Вперед, русичи!
Часть 39 из 50 Информация о книге
Приговаривая, Ефим, забыв о своих вопросах, быстро засобирался из дома, боясь, как бы странный парнишка не передумал. – Царский подарок, – хмуро заметил Амельян и неодобрительно покачал головой, глядя на Павла. Он понимал, что шкура эта диковинная дорого стоит, и в любом другом случае вмешался бы, чтобы остановить парнишку и не допустить такой сделки. Но не хотелось с самого начала ссориться с Ефимом, морозовским приказчиком, под началом которого ему предстояло работать. А на шкуру он и сам поглядывал, охотник он был опытный, а такого зверя еще не видывал. Это и было, пожалуй, единственным событием, запомнившимся Павлу за весь долгий день. Спать он улегся рано и, хотя долго не мог заснуть, встал еще потемну, до петухов, когда только начали подниматься Амельян и хозяин дома. Но, придя с ними на берег, он увидел, что переправа каравана идет полным ходом. А наблюдают за ней, наверное, полгорода. Подошел Ефим, по его указу кресло уложили на одну из телег, отправлявшуюся с очередным плотом. На переправе работали расчетливо и слаженно. Плоты с грузом, отправляемые с правого берега, ровное, но быстрое течение реки выносило к левому берегу как раз в том месте, где уже стояла на телегах и навьюченных лошадях переправленная накануне часть каравана. Амельян сразу растворился в гуще работающих, крикнув Павлу: «Давай к лодкам, на том берегу встретимся!» И тот, послушав его совета, положил на колени магнитофон и занял место в одной из лодок, готовившихся к отплытию. Никто даже не поинтересовался, кто он таков и по какому праву занял место. Ни документов, ни билетов не спрашивали. Раз сел, значит, надо, значит, с караваном идешь. Баловством здесь не занимались. И вот эта немногословная, без излишней суеты, деловитость работающих мужиков, когда каждый четко знал, чем ему заниматься, очень нравилась Павлу. Дело спорилось. И не успело взойти солнце, как караван тронулся в путь. Ефим, как и обещал, нашел его и показал ему на телегу, где уже лежало бережно укрытое кресло. Но караван двигался медленно, и Пашка предпочитал идти пешком. Сосновый бор, лентой протянувшийся вдоль левого берега реки, оказался нешироким, и совсем скоро, миновав его, вышли на слегка холмистую равнину. Далеко впереди, нисколько не приближаясь, по-прежнему виднелись горы, а справа протекала совсем другая, быстрая, с мутными глинистыми водами река. «Катунь», – услышал Павел и вспомнил, что Бийск находится как раз в том месте, где сливаются вместе Бия и Катунь и берет свое начало великая сибирская река Обь. Мать с отцом с восторгом рассказывали, как на протяжении нескольких километров от места слияния, еще не смешав голубые воды Бии и желтоватые Катуни, протекает двухцветная Обь. Лишь дальше, перемешавшись, река приобретает однородный обский цвет. В караване Павел заметил одного довольно странного человека. Он его мысленно сразу же окрестил «доктор Паганель», вспомнив книгу Жюля Верна «Дети капитана Гранта». Очень тот напоминал этого книжного героя. Такой же длинный, нескладный, но, что самое интересное, с таким же, как у Паганеля, сачком для ловли бабочек. С самого начала он возбужденно носился то вдоль обоза, то углублялся в бор, то неожиданно появлялся из него, радостно что-то разглядывая. Мужики не обращали на него внимания, лишь изредка бросая любопытные взгляды на очередные чудачества, прятали в бороде сочувственные улыбки. Для них он явно был человеком не в своем уме. А он, не замечая никого и, кажется, не ведая усталости, продолжал носиться по лесу с большой, перекинутой через плечо сумкой, куда аккуратно, любовно складывал свои находки. Вскоре Павлу довелось познакомиться