Зажечь небеса

– Я трогал это место сотни раз, и раньше ничего подобного не чувствовал. Это значит, ко мне возвращаются ощущения?

– Реорганизация проводящих путей может занять не один месяц. Прогресс ли это? Не обязательно. После осмотра я скажу, как наши дела.

«Так же, как и всегда: я прикован к инвалидному креслу».

Доктор потыкал мои ноги шестидюймовыми иглами, чтобы проверить, чувствую ли я боль и надавливание. Я затаил дыхание, чувствуя, как отчаянно бьется сердце, и надеялся, что мой мозг распознает боль. Ничего. Давление чувствовалось, а боль – нет. Я знал вердикт еще до того, как доктор Серенак его огласил.

– Думаю, можно с уверенностью заключить, что ваша неполная травма спинного мозга стабилизировалась, – сказал врач. – Что это для вас означает? Вероятно, вы не увидите никаких значительных улучшений, коль скоро сенсорная и двигательная функции отсутствуют.

– То есть на этом всё, – проговорил я.

Врач кивнул.

– Да. Но сейчас есть потрясающие разработки в области робототехники. У вас неплохой мышечный тонус; вы поддерживаете себя в хорошей форме. Если вам это интересно, я внесу вас в список участников испытаний, которые начинаются этим летом.

– Испытаний чего? – вяло спросил я. В голове снова и снова звучали слова: «На этом всё».

– Новые технологии позволяют парализованному человеку ходить при помощи роботизированного экзоскелета, который крепится на поясе, ногах и ступнях. Думаю, вы стали бы отличным кандидатом.

– Ходить, – пробормотал я. – Если бы я мог хотя бы стоять. Мне хочется встать из этого проклятого кресла. Не на тренажере, держась за брусья, а по-настоящему.

«Рядом с Отем».

– Возможно, эти испытания – именно то, что вам нужно. В первую очередь экзоскелеты предлагают ветеранам войны. – Врач похлопал меня по плечу. – Я внесу ваше имя в список.

Двадцать минут спустя доктора Серенака сменил доктор Рински. Уролог был человеком средних лет, с седеющими волосами, доброй улыбкой и крайне прямолинейной манерой поведения.

Он задал мне тысячу вопросов о состоянии моего кишечника, катетеризации и пищеварении.

– Как насчет эрекций?

– А что насчет них?

– У вас они бывают?

– Я не пробовал.

Доктор Рински оторвался от своих записей и посмотрел на меня.

– Вы не пробовали?

– Ладно, я пробовал, но это занимает целую вечность, и закончить дело я всё равно не могу. Я знаю, что это значит. Это значит, я никогда не смогу жить нормальной жизнью.

«Потому что “на этом всё”».

– Необязательно, – сказал доктор Рински. – В правильной обстановке, с правильным партнером и при большом количестве общения вы, вероятнее всего, сможете вести нормальную жизнь.

Я стиснул зубы.

– Это унизительно и неправильно – ждать, что женщина станет мириться с этим. – Я указал на нижнюю часть своего тела.

– Женщина, которая вас любит, не увидит в жизни с вами ничего унизительного. Скорее она поймет, что вы такой, какой есть.

– Ага, ладно, теперь мне можно одеваться?

Доктор Рински снял очки и скрестил руки на груди.

– У вас есть кто-то, с кем можно об этом поговорить? Хороший друг или, возможно, ваш отец?

– Не-а, – ответил я. – Ни друзей, ни отцов у меня нет.

Врач достал с полки на стене брошюру «Травмы спинного мозга и сексуальность» и протянул мне.

– По крайней мере, прочтите это.

Я взял буклет, чтобы сделать врачу приятное. Неслучайно это не книга, а тонкая брошюрка: вся информация о сексе после травмы спинного мозга может легко уместиться на паре страниц.

– И, Уэстон, – сказал доктор Рински, – ваше тело не такое, как прежде, но оно на многое способно. Вам теперь приходится прикладывать больше усилий во всём, и, возможно, эту практику стоит распространить на поиск женщины, которая с пониманием отнесется к тому, что эта область вашей жизни не такая, как у всех. И, уверяю вас, такие женщины существуют.

