Второй взгляд

Но разве это сумасшествие — искать своего ребенка, которого от тебя спрятали?

Оглядываюсь на дом. В комнате Руби нет света, окно кабинета Спенсера по-прежнему освещено, но разглядеть, там ли он, мне не удается. Закрываю глаза и думаю о китах и дельфинах, которые иногда выбрасываются на берег.

Вновь открыв глаза, вижу, что в сумраке передо мной маячит стена ледника. На ее фоне замечаю еще более темную щель: дверь, как ни странно, приоткрыта. Чувствую, что меня тянет в мрачное нутро амбара, будто я рыба, попавшаяся на невидимый крючок.

Под ногами скрипят опилки. Глыбы льда светятся в темноте, словно оскаленные зубы гиганта. Вот кусок мяса, купленный для званого обеда, которому не суждено состояться… На одной из ледяных глыб стоит деревянный ящик для яблок, крышка его снята.

Внутри лежит кукла. Крохотная, совершенно неподвижная кукла.

— Нет, нет, нет! — доносится до меня собственный голос.

Вцепившись в шероховатый край ящика, этого кукольного гробика, смотрю на свою дочь.

У нее густые длинные ресницы. Щеки бледные до синевы. Невероятно маленький кулачок напоминает улитку. Касаюсь пальцем ямочки у нее на щеке, крохотного ушка.

— Лили, — шепчу я. — Лили Делакур-Пайк.

В этой ледяной детской я беру свою дочь из колыбели. Плотнее заворачиваю в одеяльце, чтобы она согрелась. Прижимаю к груди, так крепко, что она слышит биение моего сердца.

Спенсер не отнимет ее у меня. Я не позволю ему отнять мою дочь.

Авани киа, вертится у меня в голове. В том, другом мире ее спросят, кто она такая.

— Расскажи им о своей бабушке и дедушке, о любви, которая соединила их, как мост над пропастью, — шепчу я. — Расскажи им о своем отце, который не сомневался, что всегда поступает правильно. Расскажи им обо мне. — Прижимаюсь губами к ее холодной коже. — И скажи, что я приду совсем скоро.

Опускаю свою дочь в колыбель и зажимаю рот руками, удерживая рвущуюся наружу печаль. О, как бы мне хотелось знать, обманул меня Спенсер или сказал правду! Перестала ли моя дочь дышать сама, или он помог ей умереть? Быть может, настанет день, и он признается: «Я сделал это, потому что люблю тебя».

— Я тоже, — говорю я вслух.

Скоро Спенсер проснется и отправится меня искать. И я заставлю его заплатить за все. Власти должны выяснить, что произошло на самом деле. Я добьюсь этого, пусть и ценой собственной жизни.

Времени осталось совсем немного. Вновь склоняюсь над ящиком, глажу личико своей дочери, провожу пальцем по крошечному носику и подбородку.

— Спокойного сна, — шепчу я и направляюсь к двери.

Вспоминаю праздник Четвертого июля, палатку мадам Солиат, собаку, похожую на волка. Помню, как гадалка вытряхивала на берегу озера свой разноцветный плащ.

«Не бойся», — сказала она мне помимо всего прочего.

Мне больше не нужна предсказательница судьбы. Я точно знаю, что произойдет.





Часть третья

2001 год




Мертвые продолжают разговаривать с живыми.

Томас Гарди





Глава 8




В те ночи, когда Эз Томпсон не работал в карьере, он часами лежал без сна, пытаясь собрать целостную картину из разрозненных фактов, теснившихся у него в голове. Тот, кто провел на этой земле целое столетие, знает множество вещей. Умеет ориентироваться по звездам, может утешить убитую горем вдову или отыскать медвежью берлогу зимой. Но все эти знания — сущий пустяк по сравнению с истинами, которые дарует жизненный опыт. Лишь с течением времени человек сознает, что передал своим детям по наследству не кровь, а храбрость. Понимает, что любовь можно найти в самых неожиданных местах — под камнями на речных отмелях, на дне миски с чищеным горохом. Знает, что новый путь открывается, когда меньше всего этого ожидаешь.