с ним поближе. На сей раз Паганель появился из-под обрывистого берега Катуни, немного впереди телеги, рядом с которой шел паренек. Что-то опять раздобыв, он растерянно закружился на месте, в одной руке держа находку, в другой сачок. Не решаясь опуститься в высокую траву, он явно искал место, где бы мог расположиться, чтобы спокойно заняться найденным. – А вы на телегу присаживайтесь, – предложил Павел, поравнявшись с нескладной фигурой. Тот рассеянно взглянул на парня, на указанное им место и поспешил воспользоваться предложением. Ни слова не говоря, устроился на телеге, сложил поклажу и, что-то приговаривая, принялся внимательно разглядывать находку. «Мог бы хоть поблагодарить», – подумал Павел, а сам поближе подошел к этому чудаку, хотелось увидеть, что с таким вниманием он рассматривает. К его глубокому разочарованию, в руках у того был невзрачный голубенький цветочек, такой же, казалось, как и тысячи других, встречавшихся на протяжении всей дороги. – Благодарю вас, молодой человек, – вдруг минут через пять раздалось с телеги. – Хоть на этот раз мне караван догонять не придется. «Позднее зажигание, – подумал Павел, – хотя лучше поздно, чем никогда». А вслух лишь произнес: – Не за что. – Понимаете, народ здесь у вас добрый, радушный, практичный, – продолжил разговор незнакомец, – но к науке равнодушный. За чудака меня принимают, подсмеиваются. А здесь, – глаза его восхищенно заблестели, – на этой земле, на каждому шагу – открытие. Еще великий наш россиянин Михайло Васильевич Ломоносов говаривал, что российские богатства Сибирью прирастать будут. Слыхали о таком, юноша? – О Ломоносове-то? Конечно, – даже несколько обиженно ответил Павел. – Это хорошо, – удовлетворенно кивнув, заметил тот. – А то народ здесь в основном малограмотен. Столько богатств, а использовать их еще не научились. Впрочем, что это я разговорился, – о чем-то спохватившись, засуетился он, – позвольте представиться, член Российского географического общества Белокрылов Владимир Никандрович. С кем имею честь? – А я Павел. Щербачев Павел, – ответил он, пожимая протянутую руку нового знакомого. – Очень приятно, – закончил процедуру знакомства Белокрылов, но руку парня не выпустил. Он, не скрывая удивления, рассматривал самого Павла и его наряд, на который до знакомства даже не обратил внимания. – Вы, кажется, не местный? – наконец сказал он. – С Волги, – буркнул Пашка в ответ. – Ой, простите, – спохватился Владимир Никандрович, соскакивая с телеги, – какой-то я сегодня рассеянный, занял ваше место да беседы веду. И они зашагали рядом. – Каким же ветром, извините за любопытство, вас сюда занесло? – По делам, родственники тут недалеко должны быть, в Сростках, – приплел Павел, как обычно уже стараясь избежать дальнейших расспросов, тут же добавил: – А я думал, вы всегда такой рассеянный, вы мне даже Жака Паганеля напомнили. – Так вы и романы Жюля Верна читали? – удивился Белокрылов. – Похвально, очень похвально. Ничто так не красит юношу, как жажда познания. Вы мне не позволите поближе ознакомиться с украшениями вашего платья? Очень уж необычны они на первый взгляд. – И он, продолжая идти, внимательно посмотрел на Павла. Тот поначалу даже не понял, о чем идет речь. Сообразив, что географа заинтересовали металлические побрякушки его костюма, он с улыбкой снял с себя куртку и протянул попутчику. Тот радостно схватил ее и сразу что-то стал бубнить про себя, рассматривая пуговицы и нашивки. Окружающий мир перестал для него существовать. А Павел с удовольствием подставил обнаженный торс под жаркие лучи яркого полуденного солнца. Позагорать было не грех, тем более, как он слышал раньше, сибирский загар самый стойкий. Некоторое