Второй взгляд

Ревновать в данной ситуации — непростительная глупость, внушала себе Шелби. Во-первых, они с этим Илаем Рочертом едва знакомы. Во-вторых, небогатый жизненный опыт подсказывал ей, что любовь к мужчине всегда эгоистична, замешана на желании обладать. Материнская любовь, напротив, полна самопожертвования. Шелби всецело посвятила себя сыну; это означает, что ей просто нечего предложить другому человеку. Но порой ей приходило в голову, что истинная любовь — такая же большая редкость, как чистой воды алмаз. Только, в отличие от драгоценного камня, любовь способна расти — и тогда ее хватит на всех.

Неужели Илай и Фрэнки Мартин провели последние трое суток вместе?

Шелби сидела за своим столом в библиотеке. Пальцы ее бегали по клавиатуре компьютера, словно она ожидала, что босс в любой момент может войти сюда и устроить ей проверку на эрудицию. Каким образом легкие человека отфильтровывают углекислый газ? Почему вымерли динозавры? Сколько раз «Янкиз» выигрывали Мировую серию? Она знала все ответы. Но боялась задавать вопросы.

Близился вечер. Последний посетитель покинул библиотеку два часа назад. Можно было не сомневаться, что больше никто не придет, тем не менее Шелби следовало оставаться здесь до семи. Тяжко вздохнув, она положила голову на стол. Она может сидеть в библиотеке хоть до скончания веков, Илай больше не появится. И Ватсон тоже.

Но когда звякнул колокольчик у дверей, в сердце Шелби мгновенно ожила надежда. Она резко выпрямилась.

— А, это ты, — разочарованно протянула она, увидев секретаршу городского управления, тащившую здоровенную желтую коробку.

— Какое сердечное приветствие! — усмехнулась Лотти, опуская коробку на пол и вытирая об юбку пыльные ладони.

— Просто я… просто я ждала кое-кого другого.

— Этого красавца-копа? — хихикнула Лотти. — Да, это не мужчина, а настоящий деликатес. К тому же обезжиренный.

Шелби рассмеялась, встала из-за стола и помогла Лотти взгромоздить коробку на стол.

— Боюсь, этот деликатес может вызвать у меня аллергию. У тебя тут что, камни?

— Представь себе, нет. Вчера мы меняли в подвале бойлер и нашли тридцать коробок с бумагами, о существовании которых никто не подозревал… что свидетельствует о весьма почтенном возрасте нашего старого бойлера. Я вспомнила, что ты интересовалась документами начала тридцатых годов. И решила: может, тебе и твоему детективу будет интересно на это взглянуть? — Она многозначительно вскинула бровь. — К тому же у тебя появится предлог провести с ним вечер.

Шелби открыла коробку и закашлялась от пыли.

— Что за чертежи?

Она принялась разворачивать один из бумажных листов, прижав верхние углы двумя книжками из серии «Братья Харди».





Странная попытка связать воедино алкоголиков, инвалидов, незаконных детей и тех, кто имеет криминальные наклонности или обвиняется в сексуальной распущенности. Шелби прищурилась, внимательно разглядывая условные обозначения. Находится в учреждении для слабоумных. Слабоумный. Предположительно слабоумный. Судя по всему, два несчастных человеческих существа, вступив в брак и произведя потомство, дали жизнь нескольким поколениям, зараженным всеми возможными социальными недугами. Второй лист представлял собой линейную диаграмму, где члены семьи разделялись на «социальные» и «асоциальные» элементы. Внизу давалось пояснение.

«Социальные: те, кто являются добропорядочными гражданами — законопослушными, способными содержать себя и выполнять свои функции в обществе. Асоциальные: психически больные и имеющие склонность к суициду. К неопределенному статусу относятся лица, которые, не имея явных дефектов психики, не проявляют положительных социальных тенденций, а также лица, достаточными сведениями о которых мы не располагаем».

— Где, говоришь, ты это выкопала, Лотти? — спросила Шелби и развернула второй рулон.

