмейстер обошел склеп, заглянул в углы и сказал:

– Ничего, кроме пауков, да… Эдвин Моро был фактическим хозяином города. На него работал почти весь Инеген. Потом он разорился и разорил всех. Хорошо, что Морис Трюдо начал золотые разработки, а то бы города уже не было.

– Его не любят, – произнес Бастиан, скользя пальцами по краю саркофага. – Моро, я имею в виду.

– Не любят – это мягко сказано, – ухмыльнулся Бруни.

– А дети у него были? – спросил Бастиан. Полицмейстер отрицательно качнул головой.

– Нет. Первенец родился мертвым, жена больше не могла рожать.

Бруни выглянул из распахнутых дверей, оценил обстановку и громко сообщил:

– Господа, гроза идет. Придется тут пережидать.

Шанти пробежался пальцами по виску, отпугивая нечистого. Обстановка действовала на него удручающе: офицер держался в стороне и был бледен, словно подхватил какую-то болезнь.

– Хорошо хоть пообедали, – пробормотал он, и в ту же минуту пальцы Бастиана провалились в вязкую пустоту.

Он медленно, стараясь не делать резких движений, отвел руку в сторону и сделал несколько шагов назад, отметив, что стражи порядка напряглись, а полицмейстер плавным движением извлек табельное. Тук, тук, тук – первые капли упали на ступени склепа, и через мгновение уже грохотало, лило, ревело.

Пришла гроза. Воздух стал свежим и холодным, и Бастиан сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Надо было быть спокойным, очень спокойным. Нельзя было нервничать.