время они шли молча. – Огромное вам спасибо, – сказал Белокрылов, накидывая ему куртку на плечи. – А с солнцем здешним не шутите. Не ровен час, обгорите, очень болезненное и неприятное состояние. А насчет украшений ваших у меня возникло несколько вопросов. Не возражаете? Павлу ничего не оставалось, как согласно кивнуть. – Насчет практической их полезности у меня есть ряд сомнений. Но это, как говорится, дело вкуса. Но вот сама работа вызывает удивление. Сделано порой непрочно, но очень уж тонко, с вязью, с какими-то знаками, – он говорил, как бы рассуждая сам с собой, – и на кустарные изделия мало похожи. А о производстве таковом я и не слыхивал. Да и металл на некоторых изделиях довольно странен. Не будете ли вы столь любезны, чтобы просветить меня относительно этих неясностей. – Он с ожиданием посмотрел на Павла. – Я бы объяснил, – не зная, как вывернуться из этого положения, но не собираясь рассказывать правду, замялся тот, – только сам ничего толком не знаю. Костюм этот брат мне из Москвы привез, а кто изготавливал, я не знаю. – Из Москвы, говорите? Странно, странно, – задумчиво проговорил Белокрылов, идя рядом. А Павел подошел поближе к телеге и украдкой получше прикрыл магнитофон, который попутчик, к счастью, еще не заметил. Иначе новых вопросов, на которые не дашь вразумительного ответа, было бы не избежать. – Поистине, это край чудес, – вдруг проговорил Владимир Никандрович, – и этот ваш костюм, без сомнения, еще одна чудесная находка. Павел усмехнулся, представив, с каким бы удовольствием географ снял с него штаны и куртку и присоединил бы их к своим гербариям. – Не улыбайтесь, не улыбайтесь. – Белокрылов, видимо, заметил усмешку на его лице. – Чем больше я путешествую по Сибири, тем больше неожиданностей. Причем многие из них действительно граничат с чудом. Некоторые находки – это просто переворот в науке. И если по вашим украшениям я не специалист, ничего определенного утверждать не могу, то вот это, – он похлопал по сумке, лежавшей на телеге, – настоящая сенсация. И если бы не видел своими глазами, никогда бы не поверил. Боюсь, и коллег в Петербурге будет трудно убедить, несмотря на все доказательства. – А что вы такое нашли? – не удержавшись, поинтересовался Павел. Белокрылов сначала лишь махнул рукой, а потом, вдруг повернувшись к пареньку, громко и возбужденно заметил: – Вам я покажу, вы человек образованный, другие лишь смеются. Заметно было, что ему очень хотелось поделиться с кем-то своим открытием, но, видимо, человека, желающего его выслушать, не находилось. И Павел-то был для ученого не лучшим собеседником. Вряд ли он смог бы оценить все величие находок, но Белокрылов не мог больше все держать в себе. До коллег в Петербурге было еще очень далеко, и он решительно раскрыл свою сумку. – Вы только поглядите, это же невероятно! Я только вчера добрался до города, чтобы успеть к каравану, не сумел детально осмотреть окрестности. Придется вернуться. Обязательно. Вы только поглядите! – достал он из сумки какую-то склянку, в которой плавали в растворе несколько листочков растений, и победно поглядел на Павла. – Это вам даже не гербарий. Все они, – он показал на банку, – почти свежесорванные. Мне бы их такими и на общество представить. Пусть тогда поспорят. – Вообразите себе, – возбужденно продолжал Белокрылов, бережно поставив банку на место и неуклюже размахивая руками. – Все это я нашел недалеко от города, в одном месте, недалеко от потухшего костра. Но ведь кто-то же их сорвал? Причем сорвал не позднее, чем за сутки до того, как я их нашел. Значит, где-то поблизости есть места с абсолютно другим микроклиматом. Ведь растения-то тропические! Тут только до Павла дошло, что