Доктора говорили, что у Эза бессонница, но у него имелось свое мнение. Он не хотел спать, потому что не желал, просыпаясь, удивляться тому, что не умер этой ночью. Он читал о египетских фараонах, испанском конкистадоре Понсе де Леоне и троянце Тифоне — все они мечтали стать бессмертными. Но что толку жить вечно, если ты потеряешь всех, кого любил? Даже если твой ум остается ясным, наблюдать, как твое тело ветшает, подобно ржавому автомобилю, — не слишком большое удовольствие. Ох, как глупы эти люди с их эликсирами вечной жизни и золотыми гробницами, думал Эз, качая головой. Правильно говорят: бойтесь своих желаний, ибо они исполняются.

Эз ощущал усталость в каждой клеточке тела — и все же не ложился на свою раскладушку. Он сидел и слушал, как струи дождя барабанят по крыше палатки. Через несколько часов дождь прекратится и взойдет солнце, а он по-прежнему будет жив.

Неожиданно старый индеец услышал крик. Казалось, он одновременно долетел из лесных зарослей и прозвучал в голове самого Эза. Точнее, не прозвучал, а отдался невыносимой болью. Прежде Эз не подозревал, что можно метнуть свое отчаяние в воздух, словно копье, и оно проникнет в другого человека и зазвучит в нем.

Крик раздался вновь.


Нет, это не гром. У детей не такой мощный голос, у женщин — не такой низкий. То был горестный вопль, вырвавшийся у мужчины, который потерял так много, что и себя не может найти. Как и… ну, сам Эз.

Он тяжело вздохнул. Во всякую мистическую дребедень он не верил, однако точно знал: прошлое возвращается, скрываясь под множеством масок, от жутковатого уханья совы до пристального взгляда незнакомца, который встретился на улице. Старик не сомневался: тот, кто пытается забыть собственную историю, добровольно надевает на свои глаза шоры.

Но не исключено, что какой-то парень просто оступился в темноте, упал и ушибся.

В любом случае, устало подумал Эз, придется встать и посмотреть, в чем дело.



Росс сидел на полу в палатке, набросив на плечи одеяло. Его штаны и рубашка насквозь пропитались грязью. Откидывая с глаз мокрые волосы, он прихлебывал из кружки растворимый кофе. Воду старый индеец только что вскипятил при помощи кипятильника, работающего на батарейках. Росс никак не мог унять дрожь, но трясся он вовсе не от холода и сырости. Нет, причина была в другом. В женщине. От нее веяло ароматом диких роз. Она пробудила любовь в его сердце — в этом он должен был признаться хотя бы самому себе. Но… ее не было в мире живых.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эз. «Выглядишь ты так, словно только что встретил призрака», — добавил он про себя.

Росс ничего не ответил. Он еще ниже склонился над кружкой и хлебнул кофе, который обжег ему нёбо так сильно, что на глазах выступили слезы.

Он видел, как ее кожа стала прозрачной, а лицо исказилось от ужаса, когда, взглянув на могильную плиту, она прочла на ней собственное имя. Росс не догадывался, что Лия принадлежит к миру призраков, но и сама она об этом не знала. Он посвятил жизнь изучению паранормальных явлений — прекрасно разбирался в демонах, издающих гнилостный запах, и в полтергейсте, высасывающем из людей энергию. Но, как выяснилось, не знал одной простой вещи: призрак способен ответить на поцелуй…

Привидения не подчиняются никаким правилам. По непонятной причине они словно привязаны к миру живых и никак не могут от него освободиться. Кёртис Уорбертон рассказывал, что одни тени возвращаются, чтобы отомстить за свою гибель, другие при жизни забыли оплатить счет за электричество и стремятся отдать долг. А уж историй о призраках, которые оставили в этом мире свою любовь и жаждут встречи с ней, Росс наслушался вволю.

Но может ли дух вернуться, чтобы найти любимого человека, которого ему не суждено было встретить при жизни?

Эз опустился на заскрипевшую под его тяжестью раскладушку. Сложив руки на коленях, старый индеец устремил на своего гостя взгляд, казалось проникающий в самую душу.

— Хочешь поговорить о том, что с тобой произошло? — тихо спросил он.

Росс молча потряс головой. Он не мог говорить об этом. Как рассказать, что любовь снова покинула его, оставив лишь воспоминания?