«Генеалогическая схема семьи Делакур, клан джипси». На пол упала записка, написанная от руки. «Скажите Гарри: сексуальные проблемы, судя по всему, передаются исключительно по мужской линии. Возможно, эти схемы следует использовать во время слушаний по проекту закона о стерилизации?» В верхней части листа — штамп: «Спенсер T. Пайк, профессор антропологии. Вермонтский университет».

В коробке, помимо писем, схем, диаграмм, обнаружилось множество учетных карточек, заполненных аккуратным почерком. На них были представлены сведения о людях, фигурировавших в родословных таблицах. Мариетта, шестнадцатилетняя девушка, ученица исправительной школы, неоднократно уличалась в мелких кражах, не способна контролировать вспышки ярости, отличается сексуальной распущенностью, чрезвычайно неряшлива. Освальд имеет смуглую кожу и бегающие глаза, питает склонность к бродяжничеству, свойственную его племени, в течение нескольких лет произвел на свет семерых незаконнорожденных детей, которые признаны умственно отсталыми.

Шелби извлекла из коробки Четвертый ежегодный доклад Вермонтской комиссии по вопросам сельской жизни. Том открылся на загнутой странице, где была напечатана статья, подписанная двумя авторами, Г. Бомонтом и С. Т. Пайком. «Дегенеративные свойства никуда не исчезают, но благодаря правильному подбору супружеских пар у потомства они могут стать менее выраженными», — прочла Шелби вслух.

— «Евгеника», — прочла Лотти, открыв другой доклад. — Что это такое?

— Наука о наследственных качествах человека и о методах их улучшения.

— Но ведь люди — это не племенной скот!

— Конечно нет, — сказала Шелби. — Тем не менее кое-кто полагает, что люди нуждаются в селекции не меньше, чем скот.



Илай освободился в девять вечера. Но несколько лет назад у него появилась привычка: после дежурства объезжать весь город и проверять, все ли в порядке. Вроде как укрывать город одеялом на ночь. Обычно, удостоверившись, что Комтусук спокойно погружается в сон, он ехал домой и тоже ложился спать. Но сегодня мысли, связанные с убийством Сесилии Пайк, не давали ему покоя. Он чувствовал, что его работа еще не закончена.

Без всякой определенной цели Илай свернул на дорогу, ведущую к карьеру. Ватсон, по обыкновению, развалился на пассажирском сиденье. Раскрытие дела Сесилии Пайк не принесет никакой славы, размышлял Илай. Убитую Сисси не оживишь. Ни один прокурор не будет выдвигать обвинение против девяностолетнего старика, страдающего болезнью печени. Спрашивается, ради чего так суетиться?

Ватсон повернулся и ткнулся носом в руку Илая.

— Нет, старина, сейчас слишком холодно. Я не буду открывать окно с твоей стороны.

Так вот, к вопросу о том, почему он так суетится. Печальная история Сисси Пайк заставила его задуматься. О том, что значит принадлежать своей семье, своему кругу, любимому человеку. О том, что за попытку скрыть правду неизбежно приходится платить дорогую цену. Работа детектива приучила Илая быть готовым к тому, что люди, даже хорошо знакомые, могут удивить самыми неожиданными поступками. Сейчас выяснилось, что он способен удивить сам себя.

Хорошо, что Эз Томпсон обещал заняться перезахоронением останков Сисси Пайк и ее дочери. Илай хотел присутствовать при церемонии. И не только потому, что он детектив, расследующий это дело… Подобно Сисси Пайк, он наполовину абенаки. Пожалуй, именно это и являлось главной причиной. Как и Сисси, он знал, каково это — скрывать свое происхождение.

Ватсон заерзал на сиденье и снова ткнулся носом в руку Илая, на этот раз более требовательно.

— Ладно, уговорил, — вздохнул Илай и опустил стекло.

Ватсон тут же высунул в окно голову, уши его развевались на ветру, точно маленькие крылья. Внезапно пес поднял морду вверх и завыл.


— Это еще что такое, Ватсон? Люди уже спят.