в склянке плавали выброшенные им веточки и листочки, от которых он сам избавился. А Владимир Никандрович продолжал рассказывать, то почти крича, то переходя на громкий шепот. – И это еще не все, молодой человек. Одними растениями дело не обошлось. Вчера в дом, где я остановился, вечером вернулся хозяин. С собой он принес шкуру, купленную у какого-то охотника. И представьте себе, это была шкура ягуара! Откуда она здесь могла взяться? – Вдруг лицо его помрачнело. – Невежество. Дикость. Как я уговаривал пожертвовать этой шкурой для науки! Это же такое доказательство! Куда там, он лишь посмеивался. Даже охотника, у которого он купил эту диковину, назвать отказался. И вы знаете, – зашептал Белокрылов, – шкуру-то он с собой взял, явно торговать собрался. Но я уж все силы приложу, чтобы заполучить этот образец. Иного мне наука не простит, – торжественно закончил он. – Хозяина-то не Ефимом звали? – догадавшись, в чем дело, поинтересовался Павел. – Ефимом, – настороженно глядя на паренька, ответил тот. – А почему вы решили, что он шкуру у охотника купил? – Да сам он о том рассказал. Только вот указать отказался. Но ничего, – опять загорячился Белокрылов, – мы с ним еще поговорим! Без шкуры я не вернусь. Не для себя – для науки стараюсь. Павел представил себе, какой переполох, какую сенсацию в ученом мире могут вызвать эти находки, если Владимиру Никандровичу удастся раздобыть шкуру. В его воображении вдруг представилась картина, как гордо стоящий на трибуне Белокрылов выкладывает перед опешившими коллегами раздобытые им доказательства существования в Сибири таинственного тропического заповедника, а в довершение всего вытаскивает из своей большой сумки его штаны, побрякивающие металлическими цепочками… Представив себе все это, он не выдержал и расхохотался. Опешив от такой реакции на свою речь, Белокрылов замер, и лицо его начало постепенно багроветь. А Павел, сам не желая того, уже не мог остановиться и хохотал все громче и громче. Белокрылов, оскорбленный до глубины души и весь пунцовый от негодования, коротко бросил в его сторону: «Невежество!», буквально сорвался с места и, подхватив с телеги свою поклажу, гордо отошел. Эти его действия вызвали у Павла новый приступ безудержного смеха. Примирение было невозможно. Павел понимал, что географ вряд ли теперь еще раз подойдет к нему. А сам он хотя и желал бы извиниться за смех, но не хотел объяснять его причины. Даже если бы Белокрылов выслушал всю его историю, он вряд ли бы в нее поверил. Во-первых, слишком невероятной она казалась, а во-вторых, он бы и не захотел в нее верить, так как она сводила на нет его «научное открытие», которое не вызывало у него сомнений и тешило самолюбие. Поэтому Павел решил не извиняться, хотя и жалел о том, что обидел ненароком хорошего человека. Он догнал телегу, проверил, на месте ли магнитофон, осмотрел укрытое от любопытных глаз кресло. И уселся на солому. Через некоторое время молчаливый возница, обернувшись, увидел, что паренек, склонив голову, мирно подремывает под мерный скрип колес. Разбудил Павла Амельян. Солнце уже начинало клониться к закату. – Давай перекусим, что ль, – сказал он, – верст пять до Сростков осталось. Наверное, там и заночуем. В Сростках решено было остановиться и устроить большой привал. Благо, что и лагеря разбивать необходимости не было. Большое село, все смогут по домам разместиться. Сростки! Сердце у Павла учащенно забилось. Неужели до встречи с Дашей осталось совсем немного времени? – Это хорошо, что на ночлег остановимся, – не замечая волнения паренька, продолжал Амельян. – Я тебя и к Осипу свести смогу, на деваху твою посмотреть, да и сговориться с хозяином, если что, лучше