Сидя на диване в гостиной, Илай ждал Шелби Уэйкман, которая одевалась наверху. Поначалу он положил руку на подлокотник, но потом решил, что Шелби может счесть его позу слишком вольной, и передвинулся на середину дивана. Свою форменную шляпу он беспрестанно вертел в руках. Когда Шелби наконец вошла в комнату, ему показалось, что воздух с ее появлением куда-то исчез.

— Извините, обычно я никогда не открываю дверь, пока не наведу марафет, — произнесла она.

— Прошу прощения… «Мара» — что? — Илай судорожно сглотнул.

— Я хотела сказать, пока не приведу себя в порядок, — смущенно улыбнулась Шелби и, убрав за ухо непослушную прядь, опустилась на стул напротив Илая. — Вы здесь не потому, что Росс… что мой брат попал в беду?

— По крайней мере, мне об этом ничего не известно, — покачал головой Илай.

Как любой человек, в дом которого поздним вечером явился полицейский, Шелби подозревала самое худшее. По зрелом размышлении Илай отложил бы свой визит до утра. Но, получив от Фрэнки результат анализа ДНК, он воспылал столь жгучим желанием решить эту головоломку как можно быстрее, что уже не мог ждать. Ему нужен был человек, который поможет собрать разрозненные фрагменты воедино. ДНК Серого Волка не была обнаружена на веревке, но это не снимало с него обвинения в убийстве. ДНК Спенсера Пайка, напротив, на ней присутствовала, но это отнюдь не означало, что убийца именно он. Вопрос о том, кто убил Сисси Пайк, оставался открытым. И была ли она единственной жертвой, которую лишили жизни той ночью?

Сделав над собой усилие, Илай попытался сосредоточиться на причинах, которые привели его в этот дом. Эти причины не имели ни малейшего отношения к тому обстоятельству, что Шелби Уэйкман в течение последних трех недель каким-то непостижимым образом проникает в его подсознание. Она снится ему, и, проснувшись утром, он чувствует, что в комнате витает исходивший от нее аромат яблок. Кстати, наяву Шелби даже привлекательнее, чем во сне. Илай почти уступил неодолимому желанию коснуться ее руки, но вовремя спохватился.

— Я полагаю, что ваш брат располагает чрезвычайно важной информацией о деле, которое я сейчас расследую, — сообщил он, откашлявшись.

— Сомневаюсь, — покачала головой Шелби. — В последнее время Росс редко выходит из дому. А если выходит, то только на работу.

— Насколько мне известно, его работа — охота за привидениями, — уточнил Илай.

— Да. — Шелби внимательно посмотрела на Илая. — Вы наверняка считаете его сумасшедшим?

Тот уже собирался кивнуть в знак согласия. Действительно, он представить себе не мог, как можно потратить жизнь на погоню за тенями, существующими лишь в твоем воображении. Но, посмотрев в зеленые, словно морская вода, глаза Шелби, Илай перевел взгляд на ее крутой подбородок, почувствовав, как каждая клеточка его тела напряглась.

— Не знаю, что и думать об этом, — пожал он плечами.

Внезапно к лицу Шелби прилила краска. Она резко поднялась, буркнула себе под нос что-то вроде «ксеротермия», подошла к окну и попыталась его открыть. Но раму перекосило, и у нее ничего не получалось.

— Сейчас, — пробормотал Илай и поспешил на помощь.

Они стояли рядом, их плечи соприкасались. Илай дернул застрявшее окно изо всей силы, и поток холодного воздуха, ворвавшись в комнату, разделил их, словно упавшее лезвие гильотины.

— Спасибо, — улыбнулась Шелби.

— Не за что.

Илай хотел сказать что-то еще, но все слова, включая собственное имя, вылетели у него из головы. На лестнице раздался топот.

— Простите, — промямлил Илай. — Я не знал, что наверху кто-то спит.

— Итан не спал, — сказала Шелби.

В следующее мгновение в комнату вбежал мальчишка. Мелкий тощий пацан, одетый слишком тепло для этого времени года. Половину его лица закрывала надвинутая на глаза бейсболка. Илай разглядел, что кожа мальчика имеет странный молочно-белый оттенок. Одна его рука была забинтована, на другой краснело несколько волдырей, будто на нее брызнули кипятком. Улыбка у него оказалась такая же, как у матери, — слегка испуганная.