Ватсон оборвал вой на самой высокой ноте, вскочил и принялся размахивать хвостом перед лицом Илая. Понимая, что так и с дороги съехать недолго, Илай затормозил. Как только машина остановилась, пес выпрыгнул в окно и помчался прямо к карьеру. Оказавшись у восточной стороны ограждения, он с надсадным лаем принялся скрести когтями по проволочной сетке. Илай заметил, что с другой стороны к ограде приблизилась небольшая фигурка. Мальчишка, на руках почему-то перчатки. Конечно, сегодня холодно, но не до такой же степени. Прищурившись, Илай разглядел под козырьком бейсболки молочно-белое лицо.

— Итан? — окликнул он.

Мальчик вскинул голову.

— О, это вы, — бросил он, подходя ближе к ограде.

— Что ты здесь делаешь? Кто разрешил тебе войти на территорию карьера?

— Сам вошел. Без всякого разрешения.

— Твоя мама знает, что ты здесь?

— Конечно.

Илаю было известно, что завтра на рассвете в карьере начнутся взрывные работы: хозяева всегда заблаговременно сообщали об этом в полицию. Мальчишке совершенно ни к чему шататься поблизости от взрывчатых веществ.

— Перелезай сюда, — приказал он.

— Не хочу.

— Итан, мне не составит большого труда перебросить свою задницу через ограду и вытащить тебя за шкирку.

Итан отступил на несколько шагов назад. В какой-то момент Илай решил, что мальчишка решил сбежать. Но тот перекинул через ограду свой скейтборд и без всяких усилий, словно паук, перелез сам. Подойдя к Илаю, он протянул руки, точно ожидая, что коп наденет на них наручники.

— Валяйте, арестовывайте меня за незаконное вторжение на частную территорию.

— Ладно, на первый раз прощается, протокол составлять не будем, — улыбнулся Илай и двинулся к машине. — Не хочешь рассказать мне, как ты здесь оказался?

— Просто вышел из дому, встал на скейтборд и приехал сюда.

Илай невольно бросил взгляд на руки мальчика. Тот был в перчатках.

— Мама не рассказывала вам, что я не такой, как все? — сердито пробурчал Итан.

— Она ничего мне не рассказывала, — пожал плечами Илай. Он догадывался: чем меньше он проявит заинтересованности, тем откровеннее будет мальчик. Не глядя на Итана, он распахнул дверцу машины и свистнул, подзывая Ватсона: — Садись, приятель. Нам пора.

У мальчишки рот открылся от неожиданности.

— Вы что, бросите меня здесь?

— А почему нет? Ты же сказал, что твоя мама знает, где ты.

— И вы мне поверили?

Илай недоуменно вскинул бровь:

— А почему я должен тебе не верить?

Вместо ответа Итан забросил в машину свою доску и уселся на пассажирское сиденье. Илай включил зажигание.

— Представь себе, я родился со сросшимися пальцами на руках, — сообщил он. (Итан метнул быстрый взгляд на его пальцы, лежавшие на руле.) — Докторам пришлось их разрезать.

— Круто! — воскликнул Итан и тут же смущенно добавил: — Я хотел сказать, очень жаль.

— Жалеть тут не о чем. Все уже в прошлом. Как видишь, проблема оказалась разрешимой.

— Бывают проблемы посерьезнее, — вздохнул Итан. — У меня, например, пигментная ксеродерма. Это что-то вроде аллергии на солнце. Стоит мне побыть на солнце хотя бы минуту, я получаю жуткий ожог. И это реально мешает мне делать то, что я хочу.

— Например?

— Например, купаться в плавках и потом обсыхать на солнце. Гулять днем. Ходить в школу. — Он бросил пристальный взгляд на Илая и добавил: — И вообще, я скоро умру.

— Все люди, которые живут на свете, когда-нибудь умрут. И не только люди.

— Знаю. Но я умру от рака кожи совсем молодым. Эта чертова пигментная ксеродерма мало кому позволяет дожить до двадцати пяти лет.

У Илая сжалось сердце.

— Может быть, ты станешь счастливым исключением.

Некоторое время Итан молчал, отвернувшись к окну.