Он улыбнулся мне на прощание и закрыл за собой дверь.

«Отем существует».

Из всех женщин на планете я хотел быть только с Отем, и если кто и мог принять мои ограничения, то это она. Но даже если бы она захотела быть со мной, как скоро она поймет, что ей нужно нечто большее?


Через несколько месяцев? Через несколько лет? Она заслуживает нормальной, насыщенной жизни. Она заслуживает возможности иметь детей, которых не придется выращивать в пробирке. Черт, она заслуживает возможности пойти куда угодно, не уточняя предварительно, есть ли там специальные пандусы.

«Кстати говоря, вспомни, как ты манипулировал ею и врал ей в лицо месяцами».

Я закончил одеваться и выбросил брошюру в мусорное ведро.

Когда я вкатился в зону ожидания, лицо Отем сначала просияло при виде меня, а потом помрачнело.

– Всё как я и ожидал. Лучше мне уже не станет, – сообщил я. – Я никогда не буду ходить, разве что меня превратят в робота.

– Мне жаль, – сказала Отем. – Хочешь вернуться в отель? Давай никуда не пойдем. Можно заказать еду в номер…

– Нет, я хочу куда-нибудь выбраться. Хочу сводить тебя поужинать. Я же обещал.

– Да, но если ты не в настроении…

– Всё в порядке. Честно.

«Мне нужно увидеть тебя за столом, при свечах, чтобы их свет отражался в твоих глазах».

Некоторая поэтичность этой мысли изрядно меня удивила, и когда мы покидали медицинский центр, мое отвратное настроение немного улучшилось.

Тем вечером я принял душ – это заняло полчаса, хотя раньше я управился бы за десять минут – потом переоделся в темно-серый костюм, белую рубашку и темно-красный галстук. Я уже забронировал столик в «Артизан бистро» внизу. Мы встретились в коридоре у дверей наших номеров, и при виде Отем у меня перехватило дыхание. На ней было белое платье с пышной юбкой, по подолу которой шел узор из черных цветов и лоз. Черные туфли на высоком каблуке и черный клатч. Почти никакого макияжа, только губы подкрашены рубиново-красной помадой.

«Потому что она хочет привлечь внимание к своим губам. Хочет, чтобы ее поцеловали…»

В последнее время стоило мне подумать об Отем, как мои мысли мгновенно выходили из-под контроля; я боролся с собой, стараясь сохранять спокойствие, и не сразу заметил, что Отем тоже не скрываясь меня рассматривает. Ее щеки порозовели.

– Какой ты красивый. Выглядишь опасным, – сказала она.

У меня пересохло во рту.

– Опасным?

– Да. При виде подобной красоты девушки делают глупости.

«Например?»

Меня так и подмывало спросить, о каких глупостях говорит Отем, но язык не повернулся. Во мне нет ничего опасного. Больше нет. Только не теперь, когда я в этом кресле.

«Но она не смотрит на мое кресло, она смотрит на меня, потому что такие женщины, как она, существуют».

– Моя очередь, – заявил я, поняв, что пауза затянулась. – Ты…

Прекрасна, ослепительна, невероятна – всё это так, но это скучные слова. Избитые. Мой мозг заработал на полную катушку, чего с ним не случалось почти год, я пытался сочинить такой комплимент, который друг никогда не скажет подруге.

«Ты совершенная. Есть какая-то возвышенная поэзия в очертаниях твоей шеи, в округлости груди, в изгибе твоих губ. Ты – словно идеальный стих, и я хочу выучить каждую его строчку…»

– Уэстон?

Я моргнул.

– Что?

Отем рассмеялась.

– Кажется, ты пялишься на меня.

– Правда? Извини…

– Ничего. – Она улыбнулась. – Потрясенное молчание – это чудесный комплимент.

Нет, этого недостаточно, особенно для женщины, которая несколькими фразами сорвала покровы с моей души, обнажив пульсирующее сердце, полное слов. До сих пор мне казалось, что все слова в моей душе мертвы, но они никуда не делись.

Похороненные, слабые, но они остались на месте.





Глава двадцать первая

Отем