сумею. В ответ Павел лишь благодарно кивнул. И с этой минуты в нетерпеливом ожидании вглядывался в даль, надеясь разглядеть приближающееся село. Но прошло еще около часа, прежде чем показались первые дома. Тут уж он не выдержал, соскочил с телеги и пошел пешком, будто этим мог каким-то образом ускорить движение каравана. Но и с приходом в село ему еще на час с лишним пришлось запастись терпением. Амельян не мог сразу проводить его к Осипу. Вместе с мужиками он развьючивал лошадей, укладывал в загоне груз. И лишь когда была расставлена охрана, решен вопрос с пастьбой и водопоем коней, они вместе пошли по улицам, на которые уже опускались вечерние сумерки. Павел шагал вслед за Амельяном и думал о том, как позавидовали бы ему родители, если бы знали, что их сын идет сейчас по Сросткам задолго до того, как здесь родился их любимый писатель. Небось, сразу бы бросились разыскивать его дедов и прадедов. Они ведь много про Шукшина читали, родословную даже знали и спорили порой, обсуждая ту или иную версию появления его предков в Сибири. Но истина была сокрыта в глубине веков. А Павел вот оказался в девятнадцатом веке и, наверное, много мог бы узнать, но ведь не будешь расспрашивать про человека, у которого еще и мать не появилась на свет. Да и не до писателя ему было. Громко застучало сердце, и в груди как-то похолодело, когда Амельян уверенно свернул с дороги к воротам добротного большого дома. Возможно, уже за этим забором ждала его Даша, а значит, скоро мог наступить конец путешествия. И они вместе вернутся домой. Ворота со скрипом отворились, и сразу же раздалось радостное приветствие. – Никак Амельян! – Вышедший мужик обнял охотника, возбужденно похлопывая по спине. – А мы уж поминали тебя. Караван пришел, а нашего бродяги все нет. Али, думаем, на промысле каком застрял, аль обиду неведомую затаил да дом наш стороной обходишь. Амельян в ответ лишь добродушно посмеивался. А Павел, стоя позади него, с нетерпением переминался с ноги на ногу. – Да ты никак с попутчиком? – спросил Осип, заметив незнакомого парня. – Так чего мы тут стоим, пожалуйте в дом, гости дорогие. – Коли уж тут, – сказал Амельян, входя в ворота, – стороной бы твой двор не обошел. Да и этот все меня торопил, у него до тебя дело. – Дело? – удивленно переспросил Осип и, обернувшись к Павлу, внимательно на него посмотрел. – Что-то не припомню, чтоб мы раньше встречались. – Да не к тебе даже, – добродушно усмехнулся Амельян, – на кой ляд ты ему сдался, старый да бородатый, а к найденке твоей. – Это кто еще старый, – делано обиделся Осип, горделиво расправляя плечи. – По тайге-то и ты за мной не угонишься. А Дашка-то сейчас прибежать должна, с подругами караван встречала. Да что мы опять остановились, пойдемте в горницу, там и чай попьем, и про дела поговорим. «Она! Даша!» – У Павла уже не осталось сомнений, что он все же нашел ее. Дыхание перехватило, и он на ватных ногах вошел вслед за мужиками в дом. Здесь уже суетились женщины, накрывая на стол. Они радостно приветствовали Амельяна. Павел поздоровался, сел за стол, но, казалось, ничего не слышал, находясь как во сне, одна только мысль была у него в голове: «Скоро прийти должна». Он так давно, казалось целую вечность, ждал этой встречи, но почему-то сейчас к волнению примешивался и страх. Как они встретятся, что скажут друг другу, как вести себя при этих радушных, но посторонних людях? Будто и не несколько дней назад расстались они, а уж целые столетия назад. – Да ты уснул никак? – вывел его из задумчивости голос Амельяна. Тут только Павел, очнувшись, увидел, что все сидящие за столом внимательно и с каким-то ожиданием смотрят на него. – Простите, задумался, – смутился он.